Бог не проходит мимо

Заснула почти в двенадцать, праздничный ужин остался нетронутым стыть под белой салфеткой. Засыпая, она подумала, что завтра пятница и мясо они не съедят до субботы. Уже сквозь сон Настя слышала, как муж вошел в квартиру, защелкал выключателями, зашумела вода в ванной, но вставать и выходить к нему не было сил. Завтра, если будет возможность, она ему скажет, а мясо придется есть в субботу, правда, оно уже не будет таким вкусным, как сегодня. Обида защемила сердце, сквозь сомкнутые веки проступили слезы.

Но и на следующий день ей ничего не удалось сказать. Муж ушел очень рано, она даже не слышала, когда. Под утро так крепко заснула, что и первый трамвай ее не разбудил, чего с ней никогда не бывало. Проснулась Настя поздно, около десяти, и только от того, что к ней под одеяло в шумом залезли сразу две теплые со сна девочки, они смеялись и лезли целоваться. У них была новая игра, которая называлась «кто больше поцелует мамочку». Девочки шумели и дрыгались.

- Так, ну все, хватит, быстро в ванну умываться, а то икать начнете от смеха, - освобождаясь от крепких детских объятий, произнесла Настя.

Она подошла к окну, на улице было гораздо светлее, чем вчера, хотя по-прежнему пасмурно.

Промчался трамвай, из ванной доносились детские голоса, кажется, дочки затеяли новую игру.

«Вот оно, счастье, - подумала Настя. - Чего еще надо?»

Сегодня у нее назло всем обстоятельствам обязательно будет хорошее настроение, потому что у нее есть двое замечательных детей и скоро будет еще один, и это ее счастье. Новый день принес старые хлопоты.

Вечером муж пришел раньше обычного. Она только уложила детей и домывала посуду на кухне.

- Привет, - произнес отец Сергий, войдя на кухню.

- Привет, давно не виделись.

- Разве? - садясь на диван у стола и включая телевизор, спросил муж. - Кстати, спасибо за ужин, но я вчера не смог попробовать, было уже двенадцать, а я служил сегодня. Придется завтра съесть, а завтра я с утра не служу. Новости смотрела? Опять теракт, говорят.

- Нет, не смотрела.

- Поесть дашь?

- Дам, - ответила Настя, накладывая в тарелку рис.

- Один рис? Дай к рису что-нибудь, лечо или икры кабачковой. Соевый соус есть?

- Соуса нет, есть икра, сейчас открою.

- Ну давай икру, заморскую.

Отец Сергий набросился на еду, одним глазом смотря в телевизор. Эта его манера есть Настю ужасно раздражала, но она, как всегда, молчала. Какой смысл делать ему замечания, все равно не исправишь, он и так редко дома бывает, хоть посмотреть на него, и то ладно. Тут же подскочила и провокационная мысль: «Чем пялиться в телек, лучше бы со мной поговорил, а то месяцами почти ни о чем не разговариваем».

- Слушай, выключи телевизор, у нас новости есть, - произнесла Настя, присаживаясь напротив на табуретку.

Отец Сергий оторвался от телевизора и щелкнул пультом.

- Ну? Какие новости?

- У нас третий намечается, - опустив глаза и теребя пуговицу на халате, произнесла Настя.

Отец Сергий отложил ложку и даже, как показалось Насте, нахмурился.

- Ты что, не рад? - изумилась Настя, поправляя сползшие на нос очки.

- Нет, я рад, просто думаю...

- Что ты думаешь, я вижу: ты не рад.

- Я всегда рад детям, просто это как-то... - он замялся, подбирая нужные слова, - как-то неожиданно, что ли. Нет, ты сама понимаешь, после прошлого случая надо беречься и быть осторожнее.

- Что ты несешь?! Ну ты сам понимаешь, что ты плетешь?! - Настя заплакала и выскочила из кухни.

Вот так, а раньше она представляла себе, что, узнав о ребенке, муж будет кружить ее на руках, и они будут смеяться.

- Настя! Ася, подожди! Асенька, ну прости, я не так сказал.

Настя лежала на диване, уткнувшись лицом в подушку.

Сергей погладил ее по разметавшимся волосам.

- Ась, я правда очень рад, ну прости. Просто после того, как мы мальчика потеряли, я стал этого бояться. Я вообще думал, что у нас больше не будет детей.

- С чего это ты думал, что у нас детей не будет? - сердито спросила Настя, сев на диване и вытирая мокрые глаза.

- Ну прости, - он обнял ее за плечи, - тогда столько пережили, я до сих пор не отошел. Ты болела долго, ну я и думал, что если это и случится, то не скоро, не так скоро. Да и врачи говорили, что надо было обследоваться, причину выяснить. А Господь, значит, решил по-другому.

- Слушай, ну зачем ты мне все это напоминаешь? Думаешь, я меньше тебя переживала, зачем к этому надо возвращаться? Радуйся новому ребенку.

- Ладно, не бери в голову, что я тебе наговорил, пойдем чай пить, - сказал Сергей, протягивая ей руку.

Во дворе глухо залаяла собака, послышались отдаленные детские голоса, какая-то возня и шаги к калитке.

У Алены гулко забилось сердце, кровь неприятно пульсировала в висках, голова кружилась, во рту пересохло.

Калитка распахнулась. Это был он, только сильно повзрослевший, возмужавший, с небольшой бородкой и длинными до плеч волосами. Он был гораздо красивее того Андрея, которого она знала в семинарии и которого так нелепо потеряла, но это был он, ее Андрей. Дальше Алена не помнила ничего, ноги подкосились, и все померкло.

Алена очнулась в незнакомой комнате на диване. Над ней, склонившись, стоял он. Рядом, со стаканом воды в руке, сильно располневшая, с огромным животом, Вероника. Алена ее сразу узнала. Теперь она не испытывала к этой женщине ничего; ненависти, которая была раньше, не было и в помине. Алена попыталась ей улыбнуться. Вероника была беременна, как тогда, несколько лет назад, когда она последний раз случайно встретила их в Лавре.

Где-то в соседней комнате слышны были детские голоса. Вероника с удивлением и полным непониманием смотрела на Алену.

- Андрей, прости, простите, - прошептала Алена, - я пить хочу.

Вероника вручила стакан мужу.

- Отец Андрей, я к детям, укладывать пора, - она развернулась и, тяжело дыша, удалилась.

- Алена, я уже вызвал врача. Почему ты здесь, в таком виде, что случилось? Ты много не говори, в двух словах, - произнес отец Андрей, усаживаясь на стул рядом с диваном. - У тебя все ноги изранены, промыть надо и забинтовать.

- Не надо врача, Андрей, я бежала... бежала из плена, никто не должен знать, что я здесь, иначе меня убьют. Я тебе все-все расскажу, только отдохну немного... Я должна родить недели через две, а может, раньше. Прошу, помоги мне, спрячь меня, это страшные люди, они на все пойдут, они могут убить твою семью, если узнают, что я здесь. Ты меня спрячь где-нибудь, не подвергай себя опасности, - Алена быстро шептала, она вся горела, у нее начинался бред.

- Не надо столько говорить, отдохни, тебе надо поспать. Мы все решим, у меня ты в безопасности, и ты потом мне все расскажешь. Ладно? А сейчас просто отдохни, я никому ничего не скажу, - отец Андрей сжал ее горячую ладонь в своей руке и закрыл глаза.

Казалось, он даже не понял, о какой серьезной опасности она пытается ему сказать.

«Господи, это не сон, что это? Откуда?» - думал он.

Он смотрел на нее, словно не было всех этих лет разлуки. Ему хотелось поцеловать ее пальцы. Он переборол себя, отпустил ее руку, ему стало страшно. С ней случилось несчастье, она беременна, наверняка замужем, у нее что- то стряслось, а он, священник Андрей, вдруг допустил в сердце... Ему стало страшно думать, что произошло с его сердцем. Разве может он иметь такие чувства! Все вернулось в несколько минут, все, с чем он боролся столько лет, что подавлял в себе, что замаливал. Какое он имеет право? Его жена должна скоро родить, у него четверо детей, он священник, он стоит у престола. Нет!

Он порывисто встал, подошел к окну.

Алена уже спала.

В дверь постучались, пришла врач Антонина Семеновна, его давняя прихожанка.

Отец Андрей вышел на кухню. Вероника стояла у окна, она повернула голову и посмотрела на мужа, в глазах ее угадывалась тревога, очень сильная тревога. Черные глаза Вероники всегда хранили какую-то неразгаданную тайну. Отец Андрей никогда не знал до конца, что кроется за ее взглядом. Он знал одно, что его жена скрытный и таинственный человек. Было время, когда эта скрытность его сильно раздражала, ему казалось, что она многое скрывает от него, не делится с ним. И это мешало ему, словно отнимало власть над ней, потом с возрастом он нашел в себе силы все переосмыслить. И взгляд ее темных глаз уже не казался ему столь таинственно опасным.