Поле костей. Искусство ратных дел

— Ну, как меню сегодня, Соупи? — спросил Бигз и рыгнул, усаживаясь. — Хотелось бы узнать, когда вы собираетесь поразнообразить его приличным бифштексом.

Соупер без интереса выслушал вопрос — да и то сказать, вопрос этот ответа вряд ли требовал. Соупер был занят тем, что сковыривал ногтем с вилки присохший кусочек гарнира.

— Хотелось бы узнать вам, — вяло отозвался он и, обращаясь ко всем сидящим, прибавил: — А допустим, я пожалуюсь на плохое мытье посуды. Мы просто услышим в ответ, что воды не хватает.

При налете, которому подвергся город, пока мы были на окружных учениях, повредило одну из линий водопровода, так что в нашей столовой нехватка воды, и это служит у них теперь универсальной отговоркой.

— А вы как, доктор? — повернулся Бигз в другую сторону. — Не отказались бы умять сочный ростбиф с капелькой крови на срезе? Я-то не отказался бы. Слюнки текут при одной только мысли. Так бы и стрескал.

Костлявый, хмурый, угрюмый Макфи — помначмедслужбы дивизии, кадровый майор, до войны трубивший в Индии, — за столом, да и вообще, неразговорчив. Взглянув на Бигза с каким-то отвращением, он промолчал, только подергал слегка головой и снова стал перелистывать напечатанный на машинке отчет. Не откликнулись и остальные двое-трое сотрапезников.

— Да ну, док, бросьте вы хоть за столом свою статистику венерических болезней, — продолжал Бигз, перебравший, видимо, пива. — Чертовски в животе сосет. Пустота как в барабане.

Он затопотал ногами по голым доскам пола, загрохал кулаками по столу.

— Веселей там, подавальщик! — заорал он. — Сколько еще ждать эту черепаху божью!

— Мне бы завтрашним ночным дежурством поменяться, — сказал Соупер. — Не желаете, Дженкинс?

— Я дежурю в пятницу.

— Меня это устроит.

— А расписание дежурств не сменят снова?

— Если сменят, все равно отдежурю за вас.

— Тогда ладно.

Соупер раз уже поймал меня вот так — воспользовавшись переменой расписания, не стал за меня потом дежурить. Он в этих делах ловок. Вторично попасться на тот же прием не хотелось. Бигз перестал тарабанить по столу.

— Весь день не мог добиться в штабе машины, — сказал он. — Вот возьму и подам рапорт Педлару на это безобразие.

— Много будет вам пользы от рапорта, — сказал Соупер.

Удовлетворившись состоянием вилки, он положил ее рядом с тарелкой. Занялся очисткой ложки.

— На будущей неделе встреча по боксу, и возни с ней дьяволова куча, — сказал Бигз. — Мне бы вашу легкую жизнь, Соупи, старый вы сластена. Разъезжаете себе по частям и дегустируете пироги с десертами. Если эта треклятая говядина такая же будет сегодня жесткая, как вчера, то несдобровать вам, Соупи. Ну и денек сегодня. Педлар знай долбит о боксерской встрече, а Хогборн-Джонсон холку мылит из-за вороха новых учебных брошюрок, которых я в глаза не видел. Уж я и сейф запер; сейчас, думаю, хоть выпью кружку — а он тут как тут, звонит по телефону. Осточертело мне, скажу вам. Ходил сегодня к Бителу, начальнику прачечной. Субъект из самых странных. Хлопнули с ним тем не менее. Он хлещет портер будь здоров. Ходил к нему по делу — там у него один рядовой занимался раньше боксом. Можно бы его выставить от штаба, если вес подойдет. У нас есть шанс выиграть встречу. Я бы умилостивил этим Хогборн-Джонсона. Лучший во втором полусреднем боксер Округа попал под бомбу позавчера ночью, когда угодило в казарму. Так что шанс у нас есть.

Солдат-подавальщик принес, поставил перед нами тарелки с мясом.

— Картофель, сэр?

Я отвлекся — замечтался о бутылке вина, пусть самого терпкого, самого кислого. Подавальщик протягивал мне блюдо с вареным картофелем. Я взял картофелину, поднял на него глаза невольно. Голос его, хоть и негромкий, проник сквозь винные мои мечты и сквозь назойливое гуденье разговорившегося Бигза. Я скользнул взглядом по лицу солдата, взял еще картофелину, чувствуя какую-то смутную неловкость. Солдат был длинен, худ, моего примерно возраста, с бледным, испитым лицом; лоб высокий, с залысинами, волосы темные, слегка седеющие. В воспаленных, с синеватыми веками, глазах блеск — но нездоровый, чахлый блеск, и солдатский воротник хомутом болтается на тонкой, длинной шее. Я положил ложку на блюдо, по-прежнему с чувством беспокоящей неловкости. Подавальщик поднес блюдо Бигзу; тот взял четыре картофелины, осмотрев изучающе каждую и скатив их одну за другой к себе на тарелку, причем на скатерть полетели брызги соуса. Подавальщик перешел к Макфи; я все глядел на этого солдата.

— Опять картошка несъедобная, — сказал Бигз. — Твердая как камень. Попросту недоварена. Вот и весь секрет. Эй, подавальщик, поклонитесь от меня шеф-повару и передайте, что он не смыслит в готовке ни уха ни рыла.

— Передам, сэр.

— И пусть эти картошины засунет себе в зад.

— Слушаю, сэр.

— Именно так и передайте.

— Передам, сэр.

— Куда пусть засунет картошины?

— В зад себе, сэр.

— Чешите, выполняйте.

Насчет картошки я полностью согласен с Бигзом. Но мне было не до кулинарных соображений: я утвердился только что во впечатлении тревожном, даже ужасающем. Да, сомнений больше нет. Предположение — мелькнувшее, затем отброшенное как полностью невероятное — оказалось верным. Подавальщик — Стрингам, мой давний друг и однокашник. Он повернулся идти в кухню, но тут его остановил Соупер.

— Секундочку, — сказал Соупер. — Кто накрывал на стол?

— Накрывал я, сэр.

— А где соль?

— Сейчас принесу, сэр.

— Почему не поставили сразу?

— Забыл, к сожалению, сэр.

— Впредь не забывайте.

— Постараюсь, сэр.

— Я не «стараться» велел. Я велел впредь не забывать.

— Не забуду, сэр.

— А что, разве в отеле «Риц» не ставят на стол солонку с перечницей? — спросил Бигз. — Там что, персонально каждому приносят соль и перец?

— Насколько помню, сэр, не соль и перец, а горчицу — французскую, английскую или, возможно, иную, менее известную разновидность, — сказал Стрингам. — Но соль и перец индивидуализировать — тоже хорошая мысль.

Он ушел на кухню — за солью и чтобы передать повару мнение Бигза. Соупер повернулся к Бигзу. Его явно обрадовала возможность осадить штабного спорторганизатора.

— Не выставляйте своего невежества, Бигги, — сказал он. — Раздача соли в «Рице». Еще что! Этак вы в «Савой» вопретесь, чего доброго, за тарелкой рыбной жарехи и стакашком чаю.

— И поэтому нам здесь без соли сидеть, да? — огрызнулся Бигз воинственно. Он на этот раз не расположен был покорно слушать наставления Соупера даже в деле столь тому знакомом, как ресторанное.

— А подавальщик явно не того, — продолжал Бигз. — Не все дома у парня. Видно же. Слышали его слова? И этот рафинированный голосок. Зачем здесь этот тип? Что такое с Роббинзом случилось? Роббинз видом не блещет, но хоть солонку на стол ставит.

— У Роббинза грыжа, лег в госпиталь, — сказал Соупер. — Этот прислан взамен. И по-моему, трудно подавать хуже Роббинза.

— Этому тоже прямая дорога в госпиталь, — сказал Бигз. — Я их со взгляда определяю, без ошибки. На кой нам эти психи, даже и в столовой. Нам нужны парни, годные к чему-то. Господи, ну и армия.

— Найти приличного подавальщика — всегда проблема, — сказал Соупер. — Перебирать не приходится. Берешь, кого дают.

— Не по нутру мне тип этот, — сказал Бигз. — В тоску вгоняет его дохлая физиономия. Смотреть тошно. Пьянчуга, должно быть. Вот и весь его секрет. Эту братию узнать нетрудно.

Сжав губы — образовав ими резиновый тугой клапан, — Бигз неожиданно выстрелил кусочком вареного жира себе в тарелку, причем попал точно на краешек, за несъеденную картошку. Меткость выказал в своем роде первоклассную.

— Когда он прибыл, новый подавальщик? — спросил я сдержанно. Распространяться здесь о нашей со Стрингамом дружбе совершенно незачем.

— Заступил днем сегодня, — сказал Соупер.

— Я его и раньше у нас видел, — сказал Бигз.

— Где, в штабе?

— Присылали их как-то, рабочую команду — ровнять ринг, — пояснил Бигз. — А туда же, благородного из себя корчит. «Индивидуализировать». Надо сбить с него спесь, я считаю. Потому я и закинул насчет «Рица». Он там не чаще моего бывал.