Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство

Мы с отцом прошли несколько кварталов, не сказав друг другу ни слова. У меня хватило ума не расспрашивать его насчет алкоголизма и того, как он живет. Но слова дяди Ли о том, что я могу помочь отцу, не давали мне покоя. В конце концов я не выдержал, остановил отца и спросил его напрямую:

— Что случилось?

Он закашлялся и полез в карман за сигаретой. Потом трясущимися руками попытался зажечь ее, и ему даже удалось, правда, не с первой попытки.

— Тебе лучше забыть обо всем. Забыть про мать, про дом, про… про все забыть. Как будто этого никогда не было… — Он жадно затянулся. Я попытался заглянуть ему в глаза, но он щурился и смотрел в сторону. — Это все твоя мать. Она сумасшедшая… Постарайся забыть, — приказал он и махнул рукой, словно в последний раз прятал под ковер наш семейный секрет.

— Нет, папа, я не про то говорю! Я за тебя беспокоюсь!

Я задрожал и закрыл глаза, пытаясь справиться с накатившими чувствами. Мне хотелось крикнуть отцу, что мне за него страшно, но не хватало смелости. Я все не мог решить, как лучше поступить. Конечно, отец должен сам решать, что делать со своей жизнью, раньше никто и не думал оспаривать его авторитет. Но сейчас он выглядел как ходячий мертвец. Руки постоянно дрожали, а веки набухли так, что он их едва поднимал. Я чувствовал себя неловко. Мне не хотелось злить отца, но дальше молчать я не мог. «Почему ты бросил меня? Почему не позвонил ни разу? Почему не мог быть обычным папой, ходить на работу, играть со мной в футбол и ездить на рыбалку? Почему не мог быть нормальным?» — кричал я про себя. Но вместо того чтобы озвучить свои мысли, я глубоко вдохнул и открыл глаза:

— Мне очень жаль. Просто ты мой отец… и я люблю тебя.

Папа докурил сигарету и отвернулся. Он слышал меня, но ему не хватало духу ответить. Алкоголизм и разбитая семейная жизнь лишили его возможности что-то чувствовать. В тот момент я понял, что отец умер. Действительно умер. Мы пошли дальше, глядя себе под ноги и изо всех сил стараясь не смотреть друг на друга.

Несколько часов спустя отец провожал меня на станцию. Когда автобус подъехал, папа отвел меня в сторону.

— Хочу кое-что тебе показать, — с затаенной гордостью сообщил он. И вытащил из кармана кожаное удостоверение пожарника с фирменным жетоном. — На, держи, — сказал он и осторожно вложил удостоверение мне в руку.

— R-1522, — громко прочитал я; буква «R» означала, что папа действительно ушел на пенсию, то есть его не уволили, чего я, если честно, боялся. А номер он получил, когда в первый раз пришел в пожарную службу.

— Это все, что у меня есть. Единственная вещь в жизни, которую я не испортил. И вот это у меня никто забрать не может, — твердо произнес он, указывая пальцем на жетон. — Когда-нибудь ты поймешь.

Я кивнул. Я уже понял. И всегда понимал. В прошлом я нередко воображал, как отец в темно-синей форме пожарника поднимается на сцену, где ему вручают медаль за храбрость, а мы — его счастливая семья — сидим в зале и радостно аплодируем. Я был уверен, что когда-нибудь обязательно наступит такой день.

А теперь, глядя отцу прямо в глаза, я возвращал ему жетон пожарника — главное достижение его жизни.

— Я тобой очень горжусь, пап, — сказал я. — Правда.

На секунду глаза отца заблестели, словно его боль куда-то исчезла. А через несколько минут он уже сажал меня в автобус. Напоследок он пробормотал, отведя глаза в сторону:

— Уезжай отсюда. Уезжай как можно дальше. Твоего брата Рональда забрали в армию, так что скоро придет и твой черед. Уезжай. — Он похлопал меня по плечу. Но прощальные слова отца были другими: — Делай то, что считаешь должным. Не будь таким, как я.

Я пробрался на свое место и прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть отца в толпе. Мне хотелось выпрыгнуть из автобуса и обнять папу, взять его за руку или просто посидеть рядом, как сидел в детстве, пока он читал вечернюю газету. Я мечтал, чтобы он снова стал частью моей жизни. Мне был нужен отец. Пока автобус ехал по улицам Сан-Франциско, я не сдержался и начал тихо плакать. Я сжимал кулаки и чувствовал, как груз, лежавший на моей душе все эти годы, начинает распирать меня изнутри. Сегодня я понял, что отец ужасно одинок. Я молился, чтобы Господь присмотрел за ним, согрел его ночью и отвел от него беду. Я чувствовал себя ужасно виноватым. Мне казалось, что именно я довел отца до такой жизни.

После встречи с дядей Ли я не раз задумывался о том, чтобы купить домик в Гверневилле и забрать к себе отца. Только тогда я смогу облегчить его жизнь, только тогда мы сможем восстановить нормальные отношения. При этом я прекрасно понимал, что все мои планы — лишь пустые мечты и я ничего не смогу сделать. Я проплакал всю дорогу до дома Элис. Отец умирал — я ясно видел это и боялся мысли о том, что мы виделись с ним в последний раз.

Несколько месяцев спустя, летом 1978 года, пройдя через десяток собеседований, я устроился на работу продавцом машин. Никогда бы не подумал, что это настолько выматывающее занятие! Управляющие развлекались: то угрожали нам сокращением, то обещали всяческие премии и поощрения. Помимо этого продавцы яростно соперничали между собой, но у меня как-то получалось держаться на плаву. Если выходные выпадали на субботу с воскресеньем, я возвращался на Динсмур-драйв и на два дня забывал про то, что я уже взрослый; вместе с Полом и Дэйвом мы, как и раньше, отправлялись на поиски приключений, только теперь на машине, которую я брал напрокат в салоне, где работал. Как-то раз, посмотрев фильм про голливудского каскадера, мы решили повторить один из его трюков: я сел за руль и начал, не оглядываясь, сдавать назад, стараясь ехать по прямой линии. Пол и Дэйв тоже смотрели прямо перед собой. В результате мы поцарапали несколько машин, выслушали, что о нас думают другие водители, и пережили не самые приятные минуты, общаясь с полицейскими, которые приехали выписывать нам штраф. И все же времена приключений подходили к концу: Пол и Дэйв выросли и тоже начали искать работу.

Больше, чем когда либо, я нуждался в поддержке друзей и в наставнике. Однажды Дэн Брейзелл предложил подвезти меня до дома Элис и по дороге он приложил все силы, отговаривая меня от желания стать каскадером в Голливуде. Они с Полом уже не в первый раз замечали, насколько это глупо. Я всегда прислушивался к советам Дэна и уважал его, я знал, что он желает мне только добра. Оставив несбыточную мечту о карьере каскадера, я вдруг понял, что мистер Брейзелл стал мне ближе, чем родной отец.

Марши по-прежнему были рады меня видеть. Я нередко помогал Сандре по дому, и должен признать, что со временем научился готовить не только блины. Мистер Марш, знавший о моих трудностях с работой, посоветовал мне поступить на службу в армию. Я сразу подумал о воздушных войсках и даже попытался сдать экзамен, но с треском провалился, поскольку мне явно не хватало знаний и способностей.

Несмотря на это, я убедил себя, что прекрасно справлюсь и без школы. Поэтому, когда лето подошло к концу, я решил бросить учебу — мой восемнадцатый день рождения был совсем близко, и проблема зарабатывания денег встала ребром. Элис мое решение явно не понравилось, но я не слишком прислушивался к ее словам, поскольку моя карьера в салоне неожиданно пошла в гору. Из сорока продавцов я постоянно был в пятерке лучших. Но буквально через несколько месяцев после моего восемнадцатилетия цены на бензин резко взлетели, начался кризис, все мои сбережения растаяли как дым, и я внезапно осознал, что у меня нет будущего.

Как-то в воскресенье, решив убежать от проблем, я сел в свой потрепанный оранжевый «мустанг» шестьдесят пятого года и отправился на север в поисках Рашн-Ривер. Я не знал точно, где она находится, но надеялся на инстинкт и детские воспоминания. И в результате нашел-таки верную дорогу. Я понял, что еду правильно, когда впереди показались высоченные секвойи. Припарковавшись возле старого супермаркета, я еще какое-то время сидел в машине, надеясь, что сердце перестанет так отчаянно колотиться. Потом я прошелся по тем же рядам, по которым носился в детстве, и на последние деньги купил в магазине палку салями и французскую булку.