Журнал Виктора Франкенштейна

— Мильтон! — выкрикнул я из-за ширмы.

— Что? Вы здесь?

— Да. «Потерянный рай».

Тем же утром мы подняли паруса. Мэри изъявила желание присоединиться к нам, заявив, что ей много лучше. Таким образом, на борту «Аластора» — так называлось судно — было пятеро путешественников. Замок находился милях в трех, если двигаться вдоль восточного берега, и, пока мы медленно плыли к нему, подгоняемые порывистым бризом, я вспоминал, как в детстве бродил по этому самому озерному краю. Сколько раз гулял я меж сосен или валялся среди зарослей кустарника, пребывая в восторге от единения с миром! Передо мною снова предстали те давние дни.

— Вот и он, — сказал я им, опершись на нос и указывая в сторону берега.

Это была старая крепость из потемневшего камня, поднимавшаяся над откосом у озера. Когда-то, в древние времена, здесь произошло смещение пластов, ибо берег в этом месте состоял из камней и булыжников, лежавших тут с давних пор.

— Полюбуйтесь на это одиночество, — сказал Биши.

— Причалить здесь будет чертовски трудно. — Байрон стоял на носу, держа в руках канат. — На этих камнях не найти опоры.

— Вон там есть причал, — указал Полидори. — У того каменного пласта.

Через несколько минут мы стояли на берегу. От причала вверх карабкалась тропинка, что вела к самому замку. Я пошел вперед, чтобы представить нашу компанию нынешним его обитателям. Когда я постучал, дверь открыл молодой человек не очень располагающей к себе наружности: левый глаз его был подслеповат, а на левой щеке красовалось багровое родимое пятно. Одна сторона явно уступала другой. Я представился одним из группы путешественников, в числе которых знаменитый английский лорд знатной фамилии. Милорд изъявил желание посетить крепость. Нельзя ли, чтобы нас впустили? Он отвечал по-французски, что они с женой сторожат замок, а владелец, деловой человек из Германии, в отъезде. Я тотчас же понял, на каком языке с ним лучше всего разговаривать. Вынув кошелек, я протянул ему французский луидор, каковой он принял с крайней благодарностью. К этому времени к двери подошли и остальные.

Молодой человек проводил нас в апартаменты хозяина, как он их называл, — ряд комнат, расположенных на двух этажах, окна которых выходили на озеро и на Юрские горы.

— Мы не видами любоваться пришли, — обратился ко мне Байрон. — Попросите его отвести нас в подземелья.

Последнее слово сторож узнал и, бросивши взгляд на Байрона, поманил нас за собою. Мы последовали за ним вниз по каменной лестнице. Нижняя часть крепости состояла из двух этажей. На верхнем бок о бок располагались три темницы, в каждой имелось узкое окно, выбитое в камне. Они отлично сохранились: даже кандалы, ножные и ручные, остались вделанными в стены. Шелли, казалось, готов был потерять сознание, и Мэри взяла его за руку.

— Все в прошлом, — сказала она.

— Нет, не в прошлом, — отвечал он. — Тут все так же веет обреченностью.

Байрон, вошедши в одну из темниц, внимательно рассматривал ножные кандалы.

— Ржавые. Что скажете, Полидори? Это от воды или от крови?

— Думаю, от колдовского зелья, замешенного на том и другом.

— А вот и следы на полу, — заметил я, — там, где цепи скребли по камню. Видите эти углубления?

— Это следы скорби. — Прошедши в последнюю темницу, Биши держался за решетку с лицом, выражавшим и робость и ожидание. — Пытаюсь их вызвать, — сказал он мне, когда я подошел. — Пытаюсь отыскать их.

— Их давно нет, Биши. К чему им тут оставаться? Это для них место наименее подходящее.

— Там, где страдание всего сильнее, найдутся его следы.

— Любопытно, из кого состояла эта веселая компания? — восклицал Байрон, обращаясь к Полидори. — Отравители? Еретики? Теперь уж все одно. И узники и тюремщики — все обратились в прах. А вы, Мэри, куда собрались?

— В бездну. Тут есть еще одна лестница.

Я пошел за ней по узким каменным ступеням, что вели в замкнутое пространство. Темниц там не было, однако при первом же виде каменных стен и каменного пола я испытал неописуемое чувство — на меня пахнуло угрозой и лишениями. Сзади к нам подошел сторож.

— Здесь было место казни, — сказал он мне по-французски. — Видите? — Под потолком шел почерневший деревянный брус. — Тут подвешивали канат.

Я перевел его слова Мэри.

— А это? — спросила она. — Что это такое? — Она указала на деревянный люк в полу посередине.

— В те времена вода в озере стояла выше, — сказал мне сторож.

— Полагаю, — повернулся я к ней, — это были шлюзные ворота для тел осужденных.

— Живых или мертвых, — сказал он. — Тех, кто был жив, связывали канатами.

— Он говорит, что их бросали в воду.

— Стало быть, тут держали осужденных. — Она пристально взглянула на меня. — Оставь надежду.

— Думаю, — произнес я, — нам следует вернуться к остальным.

Мы поднялись по каменной лестнице и застали Байрона с Биши спорящими о том, как правильно называть кандалы, что приковывали узников к стене.

— Ковы — это не то, — говорил Биши.

— Именно то, — отвечал Байрон. — Они называются ковами. — Он повернулся к Мэри: — Вы были внизу?

— Мне чудится, будто я брожу во сне, — сказала она. — Брожу во сне среди мертвых.

— Тогда вас следует оживить. Почему бы вам с Франкенштейном не удалиться в верхние покои? Там для вас наверняка найдется вино.

Я спросил сторожа, нельзя ли нам немного отдохнуть в жилых комнатах, и он с готовностью согласился — несомненно, в ожидании еще одного луидора. Он принес нам два стакана сладкого местного вина, и мы уселись у окна, выходившего на виноградники, что были частью поместья.

— Не могу сказать, что мне по душе это место, — сказала Мэри. — Сказать по правде, оно вызывает у меня неприязнь.

— Байрон от него без ума.

— О, у него страсть к сильным ощущениям. Он и ад посетил бы, лишь бы почувствовать, что он там.

— В этом отношении ему, возможно, не придется выбирать.

— Вы удивляете меня, Виктор.

— Простите. Так говорить о друге!

— Нет, я не о том. Не знала, что вы верите в ад.

— Насколько я могу видеть, Мэри, ад окружает нас повсюду. Мы живем в мире, охваченном пламенем.

В комнату вошли Байрон с Биши, а за ними — Полидори.

— Что там такое о пламени? — спросил меня Байрон. — Тут оно не помешает. Нельзя ли его зажечь?

— Ну и холод, должно быть, стоял в подземельях. — Биши подошел к окну. — А вот и новый шторм надвигается. Слава богу, мы не на озере.

Внезапно вспыхнула молния, за ней последовал раскат грома. Крикнув, чтобы принесли вина, Байрон всем своим видом выказывал радостное ожидание. От собиравшихся грозовых облаков в комнате, где мы сидели, потемнело, и молодой сторож, разведя огонь, зажег там и сям в углах несколько свечей, произведши эффект, который Мэри назвала «призрачным мерцанием».

— Я знаю, что нам делать, — сказал Байрон. — Нам следует воспользоваться этим, как выражается Мэри, сумраком. Мы устроим сеанс.

— Здесь? — спросил его Полидори.

— Лучшего места в мире не найти. Шелли несомненно пришел к выводу, что в подземелье водятся призраки.

— Не совсем так.

— Где же еще разгуляться духам, если не тут?

— Швейцарцы — люди практические, — сказал я ему. — Привидения их за душу не берут.

— На каждом озере водятся привидения, Франкенштейн. Пропавшие души тянутся к большим водным пространствам.

— Возможно, они не желают, чтобы их вызывали, — заметила Мэри.

— В таком случае они будут рваться в бой, готовые к схватке с живыми. Не тревожьтесь, Мэри. У меня в кармане всегда имеется оружие. Сядемте за этот стол в углу. Принесите стулья, Полидори.

Вслед за тем Байрон задернул все окна портьерами — тяжелыми, бархатными, — отчего дрожащее пламя свечей сделалось ярче. Снаружи бушевал шторм, словно все стихии враждовали друг с другом.

— Вы действуете словно распорядитель хаоса, — сказал Биши.

— Знаю. Я родился себе на погибель. Нам нужен еще один стул, Полидори.