Инамората

Я следил за карьерой этой незнакомки по газетам, пока оставался в Гарварде, и после, когда занял пост преподавателя в Бостонском университете. Когда публика, как и следовало ожидать, пресытилась всем сверхъестественным, я продолжал следить за свершениями Марджори по спиритическим журналам вроде «Лайта» и «Международной психической газеты». Именно на страницах этих изданий в статье о том, как обнаружить у ребенка скрытые психические способности, я впервые обнаружил фотографию шестилетнего Честера. Снимок, сделанный в розарии одного из состоятельных поклонников Мины, был плохого качества и мало что мог добавить к моему мысленному образу мальчика. Но на нем я разглядел странную фигуру, попавшую в кадр: садовник поднял взгляд от своих ножниц и мрачно смотрел на фотографа. Стэнлоу? Немало часов я провел, рассматривая этот снимок под увеличительным стеклом, но так и не мог решить наверняка.

Однажды вечером, почти через десять лет после завершения эксперимента «Сайентифик американ», я получил письмо от Мины. Во время недавней поездки в Филадельфию на похороны моего старого друга Ч. Стюарта Паттерсона, эсквайра, я узнал, что Мина выставила на продажу дом на Спрюс-стрит, где она прожила долгие годы, и перебралась с ребенком и мужем, парализованным и прикованным к инвалидному креслу, «ниже на побережье», как говорят филадельфийцы. Мина выбрала сонный приморский городок Кейп Мей, на песчаной южной оконечности Нью-Джерси. Я узнал об этом из достоверного источника, и все же мне трудно было представить эту троицу среди песчаных дюн в окружении морских чаек.

И вот теперь я держал в руках подтверждение того, что это местечко существует на самом деле: на конверте красовался штемпель «Кейп Мей, Нью-Джерси». (К своей неясной вымышленной картине я добавил пряничные домишки, выкрашенные в викторианские цвета, аромат жареного «хвороста» и вкус дешевых ирисок.)

Внутри было короткое письмо, написанное на кремовой бумаге рукой Мины; я никогда бы не смог спутать ее почерк. Она не пыталась посвятить меня в перипетии своей прошедшей жизни, а удовольствовалась лишь тем, что послала мне отрывок из стихотворения, которое обнаружила недавно (по совету своего нового поклонника Уильяма Батлера Йитса), потому что оно напомнило ей обо мне.

«Это стихотворение Эмили Дикинсон. Возможно, оно вам известно», — писала Мина. Далее было четверостишие:

Это было стихотворение о смерти, но Мина писала, что оно ободрило ее (зачем ей нужно было ободрение?), потому что напомнило разговор о белках, который мы вели за завтраком тем далеким утром нашей первой встречи.

В конце письма Мина передавала привет от нового духа, недавно примкнувшего к ее кружку. «Он просил, чтобы я передала вам эти слова, — писала Мина, — и уверен, что вы их поймете». Послание духа гласило:

Забудь о стреле — я встретил лучника!

Мина утверждала, что отправил это послание не кто иной, как Уильям Маклафлин.

В ту ночь мне приснилась Мина и ее маленький сын Честер, они прогуливались по берегу моря. Кроули с ними не было, видимо, мое подсознание закопало его глубоко в песок, оставив на попечении Пайка, — с глаз долой. По дюнам сновало множество белок. Сынишка Мины пытался поймать их и радовался, хоть и не преуспел в охоте. Сон оставил чувство тревоги, словно белок надо было поймать и спасти, чтобы они не погибли под волнами прилива. Когда солнце скрылось за горизонтом, Мина окликнула сына, им пора было возвращаться и кормить отца ужином. Услышав свое имя, Честер оглянулся на мать, и я заметил, как он похож на своего отца…

Сходство было поразительным. Это выглядело жутковато.