Повести и рассказы

— А разве же я против?

— Теперь уж чего?.. — сокрушенно вздохнула Марина, подняла и опустила руки.

Станислав Иванович обнял мягкую белую жену. Он прекрасно понимал и знал, что она понимает: это все слова. Она уже не могла более иметь детей… надо было раньше думать… Но лучше сделать вид, что это он, муж, в свое время не позаботился, он виноват. Да и что поделаешь, если не возлюбила она чужого мальчика из детдома… Называет его «волчонком». Почему же он волчонок! Только потому, что у него — болезнь «волчья пасть»? Но есть и другое название беды — «незаращение нёба». Почему бы вам не называть его «нёбчиком» или «незаращенкой». Бог знает какие странные мысли приходят иной раз в минуту засыпания…

Но и утром, когда вся семья садилась завтракать, эти мысли не покидали Колесова. Он незаметно смотрел на Сашу. Мальчик быстро пил свой чай безо всего (без меда и печенья), довольно четко проборматывал: «Спасибо, мне сегодня надо пораньше…» и убегал в школу.

Никак он не был похож на волчонка. Разве что сутуловат во время ходьбы. Но пройди через все, что он прошел, — не так еще будешь сутулиться. Надо же как у нас, у русских… прилепится слово — и уже ищешь, насколько соответствует оно.

— А вы что, поссорились? — спросил Станислав Иванович у Маши, нарочно пройдя с ней в прихожую и глядя, как девочка застегивает новые ботинки, похожие на ботинки американской армии (мода!).

Дочь подняла личико, невинное и светлое.

— Нет. Он сам. Может, он у меня будет спать… он же ребенок? Мы будем вместе его речь править. А то там ему скучно… он же привык в детдоме, среди сверстников…

Некоторый резон в ее словах был. Но их разговор услышала мама Марина.

— Что?! Нет!.. — Она взволнованное заколыхала нежным бюстом, складывая ладошки и подыскивая нужные слова. — Вон, была по телевизору передача!.. Тоже, мальчик… а в итоге ее и зарезал…

— Хорошо, хорошо, — буркнул Колесов.

Саша продолжал спать в большой комнате. А через день-два Маша почему-то вдруг перестала вообще разговаривать с ним.

8

И все-таки все было терпимо в доме, да только случилась неожиданная неприятность.

Вернувшись вечером с работы, Станислав Иванович застал жену и дочь в большой комнате — они сидели по разные стороны стола, раскрасневшиеся от слез. «Тортики мои… — подумал, морщась, Станислав Иванович. — Ну что же еще у вас?»

— Стасик, — напряженным, прерывающимся шепотом начала жена. — У нас пропали деньги.

— А где Саша? — почему-то спросил Станислав Иванович. Не дай бог, если уже обидели его подозрением.

— А вот его как раз и нет! — почти обрадованно заключила Марина. — Нету!

— Постойте, постойте. — Колесов снял плащ, разулся и прошел в залу. — Какие деньги?

— Твои. — Марина объяснила, что портниха закончила работу, платье хорошее, сама принесла. Материя также была ее, из Японии. У Марины не хватило денег, и она решила взять из НЗ, который хранился у Колесовым в столе Станислава Ивановича. Но конверта с долларами там нет. — Я же помню его, обычный почтовый… только со старой еще, СССР-овской маркой сверху… Там сколько было?

— Две тысячи.

— Вот. Их нету. — И повернулась к дочери. — Ты не брала?

— Ну, конечно, нет, — улыбаясь и моргая, отвечала Маша.

— А почему ты улыбаешься?

— А что мне, опять плакать? Если я не брала? Пап, она мне дала пощечину.

— Ну, ну, — буркнул Колесов и прошел в спальню, где в углу стоял его небольшой письменный стол. Жена и дочь также последовали за ним. Станислав Иванович вытянул верхний ящичек — там лежали письма, маленькие и большие конверты от коллег из США, Германии, Украины, Прибалтики. Станислав Иванович быстро перебрал их — действительно, конверта с долларами не было. Ему эти деньги заплатили за монографию, изданную недавно в Нью-Йорке.

— Да нету, нету! — говорила Марина. — Я все перевернула! Нету! Так опозориться перед портнихой…

— Да найдем мы деньги рассчитаться… — пробормотал Колесов. «Неужели мальчик украл деньги и сбежал? Ни в жизнь не поверю.» Он повернулся к дочери. — Не обижайся… чтобы к этому не возвращаться, дай честное слово, что не брала.

Маша, глядя на него ясными глазами, прошептала:

— Честное слово.

Во входную дверь позвонили. Чтобы отпереть (у Саши не было своего ключа пока не доверили), в прихожую быстро зашагала Марина.

— Только не спрашивай сразу! — успел крикнуть Колесов, идя за ней.

Но Марина не могла молчать. Впустив в квартиру чужого ей подростка, она тут же спросила каким-то рыдающим голосом:

— Саша, скажите… Вы случайно не заходили в нашу спальню?

Саша удивленно посмотрел на нее, засмеялся.

— Синица залетела? Нет, не заходил.

— А почему ты заговорил о синице?

— Да вспомнил, как мы с Машей открывали форточку у нее, и к нам синица залетала… Еле выгнали.

«Нет, не он», — уверенно подумал Колесов. Тем временем мальчик снял ботиночки, поставил их рядком там, где ему определила место Марина — на газетку, снял кожаную курточку, которую ему недавно купили, и еще раз, но теперь уже с некоторой тревогой посмотрел на Марину — та все не уходила из прохожей, стояла перед мальчиком.

— А что? — спросил он, наконец. И упавшим голосом. — Что-нибудь пропало?

— Да, да! — ледяным тоном отрезала Марина. И уже хотела произнести какие-то иные безжалостны слова, но Колесов опередил.

— Мы опрашиваем всех по кругу… и Машку… Дай мне честное слово, что ты туда не заходил.

Мальчик почернел, как, наверное, чернеет на черном дереве странное существо джунглей — хамелеон. Мгновенно стал другим. Глаза, как когда-то прежде, снова стали отчужденно-стеклянными.

— Чесмое смово, — с трудом произнес он, как будто еще минуту назад не говорил легко и правильно.

Наступило молчание. «А ведь могла украсть Машка… — вдруг подумал Колесов. — Два года назад она вынула у меня из кармана пятьсот… потом сама призналась… надо было на мороженое…» Он посмотрел на дочь — и она, словно угадывая его мысли, воскликнула:

— По моему, я тебе тоже сказала!

«Если она украла, то, понятно, что подозрения падут именно на Сашу! Тем более, что они в последнее время не очень дружат. Или он ей надоел, или она слишком лезет к нему в душу».

— Мне уходить? — хмыкнув, спросил подросток. — И много у вас пропало?

— А почему ты думаешь — пропало? — скрестила руки на груди и сузила глазки, как доморощенный следователь, Марина. — Значит, ты знаешь?

— На этом свете все горе из-за денег… — вздохнул Саша. И вдруг, быстро отворив дверь, в одних носках и без куртки, выскочил вон из квартиры.

— Саша!.. — закричал Колесов и, кое-как сунув ноги в ботинки, метнулся следом. Но подростка уже не было нигде — на улице пустынно, в подъезде без лампочки, куда вернулся Колесов, Саши также не оказалось. Да что уж тут говорить — быстрые ноги у волчонка. Неужто он украл? Но если он украл, как же он мог вернуться из школы к Колесовым? Он же должен был понимать, на кого прежде всего подумают. Нет, это не он. Но кто?!.

Колесов вернулся в квартиру, женщины смотрели телевизор. Станислав Иванович прошел к своему столу, вынул верхний ящик и высыпал на столешницу содержимое. Надев очки, стал внимательно просматривать. Копии счетов за междугородние переговоры… письма… копии рецензий… дискеты… и снова конверты — длинные, узкие, большие… с грифом «Академия наук»… «Конгресс интеллигенции России»…

— Пойдем ужинать, — позвала Марина. — Ну, заработаем мы, отдадим. А то, что украл волчонок, это совершенно ясно.

Не было нигде конверта со злосчастными долларами. Но не мог мальчик взять! Не мог!

— Маша!.. — зло позвал он дочь. Девица выросла рядом.

— Теперь ты посмотри! В конверты загляни! Может, в какой большой сунули!.. — у него разболелась голова.

— Пожалуйста… — с охотою, даже с театральным нетерпением Маша принялась вытряхивать из всех конвертов содержимое. Но тот стандартный, ненадписанный почтовый конверт с советской маркой в 40 копеек как испарился….