Ангел вожделения

ней, выволок из-за стола, облапил и принялся раскачиваться в медленном танце.

Бекки не спускала с них злых, прищуренных глаз.

Она видела, как Антони усадил девку на высокий стул в дальнем углу бара, задрал юбку и преспокойно вошел в нее. Бекки застыла, словно пораженная громом, – наглое, демонстративное предательство мужа ее потрясло. Бекки хотелось броситься к ним, бить его, бить ее, но одобрительный гогот всей компании сдерживал ее.

Антони оставался невозмутимым. Достойно завершив свое дело, он достал бумажник, бросил девке деньги и вернулся к своему столику.

Бекки не удержалась и, обернувшись к мужу, выкрикнула:

– Дрянь! Какая же ты дрянь!

Антони наклонился и влепил Бекки оплеуху.

Бекки упала со стула.

Антони переступил через нее и сел на стул, который только что занимала Бекки.

И вновь неделю они провели каждый у себя…

Бекки простила Антони, уверив себя, что предательство мужа всего лишь шалость, бравада перед друзьями, действие алкоголя, наконец, – в ней побеждал дьявол вожделения. А Антони на какое-то время отбросил сомнения, поверив в абсолютную власть над Бекки. Никуда она от него не денется, что бы он не сотворил.

По приезде в гости семейства Питера, они переехали в «большой» дом. «Большим» он назывался в отличие от «маленького» дома Антони, в горах. Это чудовище, «маленький» дом, Бекки не показывала никому, да Антони и не настаивал. Вряд ли мог Питер оценить его вкус…

День семейство проводило в парке, на теннисном корте, в бассейне или катались на новом катере, купленном Бекки по случаю приезда детей. Выбирались на какие-то фестивали, воскресные парады. Побывали и у амишей, по желанию Кэти… Вечерами отдыхали дома, у телевизора. Или просто посиживали у камина.

Тут Антони оказывался лишним, что он прекрасно понимал. Ну какая в нем нужда? Другое дело – днем: машину вести или катер; учить Кэти ездить на косилке, а то и демонстрировать Питеру новое приспособление для поливки цветов…

Вечером он испытывал муку, сидя с глубокомысленным видом в стороне. И слушал.

– Ты знаешь, Бекки, Нострадамус предсказал, что Лос-Анджелес погибнет от землетрясения! – вещала эта сопля, жена Питера, Синтия, – Антони ее недолюбливал.

– Что ты говоришь, Синтия, это серьезно? – ужасалась Бекки. – Возможно, он ошибался?

– Нет, дорогая, Нострадамус никогда не ошибался. Он предсказал Гитлера, Сталина, вторую мировую войну, – поправлял Питер. – И это столько веков назад.

Антони не выдерживал. Имел же он право на свое мнение!

– А я вот знал человека, который за добрую милю мог угадать, кто за рулем автомобиля – мужчина или женщина! – голос Антони звучал вызывающе.

– Как так? – живо откликался Питер.

– Вот так! – отрезал Антони. – Огромные деньги выигрывал на пари. – Он встал и вышел из гостиной, чувствуя на себе, как ему казалось, восхищенные взоры. Он с трудом сдерживал себя от продолжения разговора, который вел бы на другом, более привычном для него языке: «Умники, едри вашу мать. А поиграть с моим Нострадамусом