Ночь - царство кота

Их больше ничто не удерживало в Бубастисе. Абана и Майати, как и хотели, нашли себе женихов. Нинетис отвергла все предложения, в том числе, остаться при дворе Осоркона, и страстно хотела домой. Она покидала Гераклеополис тихой девушкой, Бубастис как-бы разбудил в ней женщину, полную энергии и очарования ее матери, и Юсенеб подумал, что у Ахмеса, наконец, будет хорошая хозяйка в доме.

Хори, напротив, потускнел, исчезла бьющая через край энергия. Осоркон сделал все, чтобы отравить Хори жизнь, не напрямую, конечно, и Хори на каждом шагу натыкался не то что бы на открытую враждебность, но на столичную холодность. Его не приняли в круг, терпели сквозь зубы, смеялись и злословили за спиной. Нинетис командовала слугами, отдавала приказания капитану поднять парус с зеленым драконом со стрекозиными крыльями, о котором в Бубастисе давно ходили легенды. Северный ветер сулил быстрое возвращение домой, гребцы молились Богам, чтобы те не отменяли случайную милость, по причине которой они могли полагаться на ветер, заменявший энергию мышц:

— О, Нил, властелин земли, пришедший дать жизнь Египту! Благословен тот день, когда явился Ты из тьмы напоить землю, созданную Великим Ра, чтобы дать нам хлеб, фрукты и вино. Нетленен Твой Храм, о, Господин рыб и птиц, приносящий зерно и плоды, не дай страдать от жажды богам, и да не исчезнет род людей. Когда Ты уходишь — гибнет и стар и мал, и страдает земля Египта, но лишь появишься вновь — радуется земля, и вдоволь пищи.

— О, Нил, создатель всего на земле, благодетельный источник жизни! Твои приношения — благодарение богам, да будут щедры их жертвы. Наполни наши закрома и амфоры, чтобы каждому богу досталась его доля. Никто не видел Твоего лика, и не знает, где Ты обитаешь, но мы — Твои дети — благодарим Тебя за добро, принесенное Тобой из тьмы, и за наши цветущие сады.

— О, Нил, велик Твой гнев, которого боятся даже рыбы, разрушающий жилища, или же иссушающий землю! Возносим мы сию молитву, чтобы защитил ты нас, и год за годом поднималась вода твоя, и да будет праздник на земле во славу Великих Богов! Птицы — да будут тебе жертвой, газели — да пасутся в твоих угодьях, чистое пламя — да разгорится оно в твою честь. Процветай, о Нил, наш Господин, дающий жизнь Египту! Приди и процветай, о, Нил!

Они сидели на палубе рядом, старый слуга и его молодой господин. Но роли меняются, как в театре, когда сегодня ты раб, а завтра ты властелин земли, и мастерство актера, будучи рабом, играть царя. Они молчали, слова им не требовались, и на них взирали боги, а когда на тебя столь пристально смотрят — лучше помолчать, чтобы не наговорить глупостей. Высокая вода не спадала, покрыв пороги и перекаты, и сделав путешествие приятным и не опасным. Весна в разгаре, и солнце начинает припекать по-настоящему, но дерево палубы — не камни, оно приятно, не обжигая, греет спину. К полудню ветер стихает, и гребцам приходится несладко в духоте трюма. Слуги пальмовыми листьями, предшественниками кондиционеров, разгоняют жару в отдельно взятой точке корабля. Хори рад избавиться от Бубастиса, чужого города, подавляющего суетой и шумом. Нил вокруг, священная вода, у которой он просил благословения. Чайки летят за кораблем, переругиваясь из-за кусков хлеба, бросаемых им Нинетис. Она пытается накормить чаек с руки, они пикируют, кричат и дерутся, отчаянно хлопая крыльями. Нинетис счастливо оглядывается, ее глаза светятся озорством и восторгом. Юсенеб смотрит на нее, улыбаясь, рассевшись на палубе господином.

К вечеру они достигли Гизы, той самой пристани, с которой начинался их путь к великим пирамидам.

— Я хочу поклониться Сфинксу, моему покровителю, — сказал Хори, сойдя на берег.

— Что ж, — ответил Юсенеб, — утром двинемся в путь, хоть и близко, да в гору.

— Юсенеб, — спросил Хори, глядя в пламя костра, — что это было тогда, когда умер Анубис, что означал тот взгляд?

— Боги гневались на тебя за твою непокорность. Сам Осоркон воздавал почести Анубису, а ты, выходит, перечил богам.

— В ту ночь я просил разлития Нила, чтобы утопить врагов, спасти Гераклеополис, и Осирис благоволил мне. А сейчас я чувствую, что боги меня покинули.

— Ты должен принять их суд, когда бы он ни состоялся, даже после жизни.

— Что может быть плохого в раннем паводке? Египет процветает, враг уничтожен.

— Я бы очень хотел, Хори, чтобы все так и было.

Утром они отправились в путь, чтобы к вечеру увидеть Великие Пирамиды. Хори вошел в Храм Сфинкса и, как и прежде, поклонился на четыре стороны, последний поклон на Восток. Он стоял неподвижно какое-то время, после чего повернулся к западной стене и произнес:

— Преклоняюсь перед тобой, о Великий Ра, создатель жизни и света, защитник смертных. Ты возносишься и сияешь, и даешь свет миру, созданному Королевой Богов матерью нашей Убасти. Преклоняюсь перед ней, перед творением ее рук — да будет она благословенна и всесильна во все времена года. Святы боги — душа сего Храма, соединяющие бренную землю и Божественное небо. Да предадут они огню их врагов, и да отсохнут их руки. Преклоняюсь перед тобой, о Ра — создатель жизни и света, защитник смертных.

— Славлю тебя, создатель, защитник земли и неба, о Ра, сын Убасти, повелитель небес. Сердце мое принадлежит тебе, давшему мне живую душу. Пусть сияет вечно твой небесный свет, твой вечный огонь, освещающий мир. Преклоняюсь перед тобой, о Ра — создатель жизни и света, защитник смертных.

— Божественную почесть воздаю я тебе, о Ра, создателю жизни и света, защитнику смертных и матери твоей Убасти. Укажи мне путь из темноты к свету и помоги мне выполнить предназначение и судьбу мою. Преклоняюсь перед светом и перед создателем. Преклоняюсь перед тобой, о Ра!

Хори снова поклонился на четыре стороны, последний поклон на Запад, и лишь только он сделал это, как раздвинулась западная стена, и раскрылась дверь, и предстал пред Хори Сфинкс. Величественная голова его возвышалась над песком, почти засыпавшим плечи громадного льва. Под небольшим барханом угадывалось скрываемое пустыней львиное тело.

— Я ждал тебя, о Хори, — глухо произнес Сфинкс. — Настала пора освободить мое тело от песка пустыни. Помнишь ли ты свою клятву, о Хори?

— Помню, Великий Сфинкс, — ответил Хори, — помню и повинуюсь.

Юсенеб сидел под стеной Храма Сфинкса и смотрел на Хори. В руках у юноши было некое подобие лопаты из дерева, которым он отгребал песок от могучих лап. Хори стремился оставаться в тени, поэтому раскопки шли полукругом — сначала левая сторона Сфинкса, потом между лапами, потом правая сторона. С наступлением темноты, Хори, наскоро поев, отправлялся спать, чтобы назавтра снова вернуться к своему занятию.

Изо дня в день Хори размахивал лопатой и отгребал песок.

Из ночи в ночь, ветер пустыни сводил на нет его усилия, и наметал песок к каменным бокам Великого Сфинкса.

Юсенеб знал, что его судьба накрепко связана с судьбой Хори.

Хори… Хори суждено было до конца дней выполнять обещание, данное Сфинксу.

Юсенебу… Юсенебу суждено было оставаться с Хори до конца его дней, ведь он сам об этом попросил.