Повести и рассказы

Очнулся от своих мыслей, глянул — ни Гошки, ни Вари. Куда они исчезли? Чудо, да и только. Незаметно испарились. Я даже рукой по стульям пошарил, будто они вроде очков могли куда-то завалиться. И когда убедился, что их и правда нет, так скучно стало, что скучней некуда. Встал и ушел. Под звезды, на ветер. Небо уже расчистилось окончательно, и луна взошла, широкая такая, совсем есенинская. И увидел я с крыльца на равнине две тени. Идут, бог весть куда, и море им по колено, снежное море в данном случае… Меня ветер начал шатать и бить, и нечем мне было от него защищаться. Потом я речь сам для себя произнес, что все идет как надо, как шло тысячу лет назад — молодому дай молодое. На этом мир стоит…

В таком настроении прибрел домой. Лет тридцать обходился без настроений, считая их ненужной роскошью, а тут подцепил, как грипп.

А потом ждал Гошку и в окно смотрел. А его не было и не было. Явился только в час. А зачем я его, спрашивается, ждал? Ничего я его не спросил, и он мне ничего не сказал.

14

Дорога вела в лес. Небо очищалось от туч, и белая луна то показывалась, то скрывалась. Ветер не метался, а дул ровно и сильно. Варя приостановилась.

— Послушай, как лес шумит. Давай не ходить дальше?

— Ты боишься?

— Немного.

Он обнял ее за плечи.

— Чего же бояться? Вот идет моя линия.

Варя подняла глаза и увидела тонкие провода, уходящие вдаль. Она засмеялась и рассказала, как они из райцентра никак не могли дозвониться до Тихой Берестянки. Слушали арию Мефистофеля, затем лекцию о конском навозе.

— Я тогда еще не работал, — пояснил Георгий.

— А как вы узнаете, где повреждение?

— Это муторное дело — приходится идти на лыжах вдоль линии.

Варя провалилась в снежный сугроб. Стоя на одной ноге и держась за Георгия, вытряхнула из валенка снег.

Когда шли обратно, Варя молчала.

— О чем ты думаешь? — спросил Георгий.

— О Маше.

— Что ты можешь о ней думать? Ты ее не знаешь.

— Она любит тебя…

— Нисколько. Просто ей пора выйти замуж.

— А ты?

— Мне не нужен никто.

— Так-таки и никто?

Помолчали. Потом Георгий сказал:

— А знаешь, что у нас с тобой хорошо? То, что мы с тобой оба свободны. Сейчас хорошо, и ладно. А потом расстанемся. И ничего друг другу не навязываем. Придет время — ты полюбишь кого-нибудь и выйдешь замуж. И будешь счастлива с ним. А все-таки вспомнишь иногда, что был на свете Гошка Бережной?

— Вспомню.

— Мне очень хочется, чтобы тебе достался хороший парень. И чтоб он тебя любил без всякого обмана, по-настоящему. Только смотри, не будь глупенькой. Есть парни, которые смотрят на девчат знаешь как? А мне хочется, чтобы у тебя сложилось все по-хорошему.

— А у меня и будет хорошо. Вот посмотришь…

— Не знаю. Очень уж ты доверчивая.

— Почему ты так думаешь?

— А вот со мной.

— Но ведь ты сам говорил, что не обидишь.

— Это верно. Ты хорошая девчонка. Даже жалко, что уедешь. Сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

Он недоверчиво поднял брови.

— А я думал, ты маленькая.

— Так часто думают.

— А кто еще думал? У тебя парень есть?

— Никого у меня нет.

— Это хорошо. Успеешь еще. Хотя вы, девчата, рано начинаете о замужестве думать… И ты думала?

— Думала.

— А что именно?

— Зачем тебе?

— Военная тайна?

— Никакой тайны. Думала, что буду хорошей женой.

— Заботливой, верной? А не скучно будет?

— Не понимаю.

— А ребенка хочется иметь?

Варя улыбнулась.

— Зачем тебе знать?

— Мне интересно — я ведь не был девчонкой. Хочется знать, что вы думаете.

— Ребенка хочется. Особенно когда беру маленьких на руки. Разве это плохо?

— Это у тебя инстинкт.

— Наверно.

— А вообще удивительно, что я с тобой вот так. Как будто ты и не девчонка вовсе. Все могу спросить, и ты отвечаешь. Никогда не думал, что бывают такие. Ты для меня просто как хороший товарищ.

— Это потому, что ты не влюблен.

— Самую малость… Но не в этом дело. Это что-то совсем другое. Мне от тебя ничего не нужно. Вот пройдет практика — и ты уедешь. И все… Ничего больше не будет. Даже писать не будешь. Письма писать — это чепуха. Так ведь? Я вчера думал, что если бы ты была парнем, то мы бы стали хорошими друзьями.

— А так разве нельзя остаться друзьями?

— Ничего не получится. Ты замуж выйдешь, а муж увидит меня и скажет: «А это еще кто такой?»

Помолчав, Георгий спросил:

— Можно тебя поцеловать?

— Ну, поцелуй.

— Ты не сильно в меня влюблена?

— Нет.

— Это хорошо. И не надо сильно. А то плохо будет расставаться. Даже сейчас будет плохо. Но это пройдет. А все-таки, когда ты уедешь?

— Сразу после Восьмого марта.

— Сколько же осталось?

— Давай не считать.

— Это верно. Лучше не считать. Хочешь конфет?

Георгий вынул из кармана горсть карамелек. Варя взяла одну. Они стояли под фонарем около ее дома.

— Это что у тебя? — спросил он, указывая глазами на ее левую кисть, где была выколота маленькая буковка «В». Варя покраснела.

— Я тогда еще глупая была. Девчонки накололи.

— Володя какой-нибудь?

Ему стало досадно, что у нее уже был какой-то Володя или Валерий. Может, она имеет достаточный опыт в таких делах? Живет без родителей. Девятнадцать лет. Он сам в этом возрасте уже не был невинным.

— Никакой не Володя, — сказала Варя. — Это мое имя…

— Пойдем еще пройдемся.

В темном переулке почти наткнулись на две человеческие фигуры, тесно прильнувшие друг к другу.

— Я никогда не встречал такую, как ты, — гудел глухой голос Лихачева.

— Подумаешь, какой опытный, — послышался в ответ легкий дразнящий смех Юльки.

Лихачев, запрокинув лицо девушки, жадно целовал ее.

Варя потащила Георгия за рукав, прочь в темноту.

— Между прочим, у него жена и трое детей, — сказал Георгий. — Она знает?

— Я не спрашивала.

— А ты спроси! — и после паузы: — Эх и наломает дров твоя подружка!..

Повернулся назад. Навстречу быстро прошел Лихачев с тлеющей папиросой во рту.

— Мне пора, — сказала Варя.

15

Варя не умела болтать. Прежде чем сказать, выбирала нужные слова и говорила только то, что действительно думала, или, если нельзя было сказать, молчала. Юльке от этого с Варей было неудобно.

— Неужели ты правда такая? — допытывалась она. Варе было странно — какой же еще можно быть?

А Юльке нужно было все знать. Она сама ничего не скрывала от Вари и не любила, когда та что-то скрывала. Она зазвала Варю к себе в постель, обняла.

— Варюха, ты холодная вся. Что ж он не обогрел тебя?

— Я спать хочу, — шепнула Варя, освобождаясь от Юлькиных рук и пытаясь повернуться лицом к стене.

— Не притворяйся, — продолжала приставать Юлька. — Расскажи. Целовал он тебя?

Варя не хотела рассказывать, но знала, что Юлька все равно не отстанет, и ответила:

— Немножко.

Юлька расхохоталась.

— И ты его?

— Ну зачем ты спрашиваешь?

— Разве нельзя? Самая обыкновенная вещь… А тебе кажется это бог знает что? Но между прочим, ты ему не особенно верь.

— Почему?

— Все они говорят о любви, а нужно им…

Юлька зашептала, касаясь горячими губами Вариного уха. Она любила вгонять Варю в краску, но сейчас Вариного лица не было видно. Слышен был только ее умоляющий голос:

— Не надо.

— Почему не надо? Ты еще глупенькая, а я знаю, что говорю.

— Как же ты тогда можешь?

Варя не договорила, но Юлька поняла.

— Ты о Василии? Ну и что? Ему я тоже не очень-то верю, хотя он мне нравится. Он настоящий мужчина. Терпеть не могу интеллигентиков, которые обнимают, а сами про книжки говорят.

— Но это нечестно. Он думает, что ты его любишь.

— Я и люблю, сколько мне надо.

— Но…

— Что «но»? Жена? Дети? Ну и что? Это его дело, с кем ему лучше. И к тому же я ни у кого не собираюсь его отнимать.