Г. М. Пулэм, эсквайр

23. Откровенно говоря, решение только символическое…

В то лето мы стали забывать о войне и возвращаться к нормальной жизни, как сказал президент Гардинг; появились признаки оживления деловой активности, а вопрос о вступлении в Лигу наций потерял свою остроту. Все мое поколение, если не считать меня самого, казалось счастливым и уверенным в себе. У меня было ощущение бесцельно прожитой жизни, в то время как все другие, кого я знал, к чему-то стремились, чего-то добивались. По-моему, у большинства людей в таком настроении возникает мысль о женитьбе. Авторы романов создали иллюзию, будто не так уж просто найти себе спутника или спутницу жизни. На основании собственных наблюдений я думаю, что они ошибаются. Еще не успев ни в чем как следует разобраться, вы уже выбираете запонки для подарков шаферам. Я поразился, когда Кэй Мотфорд призналась, что и она переживает нечто подобное. Осень того года примечательна тем, что мы впервые стали говорить друг другу о себе, во всяком случае о некоторых сторонах наших характеров. Возможно, было бы лучше для нас обоих, если бы мы дошли до полной откровенности, а не проявляли сдержанность, опасаясь сказать слишком много и тем самым поставить себя в невыгодное положение.

Если бы Эрик Мунн не пригласил меня в Норт-Ист-Харбор на День труда, я бы, возможно, никогда не поинтересовался самочувствием Кэй Мотфорд и мы, то есть Кэй и я, так бы и остались посторонними людьми. Но случаю было угодно свести нас с Мунном в зале для клиентов фирмы «Смит и Уилдинг», куда я зашел взглянуть на доску с ценами на акции моторостроительных фирм. Эрик Мунн пригласил меня не потому, что мы были близко знакомы и я ему нравился, — просто для полного комплекта не хватало еще одного человека, а он не хотел звать первого встречного, чье присутствие пришлось бы как-то объяснять остальным.

— Почему бы тебе не приехать в Норт-Ист-Харбор в День труда? — спросил Эрик. — Семья как раз просила меня найти кого-нибудь еще. — Он перечислил имена тех, кто собирался приехать, и я убедился, что все они мне знакомы. По тому, с каким жаром он принялся уговаривать, я понял, что Мунн считает меня настоящей находкой и что я именно тот человек, который ему нужен и подходит во всех отношениях.

— Приедет Кэй Мотфорд, — между прочим сообщил он. — Ну же! Нечего раздумывать, соглашайся.

— Хорошо. С удовольствием.

— Тогда садись на пароход в пятницу, а место закажи сейчас же.

В пятницу, во второй половине дня, минут через тридцать после того, как пароход отошел от пристани, я заметил Кэй; она стояла на носу и любовалась мирным зеленым островом, в заливе. Ветер раздувал ее платье; казалось, Кэй была погружена в глубокое раздумье и забыла обо всем на свете, однако, увидев меня, она поспешно повернулась.

— А, Гарри! Я не знала, что вы здесь.

— Я тоже еду к Муннам.

— Я не знала, что вы знакомы с ними.

— Знаком, но не очень близко. Мне и в голову не приходило, что вы можете уехать из Норт-Харбора на праздник.

— Похоже, что я несколько устала от Норт-Харбора. Интересно будет встретить какого-нибудь нового человека.

— Он уже перед вами.

— Так-то оно так. Но там будут и другие люди, что, надеюсь, поможет нам встряхнуться.

Мы вместе пообедали, а потом, в четыре часа утра, пересели в Рокленде на пароходик со старенькой машиной и поплыли среди островов. Стоя на палубе, мы наблюдали, как солнце постепенно разгоняет утренний туман и как проясняется, становится отчетливой картина сверкающего в солнечных лучах моря. Мы почти не разговаривали, но присутствие Кэй радовало меня — я раньше не бывал у Муннов и всегда чувствовал себя стесненно, направляясь в незнакомое место.

— Идти в гости — это все равно что идти на бал, ведь правда? Неизвестно, как проведешь время, а уйти, если не понравится, неловко.

— Вот уж не предполагал, что может быть такое совпадение мыслей.

— Я всегда так думаю. Гарри, если все, кто там соберется, хорошо знают друг друга, давайте постараемся быть вместе.

— Конечно.

— Как это похоже на вас! Будто вы и не знаете других слов, кроме «конечно».

Вот почему я и пригласил Кэй покататься на одной из небольших парусных яхт: все остальные знали друг друга лучше, чем Кэй или меня. То и дело можно было слышать шуточки, понятные только тем, кто долгое время жил тут вместе; всех их объединяло чувство, которое возникает среди людей, которые провели лето одной компанией и знают, что скоро им предстоит разъехаться.

— Гарри, — сказала Кэй, когда мы оказались в яхте, — не мешало бы вам выровнять кливер. Вы держите его не совсем ровно.

— А вам не мешало бы держать яхту немножко подальше от берега.

Дул легкий ветерок, управлять яхтой было нетрудно, и мы могли спокойно сидеть и любоваться видом островов, разделенных голубыми протоками; особая прелесть заключалась в том, что мы чувствовали себя совершенно непринужденно. Был конец лета, в воздухе чувствовалось прохладное дыхание осени. Кэй была в теннисном платье и мягком серовато-оранжевом свитере. Упираясь ногами в противоположное сиденье, она держала левой рукой румпель. Бриз раздувал ее волосы, бросал на лоб и глаза, и она то и дело откидывала их назад. Круглолицая, с пухлыми щеками в детстве, Кэй теперь, с годами, утратила свою полноту, черты ее лица стали подвижными, как и вся она.

— Когда воздух так свеж и все неподвижно и блестит, прошлое кажется страницей, где в конце длинного предложения поставлена точка перед новым абзацем, — проговорила она.

— Это верно. Чувствуешь, что-то кончилось, ушло в прошлое.

— Гарри, мы оба несчастны, да?

Когда Кэй сказала это, я смотрел на кливер и думал о том, что слишком уж прямо он поставлен. Услышав ее слова, я повернулся и с удивлением обнаружил, что она наблюдает за мной, а не за парусом.

— Почему вы спрашиваете об этом? Или я не так вел себя, как нужно?

Кэй улыбнулась. Я не раз отмечал про себя, что у нее заученная, холодная улыбка, однако сейчас на ее лице и на губах лежало нежное и печальное выражение.

— Дело не в том, как мы себя ведем, но когда вы сами несчастны, вам легче понять другого несчастного, и это приносит вам облегчение. Вот все, что я хотела сказать.

За все время, что я знал Кэй, она никогда не говорила так откровенно. Я знал, конечно, что ее нельзя назвать счастливой, иначе она не порвала бы с Джо Бингэмом, но не задумывался почему.

— Все здесь выглядят такими довольными, что меня даже тошнит, — продолжала Кэй.

— Понимаю.

— Нет, вы не понимаете. Кажется, что им ничего не нужно, кроме того, что они уже имеют или могут еще иметь.

— Кто знает, может они и правы, — сказал я и, помолчав, добавил — Не думаю, что вы хотите иметь нечто такое, чего невозможно добиться.

— А вы?

— Бесполезно пытаться стать другим, чем вы есть на самом деле, — продолжал я развивать свою мысль. — Вы когда-нибудь пытались?

— Пыталась.

— Ничего не получается.

— Да что там! — воскликнула Кэй. Что-то в ее тоне заставило меня повернуться и искоса взглянуть на нее.

— Кэй, что с вами? — спросил я. Закусив нижнюю губу, она провела по глазам рукавом свитера.

— Не смотрите на меня. Сейчас все пройдет. Это потому… потому, что я чувствую себя такой… опустошенной.

— Дайте-ка лучше я сам буду управлять яхтой.

Но вместо того чтобы взять у нее румпель, я неожиданно для самого себя обнял Кэй одной рукой.

— Кэй!

Она не отодвинулась и, видимо, не имела ничего против того, что я обнял ее.

— Я так устала, мне так тошно от всего этого…

— Ничего, Кэй. Я понимаю.

— Я приехала сюда совсем не ради того, чтобы разыграть эту сцену. Я ненавижу людей, способных на такие спектакли. Как я выгляжу?

— Прекрасно.

— Раньше вы никогда не говорили мне ничего подобного. Я не собиралась распускаться до такой степени.

— А вы и не распускались. Мне было приятно узнать, что кое-кто еще…

Я умолк, и некоторое время мы оба молчали.