Ночь - царство кота

Глаза слипались, последние слова он произносил уже в полусне. Права девчонка, подумал он сквозь сон, когда говорила, что чем длиннее — тем лучше.

Он увидел себя ястребом, делавшим круги над Бубастисом. Внизу была дворцовая площадь, на холме к востоку от города возвышался Храм Осириса, а в западной стороне, скрытый под кронами деревьев, угадывался Храм Убасти. Хори-ястреб медленно кружил над площадью, замечая, как кошки, испугавшись его тени, стремительно мчащейся по земле, бросаются в стороны, ища укрытие. Хори пролетел над Храмом Убасти, вызвав и там кошачье смятение, и повернул в сторону Нила. Было прозрачное весеннее утро, и он мог видеть далеко вперед. Пирамиды, так поразившие его вблизи, казались детскими игрушками, могучий Сфинкс, котенком охранял покой усопших. У домишек, почти неразличимых сверху, только по тени, копошились люди, похожие на мелких козявок. Он летел на юг над великой нескончаемой рекой, следуя причудливым извивам нильского русла, повторяя в обратную сторону дорогу, проделанную им недавно по реке, на которой щепками болтались рыбацкие фелюки.

Постепенно солнце поднялось выше и сместилось к югу, оно отражалось от поверхности реки, рябило бликами, огнем играло на медных носах фелюк. Вдалеке справа, на западном берегу показались знакомые очертания Храма Девяти богов, а через некоторое время и дворец Ахмеса. Хори-ястреб сделал круг над Гераклеополисом и не узнал свой город. Все оставалось на месте, и Храм, и дворец, и дома, и базар, но людей почти не было видно, даже базар, казалось, вымер. Редкие фигуры торопились заскочить в дома, как-будто за ними гнались. Хори спустился пониже и сделал круг над дворцом: теперь он все понял — почти все мужчины собрались во внутреннем дворе и готовили оружие. Но где же враг? Или это взбунтовались рабы? Хори поднялся повыше и сделал еще один круг. Даже крестьян не было видно в полях. Тогда Хори-ястреб решил подняться как только можно: он кругами начал набирать высоту, пристально вглядываясь в окрестности. Другие птицы взирали на него с удивлением, чего, мол, делать дураку на такой высоте. Воздух стал заметно холоднее, когда Хори заметил далеко на востоке, на другом берегу Нила, поднимающийся дым. Он прекратил кружить над городом и ринулся поперек реки. Острое ястребиное зрение его не обмануло — он увидел множество шатров и большое количество воинов вокруг, гораздо больше, чем население города. Хори снизился над шатрами и сделал несколько кругов: сомнений не было, Гераклеополису грозила недюжинная опасность. Теперь он заметил то, что упустил на большой высоте: на берегу скопилось множество лодок, вокруг которых копошились люди, загружая и привязывая поклажу. Другие занимались тем же, чем и горожане — готовили оружие, третьи тренировались в стрельбе из луков и метании копий, конные рубились саблями на скаку, вздымая столбы пыли.

Хори-ястреб, пытаясь разглядеть все получше, снизился настолько, что испугал снующих по лагерю воробьев. Тогда и люди обратили на него внимание, они сочли нехорошим знаком, что ястреб кружит так низко над их лагерем. Не успел он опомниться, как в него полетели десятки стрел. Всей его быстроты не хватало, чтобы увернуться от обстрела, и тогда он камнем упал вниз, раскрыв крылья перед самой землей. Один из конников попытался достать его копьем и задел за крыло, но Хори удалось увернуться и на этот раз.

Он взмыл обратно в небо, пора было возвращаться в Бубастис.

Хори открыл глаза, когда утренний свет разогнал темноту в Храме Осириса. Болело плечо — на нем красовалась глубокая царапина от острого камня, на который он улегся, не заметив в темноте. Ночной холод сковал его тело, и каждое движение давалось с трудом. Он выбрался наружу и сел на ступенях погреться на солнце. Остатки костров все еще чадили, окутывая Бубастис терпким прогорклым туманом, запорошенные копотью улицы напоминали давно не чищеный дымоход. Собаки бродили меж дымящихся костровищ в поисках остатков вчерашнего пиршества. Хори побрел ко дворцу. Его слегка пошатывало — то ли подводили застывшие члены, то ли сознание того, что участь Гераклеополиса практически решена, а с ним и участь отца, уславшего дочерей и его самого подальше от беды и верной смерти. Вот так выглядит сожженный город, кисло подумал Хори, глядя на покрытые пеплом головешки, рассыпанные по улицам вместе с горами мусора. Для полноты картины не хватало только разрушенных домов.

Юсенеб. Ему нужен Юсенеб, теперь Хори понял, почему отец так не хотел с ним расставаться, а потом, скрепя сердце, послал его вместе с ним и сестрами в Бубастис. Но Юсенеб теперь знаменитость, почти что Бог, сошедший на землю. Хори вспомнил его взгляд, там, в покоях Осоркона, напомнивший взгляд Сфинкса, проникший внутрь, заставивший беспрекословно подчиниться. Подул утренний ветерок, и дышать стало легче. На улицы выползали жители, принимаясь сгребать и сжигать оставленный мусор, обмениваясь впечатлениями о вчерашнем празднестве. На входе во дворец стража преградила ему дорогу, но пропустила без лишних слов, когда он назвал себя.

— Хори! — бросилась ему на шею Нинетис. — Где ты был всю ночь? Ты не был даже на пиру во дворце, Осоркон наверняка разгневается на тебя.

— Есть вещи поважнее, чем гнев Осоркона, мы должны собираться обратно домой.

— Почему, праздник же только начинается?

— Отцу грозит опасность, не только отцу, но и всему Гераклеополису. Чужое войско стоит за Нилом, переправься они через реку, и ничто им не может помешать разрушить город. Наши силы слишком малы, чтобы противостоять им.

— Но как ты узнал?

— Я ходил к предсказательнице, а потом провел ночь в Храме Осириса.

— А если предсказание не верно?

— Не может быть, Нинетис, я был там.

— Где?

— В Гераклеополисе!

— Но как? Мы плыли вниз по Нилу пять дней, а вверх будет все шесть, как ты мог за одну ночь побывать в Гераклеополисе?

— Осирис дал мне крылья ястреба и его острый взор. Мне нужен Юсенеб, может он подскажет, как можно быстро добраться обратно, ты права — по реке это займет дней шесть, мы не успеем на помощь.

26

Юсенеб принимал царские почести, ему отвели лучшие покои во дворце Фараона, на пиру он сидел по правую руку Осоркона и вместе с ним взирал на раболепие гостей, старавшихся друг друга перещеголять. Ему было непонятно, то ли он был гостем Фараона, то ли присутствовал на празднике в качестве Фараонова кота, ранее усопшего. Если считать один котиный год за семь человеческих, то Анубис почил глубоким стариком — ему перевалило за сто двадцать лет. Не дай Бог дожить до ста двадцати, подумал Юсенеб, и его восьмидесяти хватит, но какой неожиданный поворот: вчера его едва не скормили заживо зверям, а сегодня он на вершине мира. Но все-таки Осоркон его побаивается, не доверяет, поэтому и держит при себе, а за дверьми всегда находится стража, на всякий случай. Хотя, что может против него стража?

Праздничный пир удался на славу, Юсенеб занимал почетное место подле Осоркона, и слуги неутомимой чередой приносили все новые и новые блюда. Вначале подали блюда с сушеными фруктами, дыни и яблоки, а также изюм. Потом наступил черед хлебов и вареной капусты, которые сменились свежими огурцами, редиской и луком. В качестве особого лакомства подали давленый чеснок, смешанный с порубленной кинзой, в оливковом масле, куда макали свежий хлеб из проса, ячменя и пшеницы. Смесь из хумуса с горохом и зеленью показалась Юсенебу отменно вкусной. Наступил черед рыб: жареные на огне окуни сменились запеченными карпами и зубаткой, а отборные копченые угри были бесподобны. Осоркон знал толк в трапезах — перед мясными блюдами в зал призвали музыкантов, и гости отправились растрясать съеденное. Юсенеб рассматривал танцующих, движения которых сводились, в основном, к потрясанию поднятыми вверх руками, и хлопанью в ладоши под ритмичные звуки барабанов, цимбал и тамбуринов. Он заметил сестер Абану, Майати и Нинетис, веселящихся среди гостей, но Хори нигде не было видно.