Без маски

Единорог ввалился в комнату и очень серьезно сказал:

— Мир дому сему.

Три богатея словно онемели. Тогда Единорог подошел к окну и произнес, будто про себя, но достаточно громко:

— В шторм придется отсиживаться на берегу. Скверная штука — выйти в открытое море, когда волны так и хлещут о скалы. Ничего хорошего!

Затем он отошел от окна, уселся на дровяной ящик у очага и скрестил на груди руки. Его маленькие, широко расставленные глазки, казалось, косили еще больше, чем обычно; кривой нос был вызывающе задран кверху, а рот растянулся в улыбке от уха до уха.

Ульрик перевел дух. Сейчас он выпроводит этого бродягу за дверь с подобающим благословением. Но прежде он так отчитает мошенника, что тот долго его будет помнить. Окончательно распалившись, Ульрик вскочил и зафыркал в усы, точно рассерженный кот. Но вдруг застыл на месте с широко разинутым ртом. То, что сказал Единорог, засело в его голове и в головах компаньонов прочно, как гвоздь в стене. А сказал Единорог следующее:

— Тот, кто дожидается, покуда сельдь придет в этот фьорд, в то время как шторм уже у порога, либо дурак, либо скупой, либо хочет навлечь беду на своих компаньонов… А может, просто неудача ходит за ним по пятам, — добавил Единорог.

«Дурак и скупой»? — чепуха! «Навлечь беду»? — тоже не так страшно. Но ведь он еще сказал: «Неудача ходит по пятам», а это уж намного хуже. Ясно, на что намекает Единорог. Всем известно, что призрак рыбака^[52] бродит где-то неподалеку, и ведь не зря же существует поговорка: «Пришла беда — отворяй ворота». А сначала-то у них всё так хорошо складывалось! Косяки сельди всегда заходили в этот фьорд. Нужно было только постараться всеми правдами и неправдами сделать воды фьорда собственностью компаньонов, так, чтобы никто другой не имел права здесь рыбачить. Это-то и была гениальная идея Мусебергета. Благодаря ей компаньоны могли диктовать рыбакам условия и нанимать рабочую силу и фрахтовые суда по дешевой цене. Дело в том, что они наняли людей рыбачить только в водах этого фьорда. С такими случаями рыбакам до сих пор еще не приходилось сталкиваться. И этим-то компаньоны собирались воспользоваться. Теперь они уничтожат ко всем чертям прошлогодние расценки и старые условия найма. Трехлетний опыт убедил их в том, что сельдь всегда заходила в этот фьорд. Ошибки быть не могло. Заключая контракт с рыбаками, компаньоны всё же бросили им приманку: оговорили, что если рыбакам придется ловить рыбу в другом месте, на севере или на юге, то старые расценки и доли улова остаются в силе. Но этого коммерсанты не боялись. Рыба всегда заходила именно в этот фьорд, Мусебергет предусмотрел всё. Но он не подумал о том, что сельдь может не появиться вообще!

А теперь гениальная идея, и деньги, и снаряжение — всё полетело к черту. Этого убытка каждый из них не мог простить ни себе, ни своим компаньонам.

Но вот появился Единорог и, как видно, хочет им что-то предложить. Этот чертов пес чует сельдь за версту.

Рейнерт Мусебергет прикрыл веками большие совиные глаза, распустил на шее шарф и задумчиво облизал усы кончиком толстого языка. При виде этих жестов Кристафер удивленно уставился на Мусебергета. Затем искоса взглянул на Ульрика, который тоже обратил внимание на странное поведений Мусебергета. Именно поэтому Ульрик медленно опустился на стул и слова проклятия застряли у него в горле. И на этот раз Единорог ускользнул из его рук! Все трое медленно обвели глазами комнату. Им показалось, что морская раковина, лежавшая на комоде, слегка шевельнулась.

Мусебергет прокашлялся.

— Ты что же, притащился сюда только для того, чтобы дать нам добрый совет? — произнес он с презрительной усмешкой. — Никто не посылал за тобой, никому ты тут не нужен. Я еще не забыл твою последнюю проделку, сатана! Не думаю, чтобы ты желал нам добра, хоть и даешь добрые советы.

Единорог ухмыльнулся. И от этого в комнате сразу будто посветлело. Мусебергет был окрылен собственной удачной репликой, которую он постарался запомнить для будущих рассказов об этом случае.

— Уж лучше не доверять заранее, чем после сомневаться, — сказал Единорог.

Компаньоны снова переглянулись. Наступило долгое молчание.

Сомнений больше не оставалось: Единорог, этот старый опытный рыбак, по каким-то особым приметам почуял сельдь.

— Ну, в чем дело? — сказал наконец Мусебергет. — Выкладывай! Да только без уверток и проволочек. Того и гляди, нагрянет шторм.

— У меня есть для вас сельдь! — сказал Единорог.

Все трое быстро вскочили, но тут же поспешно сели снова. Черт побери, они ведут себя как мальчишки!

— Где? — хрипло спросил Мусебергет.

— Вот в этом-то всё дело, — хладнокровно ответил Единорог.

— Сколько? — спросил Ульрик дрожащим голосом.

— Сколько? — Единорог сморщил нос и задумался, как человек, который не желает впасть в преувеличение. — Я думаю, двадцать тысяч гектолитров. Не меньше!

Тут они снова вскочили. Черт с ним, пусть они будут похожи на мальчишек! Да ведь это же спасение!

Они переглядывались друг с другом, безмолвно и быстро обмениваясь вопросами и ответами. Затем пристально посмотрели на Единорога. Не собирается ли он опять сыграть с ними шутку? Тогда пусть поостережется!

Шесть мощных сжатых кулаков угрожающе лежали на столе. Но глаза смотрели с мольбой и надеждой.

Единорог, конечно, был разбойником и отъявленным плутом, которого давно следовало бы засадить в бергенскую темницу, где когда-то сидел Ест Бордсен^[53]. Но нечестным назвать его было нельзя.

— А далеко эта сельдь? — спросил Мусебергет. Теперь он снова стал холоден и спокоен. — Ты видишь, дьявол уже мутит море. Скоро там начнется такая чертовщина, что на берег и то носа не покажешь.

— Нет, недалеко, — ответил Единорог. — Только выйти в море надо не медля. Я вам потом всё объясню. Сельдь там словно в колодце. А кругом — ни суденышка, ни лодки… Никто не ухватит улов у вас из-под носа.

— Даем тебе полную арендную долю улова, — сказал Мусебергет и вытащил из портфеля бумаги.

— Спасибо вам, да только… — Единорог больше ничего не сказал и отошел к окну.

Ульрик следовал за ним по пятам. Они стояли у окна и глядели на черные тучи, которые собирались у горизонта. Они видели, как постепенно темнело море, покрываясь серовато-грязной зыбью. Всем было ясно, что это означает.

— Говори свои условия! — сердито бросил Мусебергет.

Единорог вернулся к столу и грохнул по нему тяжелым кулаком.

— Полная доля улова мне; полная арендная доля и все права — арендатору тех мест. И баста!

Мусебергет задумчиво сморщил нос. Вдруг это место — золотое дно, в котором всегда будет появляться сельдь, а они свяжут себя договором?

Двое других сидели слегка разочарованные, но всё еще возбужденные.

— Договор только на этот год, — тихо произнес Единорог.

Три богача нерешительно переглянулись. Они смотрели в окно, и их била нервная дрожь.

— Потом там сельди не будет, — сказал вдруг Единорог уверенно. — Эта масса сельди — божья причуда, и я тут ни при чем. Ежели там потом будет сельдь — отдаю обратно свою долю улова. Но теперь время не терпит. Не хотите?.. Что ж, найду других рыбаков, поумнее вас. Они-то, небось, поймут, что добрый нюх на сельдь полезнее пасторской помощи и что лучше добыть тихо-мирно малую долю улова, чем перегрызть друг другу глотки из-за большой. Счастливо оставаться! И радуйтесь, что на тот год у вас останутся чистые сухие сети и вам не придется тратить время, чтобы их чинить. Тут, — Единорог обвел комнату глазами, — тепло и сухо; сидите себе на мели и не суйтесь в море. Так-то оно безопаснее…

— Погоди! — закричал Мусебергет. Ни на кого не глядя, он стал писать договор и от волнения то и дело ставил кляксы на бумаги. Кристафер и Ульрик читали из-за его плеча и то одобрительно, то укоризненно покачивали головами. С тяжелым вздохом Мусебергет поставил точку.

— Вот! — зарычал он и швырнул бумагу Единорогу.

Тот, прочитав по складам написанное, поставил внизу свою подпись. Затем другие сделали то же самое. Бумага исчезла в кожаном бумажнике, который Единорог всегда носил за пазухой. Спрятав ее, он ободряюще кивнул своим компаньонам. И лишь тогда Кристафер разворчался; он знал, что Единорог не изменит своему слову, и потому мог позволить себе небольшую резкость.