Без маски

Болото осушалось прямо на глазах у людей.

Адова была эта работа! Но во всяком случае у них оставалось утешение, что ни Единорогу (черт бы его побрал), ни Енсу клад не достался. Это было приятно! Правда, и сами они тоже пострадали. Мусебергет нажил себе горб. Жена его испортила свои полные нежные ручки: покрытые ранами и пузырями, они ничем не отличались от рук жены простого бедняка. Разумеется, теперь и речи не было о том, чтобы пойти к пастору на золотую свадьбу, куда со всех сторон съезжались одни лишь изящные и богатые дамы. Кристафер изувечил большой палец на ноге. Ульрик, стоя в холодной болотной воде, схватил ревматизм, а жене его так досталось лопатой по носу, что он распух и стал вдвое больше. Не обошлось без компрессов и мазей, слёз и стонов! Хорошо еще, что были у богатеев работники, на которых могли они сорвать свою злобу.

Но проходили недели за неделями, и постепенно вся эта история стала забываться.

Тогда-то и произошло важное событие. Оно грянуло как гром с ясного неба. Какой-то рыбак с одного из самых отдаленных островков причалил к пристани, близ лавки Рейнерта Мусебергета. Рыбаку надо было лишь подняться на берег и попросить в долг несколько вершей для ловли омаров. Проходя мимо банкира Кристафера и Ульрика-кожевника, он небрежно сказал:

— А ведь Енс и Единорог как раз сейчас вспахивают то место на острове, где было болото. — Выждав немного, рыбак добавил: — Ну, а потом Енс построит и хлев для скотины, хлев что у твоего богача.

Богачи, стоявшие на пристани, молча посмотрели друг на друга. На их ладонях еще сохранились следы мозолей от работы на острове. Черт бы ее побрал, эту «диагональ»! Но по какому праву эти мошенники завладели чужой собственностью? Правда, ни Кристафер, ни Ульрик не обеднели от этого. Так-то оно так, но Енс обманом разбогатеет на их труде! Неужто Енс думает, что ему пройдет даром такой безнравственный поступок, что они смолчат? Ну уж нет, они ему еще покажут!

Трое богатеев отправились на остров в сопровождении множества лодок. На этот раз они, как хозяева, не таясь поднялись вверх по склону. С шумом пробрались они сквозь кусты можжевельника и спустились вниз к болоту. Там на буланой лошадке, позаимствованной у хозяина острова Ельмеланн, пахал Енс. За ним по пятам шел Единорог. На возвышенности стоял землемер и смотрел в какой-то аппарат. Его помощник ходил по болоту с красно-белыми палками.

Кристафер заметил, что диагональ была выложена камнями. Рейнерт Мусебергет обратил внимание на то, что все рвы и канавки, ведущие к диагонали, были не только выложены камнями, но еще и покрыты толстым слоем земли. Ульрик смотрел на земляной вал. Именно здесь он и его жена показали свои когти и прогнали всех прочь, потому что это место они хотели оставить только для себя! Ведь клад-то должен был лежать здесь!

Все трое поглядели друг на друга. Рейнерт побледнел. Он считался самым башковитым из них. Двое других покраснели как раки. Банкир Кристафер, ловя ртом воздух, медленно наливался яростью. Выражение его лица предвещало грозу. Рот его медленно раскрывался, обнажая в волчьем оскале огромные желтые зубы, способные перегрызть железные оковы. Но вот гнев его перекипел, и он смог взять себя в руки. Однако не успел он открыть рот, чтобы предъявить Енсу заранее заготовленное обвинение в эксплуатации, как Енс взглянул на богатеев и кротко, даже слишком кротко, как показалось Мусебергету, сказал:

— Добро пожаловать на остров Трет! Этот остров называется теперь именно так! Добро пожаловать!

Лицо Мусебергета пожелтело. Он смотрел на болото. Да, неплохое здесь выйдет пастбище! Уж не меньше, чем для десяти коров.

— И спасибо вам за помощь! — сказал Енс и протянул руку. Как раз в этот момент заржала лошадь. — Большое спасибо, и да благословит вас всех господь!

— Аминь! — произнес Единорог и застенчиво отвернулся.

— Эй! — закричал в это время землемер. — Теперь граница проходит как раз через возвышенность! Хорошее получится у тебя местечко для сушки трески. Болото находится посреди твоих владений. Понятно тебе, Енс?

— Спасибо, и еще раз спасибо, — снова сказал Енс богатеям.

Он повернулся и стал с таким невинным выражением лица понукать буланого, что у Кристафера закружилась голова, а Ульрик даже подпрыгнул от бешенства. Правой рукой он схватился за лоб, но тотчас отдернул ее прочь, словно опасаясь заразы. Его белые руки были в мозолях. Израненная, затвердевшая кожа на ладонях еще не совсем зажила.

Но самое скверное произошло в тот же вечер, когда все мужчины и женщины собрались, как всегда, на молу и стали обсуждать поиски Клада Шотландца и все прочие события, связанные с этими поисками. Тут же стояли три богатея. Им было противно даже смотреть друг на друга. А тут еще вниз к своей черной маленькой лодке спустился Единорог. Серьезный был у него вид, словно рыбак затаил в душе тяжкое горе. Но раньше чем отчалить от пристани, он спросил, усмехаясь и показывая на островок справа:

— Ну как, нашли свою «диагональ»?

Тут богачей словно осенило! Они поняли всё. Снова этот негодяй занялся своими проделками! Кристафер медленно обернулся к Ульрику и с угрожающим видом стал приближаться к нему.

— Идиот! — заорал он так громко, что крик его услышали даже те, кто жил далеко от пристани. — Это ты втянул нас в эту историю! Ну и поплатишься ты за это!

Ульрик громко вскрикнул. Остальные разинули рты. Но прежде чем кому-нибудь удалось произнести хоть слово, в ход, как самое веское доказательство, были пущены кулаки. Потому что словами здесь уж ничего было не поделать. Мусебергет поспешил удрать домой.

И с тех пор начались в этих краях жестокие распри. Столпы общества — Ульрик, Кристафер и Рейнерт — не сговаривались больше о ценах на рыбу, не обсуждали, сколько им следует платить работникам. Тогда лишились они всех своих денег и не в силах были даже вспомнить о прошлом. И петля кабалы, в которой они сообща держали бедняков, стала распускаться.

А на острове Трет царило веселье. Там, запряженная в плуг, трусила рысцой выносливая буланая лошаденка. Вслед за ней, насвистывая песенку, шагал Енс, который вырвался наконец из кабалы. За ним следовала жена, а позади бежала ватага ребятишек. У них уже успели округлиться щёки.

А далеко-далеко по глади залива, подгоняемая сильным ветром, скользила черная парусная лодчонка с невиданно высокой мачтой. Должно быть, Единорог спешил. Верно, какой-нибудь другой бедняк в нужде послал за ним, этим Робин Гудом или Ходжой Насреддином здешних островов.

Солнце всё ниже и ниже опускалось в море.

Через полчаса небо окрасилось багряно-золотистым заревом. Потом выплыли мерцающие звёзды. Старики говорили, что в таких случаях наступают холода. Но всё это предвещало рыбакам богатый улов.

О том, как Тьодолфу из Йормвикена счастье привалило

(Перевод Ф. Золотаревской)

«Без лисьей хитрости лису не перехитришь, — сказал Морской Волк^[50].

К северу от Бергена посреди моря лежит густая сеть маленьких островков. Островки эти так тесно примыкают друг к другу, что закрывают морю свободный доступ к побережью. Морские волны, ударяясь об этот своеобразный барьер, с сердитым урчаньем бурно устремляются в узкие проливы между островками. Рейсовые пароходы могут войти в фьорд только под защитой длинного мола.

Позади этого мола, на заливе, проникающем глубоко в сушу, лежит один из тех заброшенных островков-болот, на которых, быть может, во времена древних саг глухо шумели могучие сосны. Теперь здесь остались лишь сгнившие корни да топкое болото с глубокими, таящими гибель трясинами. Во времена древних саг добывал здесь, наверное, древний норвежец болотную руду, и это было для него таким же привычным делом, как хлебопашество для крестьянина в наши дни.

Пятьдесят лет назад на менее болотистой восточной части острова обитало несколько рыбачьих семей. И было им тут вовсе не так уж плохо. Что же касается удлиненной западной части островка, то там жил всего лишь один бедняк арендатор. Правда, позднее молодые предприимчивые поселенцы заинтересовались и этой частью островка, но в то время, о котором пойдет рассказ, она была совсем пустынной. Домишки, стоявшие здесь, были еще более ветхи и убоги, чем обычные жилища бедного люда. Трудно было поверить, что какое-либо живое существо может осесть в Йормвикене^[51]. Глубокий и длинный фьорд тянулся от моря узкой полоской меж высоких отвесных скал, расстояние между которыми не превышало и пятидесяти метров. Внутри шхер фьорд постепенно расширялся в залив. Дно залива было покрыто толстым слоем ила. Глубина здесь была не более чем два фута, и Тьодолфу приходилось оставлять свою лодку на причале далеко от берега. Но зато в часы прилива он добирался на ней до самого дома.