Повести и рассказы

И жизнь, и творчество… С. Заплавный

Крут глинистый уступ над затокой Панькова, крепко вцепились в него узластыми, обсохшими на солнце корнями сосны и пихты, своевольный лиственный подлесок. Почти отвесный склон испещрен гнездами стрижей, прорезан лоснящимися от подошв тропинками-спусками. За темной полоской воды открываются взгляду просторные сибирские долы в зеленых клубах таежных переборов, синева, беспредельность.

В старину такие вот уступы красиво и метко именовались гляденями. С них удобно глядеть не только в сегодняшние дали, но и в дали прошлого, вызывать воображением картины будущего.

Немало повидал на своем веку Калтайский глядень. В 1629 году облюбовали его чулымские татары, поставили здесь свои жилища, занялись охотой, рыбной ловлей, скотоводством. В 1704 году по соседству с ними выросли избы русских землепашцев. Но поначалу не замирились соседи друг с другом, затуманила им головы междоусобная вражда. В одной из весельных здыбок на затоке замертво упал с лодки казацкий сын Паньков. Так и получил имя свое тупичок Томи.

В 1796 году, возвращаясь из Илимского острога, ночевал на постоялом дворе в Калтае А. Н. Радищев. В своих записках отметил он, что существуют здесь на расстоянии версты два самостоятельных селения.

Но шло время — объединились жители этих селений в одно. Вместе боролись за Советскую власть, участвовали в партизанских вылазках против колчаковцев, в годы Великой Отечественной войны послали на фронт добровольцев… Ныне вместе выращивают картофель на полях совхоза «Молодежный», снабжают молоком горожан. До Томска отсюда по новой шоссейной дороге рукой подать.

Весной, когда вода в затоке поднимается, обрушиваются вниз пласты глины, обнажая не просто срез Калтайского гляденя, но само быстробегущее время. И открываются взгляду находки самые необычные — то кости мамонта, то медные сибирские деньги колыванской чеканки, то поржавевшая утварь «лучших татарских людей». Прежде всего попадаются они на глаза калтайским ребятишкам, а те мчатся сообщить о них любимому учителю своему, другу и наставнику, Леониду Андреевичу Гартунгу.

Учитель идет со своими питомцами на уступ, вместе с ними извлекает из земли необычные свидетельства прошлого и рассказывает, рассказывает. Рассказывает о том, что Калтай в переводе с татарского означает Пестрая гора, что неподалеку от него проходил некогда печально знаменитый кандальный сибирский тракт, что небывало трудным был путь страны, Сибири, родного села к дню сегодняшнему, но и — славным, поучительным. Нужно только уметь увидеть необычное в обычном, нужно искать, сравнивать, думать, быть всегда по-хорошему любопытным.

Завороженно внимают дети своему учителю, помогают перенести в кабинет истории, а попросту — в пришкольную «избушку на курьих ножках» — бивни и зубы мамонта, заржавевшие кандалы, штыки, старинные замки, подернутые зеленой пленкой медные деньги, гильзы от снарядов и даже шпагу… В «избушке» всего две комнаты. Одну занимает школьная библиотека, другую — уголок наглядных пособий. Чего только нет в этом необыкновенном «уголке»! На видном месте помещена увлекательная рукописная книга, повествующая об истории Калтая. Это единственное произведение, написанное Леонидом Андреевичем в соавторстве с другом, соратником, верной спутницей во всех делах Ирмой Петровной Гартунг. На самодельных деревянных стендах под стеклом — коллекция русских и советских денег, монеты социалистических стран. Особый стенд отведен личным вещам калтайцев — ветеранов Великой Отечественной войны. Здесь хранятся их военные билеты, ордена и медали, боевое оружие.

Уголок этот — не просто детище Гартунгов, но своеобразная школа в школе, их второй дом. Без этого дома, пожалуй, трудно понять и представить творчество писателя, вступившего ныне в свое шестидесятилетие. Писателя, посвятившего себя не только литературе, но и селу, детям.

Жизненный путь Леонида Андреевича в первой своей половине не менее крут, чем уступ над затокой Панькова. Родился Гартунг в Самаре в семье «военмедиков» (отец — хирург, мать — медсестра). Начальный год своей жизни провел в красноармейской теплушке и таким образом «участвовал» в освобождении Приуралья от Колчака, в сражениях на Польском фронте.

Детство и юность прошли в Саратове. Здесь Гартунг, рано лишившийся отца, прилепился душой к семье своего одноклассника и верного друга Алеши Бабушкина. Отец Алеши, рабочий железнодорожного депо, в прошлом революционер-подпольщик, партизан, активный участник борьбы за Советскую власть в Поволжье, оказался человеком поистине необыкновенным: мастер на все руки, природный рассказчик, балагур, рыбак, охотник, книголюб… Чего только не было в библиотеке Виктора Федоровича — русская и зарубежная классика, мемуары выдающихся политических деятелей, военачальников, ученых, писателей. Бери, читай, приобщайся к истории родной страны, человечества! И Гартунг, не раздумывая, окунулся в новый для себя, неизведанный, увлекательный мир.

В воскресные дни Виктор Федорович брал мальчишек с собой на Волгу — пусть видят ее настоящую красоту, ширь, пусть научатся грести на лодке, разжигать костер, делать шалаш, варить уху, пусть постигнут ее малые и большие тайны. Все в жизни пригодится, мало ли как она может повернуться…

Не без влияния Бабушкиных Гартунг поступил на исторический факультет Саратовского университета. В годы студенчества он впервые взялся за писательское перо. Поначалу пробовал свои силы в статьях и рецензиях на кинофильмы, затем замахнулся на роман.

Уехав учительствовать в село Пионеровку близ Саратова, начатое не бросил, первый свой прозаический труд довел до конца. Но тут началась Великая Отечественная война. Она круто изменила жизненные планы будущего писателя, навсегда связала с Притомьем. Черновик романа он сжег в зимнюю стужу, чтобы разжечь давно не топленную печь. В ту пору Леонид Андреевич работал столяром на Степановке и, возвратившись в промерзшую комнату после двенадцатичасовой смены, писал веселые сказки — непременно со счастливым концом. Так уж устроен человек — трудности он привык перебарывать улыбкой, а плакать — в первую очередь от радости.

На Степановке Гартунг вновь вернулся к учительской работе, которую только теперь почувствовал, понял, полюбил по-настоящему. Вел математику, физику, химию, черчение. Школа помещалась в бывшем особняке купца Ст. Сосулина — том самом, что построен был по проекту декабриста Г. С. Батенькова. Двадцать один год провел Батеньков в одиночной камере Петропавловской крепости. Почти оглохший и ослепший, но не сломленный, он был сослан в Томск. Талантливый публицист, педагог, инженер, архитектор, художник, он многое успел сделать для города, ставшего его второй родиной.

Судьба Батенькова глубоко взволновала Гартунга, он решил познакомиться поближе с его творческим наследием. В результате появился очерк о декабристе, затем другие, уже не «сказочные» работы.

В 1950 году Леонид Андреевич переехал в село Калтай, и здесь, собственно, и определилась его учительская и литературная судьба.

Бабушкины — друзья и наставники Гартунга — к тому времени тоже добились своего: Алексей стал заслуженным врачом РСФСР, а его отец — писателем. Не оборвалось, счастливо продолжилось родство, возникшее в суровые тридцатые годы.

Внимательный читатель непременно обнаружит, почувствует в рассказах и повестях Гартунга те детали биографии автора, которыми он щедро наделил не одного, а многих своих героев. Хотя и возраст, и профессии этих героев очень различны, и в самых разных, конечно, местах происходит действие.

Л. А. Гартунг, если можно так сказать, писатель-однолюб. Он пишет преимущественно о сельской интеллигенции, а потому часто пользуется подробностями своей собственной жизни. Они, эти подробности, проглядывают в судьбах и молодого врача Виктора Вересова из повести «Зори не гаснут», и учительницы Тони Найденовой из повести «Порог», и старого библиотекаря Ивана Леонтьевича Потупушкина из повести «На исходе зимы».