Последняя ночь на Извилистой реке

Повар не готовил и традиционные кондитерские деликатесы, называемые по-итальянски dolci. Пол Полкари осторожно намекнул ему, что у него нет чутья на десерты, точнее — на итальянские десерты. Он хорошо умел готовить сладкие блюда, принятые в поселках лесорубов и сплавщиков, — пироги и нехитрый коктейль из рома, лимонного сока и мяты. (В Вермонте его черничные и яблочные пироги шли на «ура».) В «Авеллино» он готовил блюдо из фруктов с мягким сыром, и многие завсегдатаи считали это десертом.

Любование своим рестораном отвлекло Тони Эйнджела от мыслей о политических воззрениях Кетчума. В том, что люди называли прогрессом (в основном это касалось всевозможных машин и устройств), Кетчум напоминал луддита. Он не только сожалел о сокращении лесосплава, но даже утверждал, что появление бензопил повлияло на качество сплавляемых бревен! (Зато Кетчум обожал винтовки и дробовики, эта была единственная отрасль прогресса, не вызывавшая осуждения у старого сплавщика.)

Кетчума нельзя было отнести ни к либералам, ни к консерваторам. Пожалуй, он был сторонником свободы воли и, конечно же, вольнодумцем. А в молодые годы — еще и повесой и распутником. Ну почему, стоило повару задуматься о Кетчуме, его мысли обязательно выносило на сексуальный план? (Доминик Бачагалупо, кем он был до превращения в Тони Эйнджела, знал причину, и его всегда угнетало, когда мысли о Кетчуме застревали в этой нише.)

Кетчум просто разъярился, узнав, что отец, сын и внук возвращаются из Айовы в Вермонт. Однако Писательская мастерcкая и так была более чем благосклонна к Дэнни. Поначалу они предложили ему двухлетний контракт. Он попросил продлить контракт еще на год, и просьба была удовлетворена. Но летом семьдесят пятого года, когда Джо исполнилось десять лет, семья возвратилась в округ Уиндем. Дэнни любил свой старый фермерский дом в Патни. Отец решительно не хотел здесь жить. Вьетнамская война окончилась, Уиндемский колледж медленно умирал. И потом, Тони Эйнджелу никогда не нравился Патни.

Второй и третий романы не принесли Дэнни никаких доходов. А вот повару, пока они жили в Айове, удалось увеличить свои сбережения. Денег хватило, чтобы купить квартиру и нижнее помещение в том самом доме на Мейн-стрит. Вскоре на первом этаже открылся ресторан «Авеллино». Дэнни в то время приходилось постоянно ездить в соседний штат Массачусетс, в город Саут-Хэдли, где он преподавал в колледже Маунт-Холиок [121]. Ближе преподавательской работы для него не нашлось. Этот добропорядочный, со сложившимися традициями, женский колледж находился почти в двух часах езды от Патни. Зимой, когда шел снег, время в пути увеличивалось еще минут на сорок. Тем не менее Дэнни нравилось жить в Патни. Немаловажную роль здесь сыграло и наличие хорошей промежуточной школы, куда можно было дойти пешком. Джо окончил там восемь классов и поступил в Нортфилд-Маунт-Хермон.

Повар продолжал обратный путь, качая головой в такт своим мыслям. Дэнни действительно любил жить на природе. А Тони Эйнджелу подобная жизнь не нравилась. Норт-Энд сделал из него горожанина. Или, во всяком случае, человека, привыкшего к более населенному месту. А Дэнни стойко держался за свой Патни и целых три года ездил такую даль в этот женский колледж, пока не вышел его роман «Отцы Кеннеди». Роман сразу стал бестселлером и навсегда освободил писателя от необходимости зарабатывать на жизнь преподаванием.

На сына внезапно свалилась куча денег, и повар волновался (он и сейчас волновался), как это подействует на юного Джо. Дэниелу к этому времени было тридцать шесть, и слава, наряду с высокими гонорарами, уже не могла вскружить ему голову. Однако Джо было только тринадцать, и мальчишка, как говорят, однажды проснулся сыном знаменитого отца. На любого тринадцатилетнего подростка отблеск родительской славы мог наложить не самый лучший отпечаток. Не случится ли этого с Джо? И наконец, были женщины, с которыми Дэниел общался до и после превращения в автора бестселлера.

К моменту переезда в Айова-Сити писатель жил с одной из своих бывших студенток Уиндемского колледжа. У нее было мужское имя — Фрэнки.

— В моем имени на конце стоит игрек [122], — любила повторять она, по-детски надувая губки.

В Айова-Сити она не поехала. Повар мысленно перекрестился. Не хватало им еще только этой юркой маленькой хищницы!

Как-то повар не выдержал и заметил сыну, что негоже спать со своими студентками.

— Когда я начал с ней спать, она уже не была моей студенткой, — оправдывался Дэнни.

Но Фрэнки действительно у него училась, кажется, год с небольшим. Она принадлежала к числу «вечных студентов» Уиндемского колледжа, которые так и оседали в Патни. Они учились в колледже, оканчивали или бросали его, но почему-то не уезжали, а продолжали болтаться рядом. Дэнни так и не мог понять, что же их держит в этом заурядном городишке.

Однажды эта девица зашла к своему бывшему преподавателю и… просто осталась у него.

— А чем Фрэнки занимается весь день? — спросил у Дэнни отец.

— Пытается быть писательницей. Ей нравится атмосфера колледжа. И потом, они с Джо неплохо ладят.

Фрэнки делала кое-что по дому и немного готовила (если, конечно, это можно было назвать готовкой). Почти всегда эта диковатая особа ходила босиком, даже зимой, когда по фермерскому дому гуляли сквозняки и Дэнни постоянно топил две печи. (Тони Эйнджел заметил, что в Патни буквально поклоняются дровяным печам, предпочитая их более современным видам отопления. Повар просто возненавидел этот городишко.)

У Фрэнки были русые прямые волосы и сутулая спина. Она носила смешные старомодные платья (повар помнил, что такие платья носила Нунци) и не признавала лифчиков. Ее подмышки (когда повару удавалось их увидеть) всегда оставались невыбритыми. Должно быть, ей было года двадцать два или двадцать три. А Дэниелу к моменту их переезда в Айову перевалило за тридцать.

В Айова-Сити в жизни писателя тоже мелькали молодые женщины (среди них — одна из его студенток), но отношения с ними заканчивались достаточно быстро. Когда Дэнни Эйнджел стал знаменитым, а его сын превратился в подростка, молодых женщин вокруг автора бестселлера стало еще больше. (Повар помнил трех или четырех, которые были заметно старше сына, две из них — его иностранные издательницы.)

Фермерский дом к тому времени превратился в настоящую усадьбу. Старый дом писатель сделал гостевым, а для себя и Джо построил новый. Кроме этого, Дэнни выстроил еще и «писательскую хижину», как он называл совсем небольшой домик, где он писал. («Ничего себе хижина!» — думал Тони Эйнджел.) При скромных размерах «хижина» была оборудована душевой кабиной. Естественно, там был телефон, телевизор и небольшой холодильник.

Дэнни нравилось жить на природе, но он не сделался затворником: отсюда и дом для гостей. Кого-то он просто хотел видеть, с кем-то приходилось поддерживать отношения по издательским делам, которые способствовали знакомству с достаточным числом людей из разных городов. В Патни часто кто-нибудь гостил, включая и женщин писателя. «Хорошо ли подростку видеть все эти случайные романы отца? Не сделается ли он сам эдаким плейбоем?» — нередко спрашивал себя повар. Дэнни задавал себе схожий вопрос, однако деда эта сторона волновала больше, чем отца. Когда парню восемнадцать лет, нужно следить и за тем, чтобы он не пристрастился к выпивке. Это повар тоже знал. В характере Джо хватало озорства и беззаботности. К тому же он любил сборища.

С началом Вьетнамской войны власти понизили возраст, разрешающий потребление спиртного, с двадцати одного года до восемнадцати лет. В этом была своя логика: если зеленых юнцов отправляли умирать, так почему бы им не позволить вкусить некоторые радости жизни? После войны возраст снова повысили до двадцати одного года, но это произошло лишь в восемьдесят четвертом году. А пока, насколько знал Тони, ребята пользовались фальшивыми удостоверениями личности. На такие липовые бумажки повар вдоволь насмотрелся в «Авеллино». У его внука она тоже была.