Нежный бар

Меня соединят с корреспондентом.Как же мне повезло, что «Пента» загорелась! Мои дни беготни за бутербродами и сортировки копий сочтены. Редакторы немедленно организуют мне испытательный срок. Я не мог дождаться, когда расскажу дяде Чарли и Стиву про свою удачу, сенсацию, материалы о «Пента»-огне, — это вызовет хохот в баре. Зная, что мужчины в баре захотят узнать мельчайшие подробности о пожаре, я стал наблюдать. Пожарники казались на удивление спокойными. Они стояли вокруг, смеялись и болтали. Полицейские тоже. Было такое ощущение, что никто не беспокоится. Я посмотрел на отель. Пламени не было. С другой стороны телефонной будки стояла тележка с кренделями. Продавец болтал с пожарниками и забыл про крендели. Они почернели, и от них отлетали сернокислые облачка дыма, который шел прямо ко мне в нос. Ой-ей-ей! Я повесил трубку и ринулся к пожарнику, у которого был самый большой шлем. Его физиономия так походила на кусок вареной ветчины, что он мог бы быть мэром Манхассета.

— Что здесь происходит, начальник? — спросил я. — То есть я хотел сказать — офицер! То есть я хотел узнать, что случилось? Меня зовут Джей Ар Морингер. Из «Таймс».

— Расслабься, парень. Все в ажуре. Это учебная тревога. Мы ее проводим раз в месяц.

— Гостиница не горит?

— He-а.

— Это точно?

Услышав разочарование в моем голосе, пожарник наклонился ко мне, проверить, не собираюсь ли я осуществить поджог. Я вернулся к телефонной будке и набрал номер дежурного по городу. Ответил тот же редактор.

— Вингер! — сказал он. — Извини, связь прервалась. Должно быть, рассоединили, когда я пытался перевести звонок. Подожди, сейчас ты услышишь голос, это будет Боб. Он запишет с твоих слов.

— Уже не нужно.

— Что?

— «Пента», похоже, на самом деле… не горит. Совсем не горит.

— Что?

— Это учебная тревога.

— Что?

— Учебная тревога.

— Вингер, бога ради, ты сказал, что чувствуешь запах дыма.

— Верно. Когда я с вами говорил — забавно, честное слово, — я стоял возле тележки с кренделями. И крендели горели.

Я услышал, как редактор тяжело задышал, будто тоже вдохнул дым от кренделей. Он отдышался и закричал, чтобы Боб отошел. Я услышал, как он сказал: «Ложная тревога. Какой-то копировщик… в телефонной будке возле „Пенты“… крендели горели…» Я не слышал, что сказал Боб, но, судя по его тону, он был не очень доволен.

Редактор снова заговорил со мной:

— Спасибо за звонок. Спасибо, что заставил меня ворваться, как идиоту, с ложной тревогой на собрание, где обсуждали передовицу. Исчезни на сегодня. Купи себе крендель, ладно, Господин Соленый?

Гудки.

Господин Соленый? Я надеялся, что это прозвище не приживется. Даже Джиллермо Вингер лучше, чем Господин Соленый.

Поезд на Манхассет сломался в грузовом парке сразу за Пенн-стейшн. Свет погас, и мы не двигались в течение двух часов. Сидя в темноте, я снова и снова вспоминал свой день. Свист в отделе новостей навлекает беду, придурок! Купи себе крендель, ладно, Господин Соленый?Когда поезд наконец тронулся, когда я очутился у входа в «Пабликаны», было около половины девятого, и я не вошел в дверь — я нырнул в нее.

Бар обслуживал Майкл, двоюродный брат Джо Ди, и я обрадовался. Майкл очень подходил для этой работы, идеальный бармен для моего настроения. Мне нужно было отвлечься, забить голову какими-то новыми темами, а Майкл поставлял новые темы оптом. Будучи единственным трезвым человеком в «Пабликанах» — он много лет не пил, — Майкл всегда четко мыслил и просто искрил интересными фактами и идеями, почерпнутыми из книг. Еще он был известен своей эксцентричностью, и этой эксцентричности я тоже завидовал. Он напоминал мне недавно ушедшего в отставку президента Гранта: грозного, бородатого, с бритой головой, которому до смерти хотелось выкурить сигару. Больше чем когда-либо мне сейчас хотелось посидеть с Генералом Грантом — я надеялся найти у него сочувствие. Не успел я усесться на табуретку, как Генерал Грант выскочил из-за стойки, как пробка из бутылки, и затараторил про Дональда Трампа, Каспара Вейнбергера, ^[73]Малыша Рута и Марлу Хэнсон, ^[74]Джона Готта, ^[75]Карло Гамбино, ^[76]великого герцога Франца Фердинанда, «Ахилла Лауро», ^[77]пробки на дорогах, кварки и истощение озонового слоя. Серный запах сгоревших кренделей начал рассеиваться.

В другой части бара работал Джо Ди. Я помахал ему рукой, но он смотрел сквозь меня как загипнотизированный. Он вовсю болтал со своей мышкой, только на этот раз было похоже, что мышка ему отвечает. Я спросил Генерала Гранта, что, черт возьми, случилось с его братцем.

— Джози здесь, — ответил тот, протирая стойку тряпкой.

— Только не это, — испугался я. — Она здесь? Сегодня?

Он раздраженно кивнул.

Джо Ди недавно развелся с Джози, одной из официанток, и поскольку расстались они не полюбовно, расписание старательно составлялось таким образом, чтобы их смены не совпадали. В некоторые вечера, однако, из-за больничных или отпусков ничего нельзя было поделать — Джози и Джо Ди вынуждены были работать бок о бок. В такие вечера Джо Ди был больше похож на владельца похоронного бюро, чем на бармена. Глядя, как Джози двигается между столами, он шепотом рассказывал клиентам, как нехорошо она с ним обошлась. В один такой памятный день, когда работала Джози, вокруг Джо Ди образовалось подобие бермудского треугольника. Люди подходили за выпивкой и пропадали — их засасывал водоворот печальной повести Джо Ди.

Дядя Чарли винил себя. Это они с Пат познакомили Джо Ди с Джози. Самая неудачная ставка в моей жизни, говорил дядя Чарли всякий раз, когда Джо Ди стонал и жаловался на Джози. Другие бармены закатывали глаза за спиной у Джо Ди и отпускали шуточки про «Джози и затюканного ею бедолагу». Даже Стив, который любил Джо Ди, периодически терял терпение. Наконец он позвал Джо Ди в подвал и сказал ему, что пора повзрослеть. «Ты не можешь так вести себя в баре, — сказал Стив. — Люди от этого впадают в депрессию.Пора стать мужчиной, Джо Ди. Будь мужчиной». Когда я услышал, что Стив вызвал Джо Ди на ковер, я вздрогнул. Я предпочел, чтобы меня повесили, чем вызвали в подвал к Стиву слушать лекцию про то, как быть мужчиной.

Я не мог сказать ни Стиву, ни кому-либо еще, что полностью поддерживаю Джо Ди и сочувствую ему. Если бы я вынужден был работать с Сидни, я бы вел себя не лучше. Кроме того, я не мог плохо думать о Джо Ди, что бы тот ни делал. Я всегда испытывал к нему благодарность за то, что он был добр к нам с Макграу, что учил нас бодисерфингу и беспокоился за Макграу, когда тот заплыл слишком далеко. Также я знал, что Джо Ди присматривал за дядей Чарли. Джо Ди считал себя спасателем и телохранителем дяди Чарли. Переживал, что тот играет в азартные игры. Защищал дядю Чарли в любой барной перебранке. А после того, как дядя отрабатывал ночную смену за стойкой, Джо Ди оттирал за ним пятна и убирал лужи разлитого спиртного. «Чертов Чаз, — говорил Джо Ди, намывая стойку. — Когда он поймет, что хороший бар — это чистый бар?» Потом Джо Ди брал проволочную щетку и зачищал отметины на стойке — там, куда дядя Чарли шарахал бутылками в гневе или в приливе энтузиазма. По-моему, это была любовь.

Еще мне подсознательно нравилось — и я даже слегка завидовал этому, — как Джо Ди справляется со своим гневом. Если его сердце было разбито, он мог разбить пару голов. Он без извинений срывал свое раздражение из-за Джози на пьяных, которые устраивали беспорядки в «Пабликанах». Для Джо Ди заварушка в баре стала своего рода искусством. В драках он был тем, кем Хемингуэй в бое быков, — практиком, знатоком и защитником. Однажды я спросил Джо Ди, в скольких драках он участвовал за свою жизнь, и он стал считать, медленно и восторженно, как Казанова, вспоминающий, сколько женщин у него было. «По меньшей мере в трех сотнях. И проиграл только одну. — Он помолчал, размышляя. — Хотя нет. То была ничья».