Цветы под дождем и другие рассказы

Она не любила уроки танцев, но мирилась с ними, потому что это было единственное, что сестры делали вместе. Иногда она мечтала заняться чем-нибудь совсем другим. Например, выучиться играть на фортепиано. У них дома в столовой было пианино; Дженни казалось, что оно стоит там немым укором, наполненное музыкой, которую ей не под силу из него извлечь, — от этого она чувствовала себя еще более никчемной. Однако уроки музыки стоили дорого. Гораздо дороже, чем занятия в школьном танцклассе, поэтому она не решалась поговорить о них с родителями. Возможно, в свой следующий день рождения она попросит вместо подарка оплатить ей такие уроки. Однако день рождения у нее только следующим летом. Иными словами, все довольно сложно.

— Дженни! — Это была Наташа: она летела по льду, взявшись за руки с еще одной девочкой. — Давай попробуй еще разок!

Дженни помахала сестре рукой, но они с подругой уже укатили и сейчас скользили по другому краю катка. Со стороны катанье на коньках казалось делом нехитрым, однако Дженни считала его самым сложным занятием в мире. Нацепив Наташины ботинки, она действительно как-то раз попыталась прокатиться, но каждый шаг превращался в мучение, ноги разъезжались в разные стороны и в конце концов она упала и сильно ударилась. Однако боль не шла ни в какое сравнение со стыдом, который она испытала, выставив себя на посмешище.

Она вздохнула, развернулась и пошагала домой. Идти было приятно: деревня принарядилась к Рождеству, в окнах были видны переливающиеся огнями елки, разноцветный свет проливался на заснеженные палисадники. У них дома тоже была елка — стояла у окна в столовой. Окна гостиной были зашторены. Войдя в парадную дверь, Дженни заглянула в гостиную и увидела маму, папу и бабушку: сидя у камина, они пили чай, в руках у бабушки было вязанье. Все трое подняли головы и улыбнулись ей.

— Хочешь чаю, дорогая? А может, приготовить тебе горячий шоколад?

— Нет, спасибо. Я пойду к себе в комнату.

Наверху она включила свет и задернула занавески. Комната у Дженни была пусть и небольшая, зато отдельная, собственная. Большую ее часть занимал письменный стол, за которым она делала уроки и рисовала, на него же она водружала свою швейную машинку, если у нее возникало желание что-нибудь сшить. Сейчас стол был завален баночками с краской, тюбиками с клеем, клочками белой ваты, ершиками для трубок и обрывками лент: все это было ей нужно, чтобы сделать подарок для Наташи. Сам подарок стоял в центре, накрытый простыней. Она накрывала его всегда, когда выходила из комнаты; Дженни знала, что мама ни при каких обстоятельствах не позволит себе даже одним глазком заглянуть под простыню.

Дженни открыла свой подарок и постояла, пытаясь оценить его Наташиным критическим взором.

Это был миниатюрный театр со сценой из балета. Мысль сделать такой подарок подсказала ей красивая деревянная коробка из-под дорогого вина; отец помог Дженни выпилить одну боковину, после чего у нее осталось донышко и три стены. Кулисы она раскрасила зеленым, а на задник наклеила репродукцию старинной картины, которую обнаружила в лавке старьевщика; края пришлось срезать, и тогда картина идеально подошла. Это была зимняя пасторальная сценка: солнце и снег, несколько овечек и мужчина в красной накидке, везущий на санях целую гору дров.

Пол она намазала клеем и посыпала мелкими опилками, а в середине закрепила круглое зеркальце из старой сумочки, чтобы получилось замерзшее озеро.

Вокруг него стояли деревья: еловые веточки, которые она вставила в шпульки для ниток. Веточки были посыпаны блестками, похожими на иней. Танцовщиц Дженни сделала из ершиков для трубок и ваты, а наряды для них сшила из разноцветных ленточек и лоскутка белой вуали. Изготовление балерин заняло больше всего времени: тоненькой кисточкой она нарисовала им лица, а волосы нарезала из шелковых ниток.

И вот все было сделано. Подарок готов. Оставалось только закрепить лампочки. Она открыла пакет и осторожно присоединила лампочки к шнуру, купленному у мистера Симза. Это заняло некоторое время, к тому же ей пришлось спуститься за отверткой. Когда со сборкой было покончено, она закрепила лампочки зажимами на обеих кулисах своего миниатюрного театра, а потом воткнула вилку удлинителя в розетку, в которую обычно включала ночник. Нажала выключатель и крошечные лампочки вспыхнули. Однако их было почти не видно, поэтому она выключила большую лампу на потолке и в темноте оценила полученный эффект.

Лучше, чем она рассчитывала. Прямо сказать, идеально. Театр выглядел удивительно реальным: казалось, крошечные залитые светом фигурки вот-вот начнут танцевать, закрутят фуэте на посыпанном опилками полу.

Наташе должно понравиться.

Полюбовавшись театром еще немного, она прибрала на столе, закрыла подарок простыней, постаралась придать лицу безразличное выражение и сошла вниз.

— Все в порядке, дорогая? — спросила мама.

— Да. В полном, — ответила Дженни, стараясь, чтобы голос звучал как можно беззаботнее, а потом пошла на кухню отрезать себе кусок пирога.

Больше всего в Рождестве ей нравилось то, что оно всегда проходило одинаково. После ужина в сочельник они всей семьей пели рождественские гимны, а бабушка аккомпанировала на фортепиано; ложась спать, вешали на кровать чулки и изо всех сил старались подольше не уснуть. А потом обнаруживали, что вдруг проснулись, что на часах уже половина седьмого, а чулок раздулся от подарков.

Рождество пахло мандаринами и поджаренным беконом на завтрак. Льдистым морозным утром они шли в церковь и пели «Внемлите ангелов пенью» — любимый гимн Дженни. А потом, после службы, останавливались возле церкви поговорить с соседями и скорее бежали домой, чтобы проверить, не подгорела ли индейка, и зажечь во всех комнатах огни.

А потом, когда все было готово, папа говорил: «На старт, внимание, марш!» — и они бросались распечатывать подарки, горой лежавшие под елкой.

В этом году перед Дженни встала неожиданная проблема — как упаковать Наташин подарок. В конце концов она сделала из оберточной бумаги что-то вроде грелки для чайника и надела ее на театр сверху, а потом отнесла его вниз и поставила на кофейный столик, чтобы никто ненароком на него не наступил.

В восторге от собственных подарков, она на какое-то время забыла о театре. Дженни получила новую фару для велосипеда, вязаный свитер с розовыми и голубыми узорами и лаковые туфельки, которые давно хотела. Книгу от Наташи. Фарфоровую чашечку с собственным именем, выписанным золотыми буквами, от крестной. А от бабушки… большую квадратную коробку, обернутую в красно-белую полосатую бумагу. Сидя на полу среди разорванных оберток, лент и поздравительных открыток, Дженни распечатала подарок. Бумага упала на пол, явив взорам большую белую коробку. Снова оберточная бумага, а под ней… В коробке были коньки.

Прекрасные, новенькие, белоснежные ботинки, сверкающие стальные лезвия. Точно ей по размеру. Дженни уставилась на них со смесью обожания — коньки были такие красивые! — и раздражения — все равно она не знала, что с ними делать.

— О, бабушка!

Бабушка смотрела на нее. Дженни поднялась с пола и подошла ее обнять.

— Они такие… они просто чудесные!

Взгляды их встретились. Бабушкины глаза были, конечно, старые, но все равно зоркие. От них ничего нельзя было скрыть. Бабушка сказала:

— Никто не смог бы кататься в ботинках не по размеру. Я купила их вчера, потому что не могла больше смотреть, как ты пропускаешь все веселье.

— Мы сегодня же вечером пойдем на каток, — твердо заявила Наташа. — Ты обязательно должна попробовать еще раз.

— Да, — слабым голосом ответила Дженни. И в этот момент вспомнила о театре — единственном подарке, который до сих пор стоял нераспечатанный. — Но ты еще не посмотрела мой подарок тебе.

Взрослые присели на диван в приятном предвкушении. Всем, признаться, не терпелось посмотреть, что же такое Дженни по секрету мастерила у себя в комнате уже несколько недель.