Чужая шкура

Под прицельным огнем фотовспышек певец бескрайних просторов приобнял за плечи превосходного стилиста и борзое перо. Чуть поближе, Ив, улыбочку, Анджело, и вы, третий, смотрите на меня, пжалста.

— Ты как, старик, ничего? — подивился моему непривычно беспечному виду Берже.

Я заверил, что ничего. Нарушая традицию, он ни слова не сказал ни о своих авторах, ни о своей собственной книге. Нужную информацию он добывает первым и, конечно, уже знает, что моя должность освобождается, а значит, нет смысла что-либо мне продавать.

— Ладно, все утрясется, — заключает он, смяв мое плечо с дружеским участием, очень похожим на искреннее. А почему бы и нет, ведь ему это ничего не стоит.

После горячего я исчез и прежде, чем выкинуть усы в помойку, решил устроить себе самую последнюю проверку.

Шамперре — это средней руки выставочный центр, где проходят то распродажи подержанных автомобилей, то аукционы антиквариата, то презентации новых технологий, то слеты ясновидящих. Я купил в кассе билет с правом на консультацию и, вооружившись планом центра, устремился в лабиринт на поиски мадам Раниты, павильон Ф-19. Побродив между витринами с оккультным товаром и прозрачными кабинками, где провидцы вопрошают свои кристаллы в клубах ладана, увидел наконец вывеску, соответствующую отметке на плане. Маститые соседи, обладательница Золотой Совы 96 в области белой магии и медиум — «участник телепередач» совсем затмили мою ясновидящую соседку, и она целиком погрузилась в чтение журнала «Современная женщина». Отодвинув занавеску, я голосом Фредерика спросил, свободна ли она. Гадалка закрыла журнал, сунула ноги в туфли и указала мне на стул.

Сажусь медленно, понимая, что играю с огнем. Но сердце щемит не только от страха разоблачения. Нынче утром я зарегистрировал «жука» Ришара на имя Фредерика и очень тяжело пережил эту экспроприацию, это физическое и административное вторжение одного в жизнь другого. Я создал слишком сложную систему координат и стал подозрителен сам себе. И если восстановление кредитки прошло как по маслу, то эпопея с «жуком» превратилась в кошмарные испытания. Несмотря на усы, очки в черепаховой оправе и кашемировую куртку, я совсем запутался в своих героях, в их голосах, жестах и подписях. Работник штрафстоянки, сидящий за переговорным устройством, должно быть, принял меня за психа. К счастью, процент наркоманов в Алле столь велик, что мои заморочки не вызвали у него особого интереса.

— Перетасуйте карты, разложите три стопки по шесть и четыре первые переверните.

— Что-что?

Она повторила помедленней. Я сосредоточился, чтобы приспособиться к настоящему моменту, к моему персонажу, костюму, уровню жизни, положению безутешного вдовца и проблемам на работе.

— Странно, — бурчит она, разглядывая перевернутые мной карты.

— А что такое? — Мой голос звучит не так беззаботно, как хотелось бы.

— Откройте еще две.

Естественно, я не собираюсь напоминать ей, что в прошлый раз она только слышала, и ей не надо было изучать мою судьбу по картам. Думаю, здесь, в окружении конкурентов, ей все же приходится устраивать хоть какое-то шоу. Впрочем, она закрывает глаза, даже не взглянув на только что открытые мною карты, поворачивает руку ладонью вверх и манит мою руку к себе легким движением пальцев. Я повинуюсь.

— Другую, — произносит она, не открывая глаз.

С комком в горле я поменял руку и ощутил уже знакомый мне жар. Ее дыхание участилось, крест закачался на груди, из пучка выбилась прядь волос. Голова беспорядочно мотается и колышет штору кабинки. Она три раза вздыхает, что-то бормочет, и только потом хриплым, свистящим голосом произносит на одном дыхании:

— Кто-то из мира мертвых печется о вас… Женщина. Огромная сила… Все вам будет удаваться, даже то, на что вы и не надеялись… Но за это надо платить, сами знаете. Научитесь терять, чтобы получать обратно. Что вы отдали, то к вам вернется. Будет счастье, будут испытания… Все кончится так, как вы захотите.

Тишина постепенно заполняется внешними шумами. Гадалка с затуманенным взором поправляет занавеску, которая все еще раскачивается.

— Хотите задать вопрос? — бормочет она, прокашлявшись.

Нет. Я уже получил ответ. Встаю, потрясенный до глубины души. Те же слова. То же откровение под воздействием тех же токов. А ведь она точно меня не узнала, и вел я себя совершенно иначе, и настрой был другой. Выходит, несмотря на смену внешности, сущность моя осталась прежней, она и побудила меня сменить обличье, только на самом деле никакой метаморфозы не было, я просто сбросил полинявшую шкуру.

— Талон, пожалуйста.

Я порылся в карманах, отдал ей входной билет, и она его тут же вернула, надорвав до середины, как билетерша в кино.

Иду назад через толпу одиноких, страждущих, неизлечимо больных и безработных, от которых отвернулось общество, вынудив их искать спасение в паранормальном. Пока я пробираюсь к выходу, готовый окунуться с головой в мою новую жизнь, к моему ликованию примешивается братское сочувствие этим людям, которые подобно мне, но вряд ли по своей воле стали ущербными и, видно, до самой смерти будут тщетно стараться обрести себя. Я понимаю, как мне повезло, и мечтаю сделать для них хоть что-нибудь. Но кто из них рискнет последовать моему примеру? Плюньте на свою прежнюю жизнь, забудьте о карьере, научите друзей обходиться без вас — вот рецепт моей свободы, за который благодарные люди побьют меня камнями и будут правы.

Как только я вышел на улицу, облако ладана, на котором я воспарил, быстро растаяло. Метров через сто, пройдя вдоль непрерывной череды машин у обочины окружной магистрали, я подумал, что моя ясновидящая соседка, вероятно, всем говорит одно и то же. Сочинила стандартный текст на любой вкус, учла самые распространенные тревоги и надежды, дала универсальный совет, который наверняка кому-то помогает. Заметив наконец «армстронг», я осознал, что вот уже пять минут разыскиваю «жука». Пришла пора определиться и больше не сворачивать с пути.

Со всеми формальностями я, как и собирался, покончил к шести часам вечера. Осталось только познакомить Лили с домовладельцем. Но сначала ввести в курс дела Тулуз-Лотрек, я встречаюсь с ней через двадцать минут. Попрошу ее тактично присматривать за Лили и в случае необходимости предупредить Ришара Глена, который живет на улице Лепик в доме 98-бис — у меня с ним всегда были натянутые отношения. Возможно, она спросит меня, почему я уезжаю, не оставив адрес. Я намекну ей, что у меня новая любовь, новая жизнь, последний шанс. Допытываться она не будет. Думаю, предложит забрать Алкивиада к себе. Пусть обсудит это с Лили, он, кажется, не любит кошек, хотя у него их никогда не было. Несколько секунд мы будем жать друг другу руки, желать счастья и удачи. Наш кофе так и останется нетронутым.

В четверг, в 20 часов 48 минут, на Северном вокзале Карин выйдет из поезда, я прижму ее к себе, поцелую, и она больше никогда не почувствует на моих губах привкус клея.

~~~

Я никак не ожидал найти в телефонном справочнике столько Гленов. В одном Морбиане их тридцать восемь. Выписав номера телефонов, я стал звонить с карандашом наготове, чтобы вычеркивать, делать пометки или ставить вопросительные знаки. Исключил супружеские пары, студентов, матерей-одиночек, одного гомосексуалиста, три автоответчика, где сообщения начинались со слов «мы…», и «сейчас я в рейсе…», фирму «Ассенизатор Глен». Список тает на глазах. Сердце мое забилось в робкой надежде, когда одна старушка спросила, кто я. Голос приятный, чуть дрожащий. Я пошел ва-банк. Здравствуйте, меня зовут Ришар Глен, мы, кажется, родственники…

— Минутку, мсье, я позову зятя…

Кладу трубку. Осталось четыре варианта. По логике вещей, наверняка попадется хоть какая-нибудь одинокая престарелая дама. У меня остались Андре, Антуанетта, Жанна и 3. Начал с последней, вероятно, ее зовут Зоэ. Ответил Золтан. Грымза Андре прервала меня на полуслове, заявив, что кухню она уже отремонтировала. У Антуанетты занято. Жанна скончалась, о чем сообщил молодой человек, который теперь владеет ее бакалейной лавкой. Услышав огорчение в моем голосе, он сказал о ней несколько добрых слов. И каждое попало в точку. Именно такую бабушку я искал. Бабушка Дак из комиксов. Ей было семьдесят семь, одна на всем белом свете, она до последних дней тянула свой маленький бизнес, со всеми была приветлива и умерла как раз тогда, когда я получил первое письмо от Карин, это символично, и я скрестил пальцы под креслом. Конечно, я бы предпочел живую бабушку, которая за умеренную плату согласилась бы признать, что вырастила меня, я бы поделился нашими общими воспоминаниями, заставил бы выучить их и придумал бы события ее жизни, совпадающие с тем, что я уже о ней рассказал; Карин с дочкой полюбили бы приезжать к ней на каникулы, и радушная «бабушка» пекла бы вкусное печенье к их возвращению с пляжа, а по вечерам, у камелька рассказывала бы сказки про домовых, эльфов, злых духов и карликов… Нет, эльфы — это что-то скандинавское. Но что поделать, бабушка внезапно умерла, а я не хотел сразу говорить об этом Карин, которая успела к ней привязаться еще до знакомства. Мы вместе сходим на могилу на кладбище Плукоп, что между Мороном и Тринитэ-Пороэ. Я поблагодарил любезного юношу. Он сообщил, что домик Жанны Глен продается. Что ж, почему бы и нет.