Ночь - царство кота

Праздник разгорелся с новой силой, как священная акация. На площади перед дворцом готовились к грандиозному жертвоприношению в честь Убасти и Анубиса. Гости хвастались жертвенными животными и спорили, чьи лучше и больше. Кошки были повсюду. Живые — пользовались абсолютной вседозволенностью, они клянчили вкусненькое и забирались на столы. Хозяева не брезговали есть с ними из одной миски, напротив, это считалось шиком. Статуи, статуэтки, амулеты кошек из любого материала от глины до золота продавались повсюду, цены на поделки из черного дерева и камня взлетели неимоверно, поскольку каждый жаждал приобрести символ Анубиса.

Базар, казалось, захлестнул Бубастис: здесь торговали всем, вино и пиво лилось рекой, музыканты, прорицатели, гадалки, артисты, циркачи устраивали представления на каждом углу. Осоркон приказал подать носилки, и они направились обратно во дворец. Юсенеб предпочел бы прогуляться по базару, чем делить досуг с Фараоном, но назад пути не было. Солнце едва разогрело полдень, и до главного вечернего торжества оставалось порядочно времени. В носилках, плавно покачиваясь в такт шагам, сидели два старика, два некогда лютых врага, сведенные в конце жизни по воле провидения и Анубиса.

Анубис был последний, кто меня любил, думал Осоркон, или нет, не так, кот любит только себя, а мне он позволял себя любить, принимал ласку, не боялся, не просил ничего взамен, конечно, посмотрел бы я на того, кто вздумал бы обидеть любимца Фараона, восемнадцать лет прошло, как появился, еще совсем мал был, а бесстрашен, лез всюду, клочья так и летели, вечно возвращался с царапинами на носу, потом уже к старости остепенился, обнаглел, стал изощренным в проказах, чувствовал полную безнаказанность, царем ходил по дворцу, только меня и признавал, давал себя погладить по голове, а попробуй, дотронься до ушей или спины — сразу лапой, величественный был кот, как и подобает, а умирать ушел к чужаку, и кого выбрал — раба, к старости получившего волю. Ничего не поделать, чужая душа — потемки, а так хотелось бы, чтобы Анубис выбрал его, Осоркона. Часть жизни ушла, да ее и осталось уже немного, этой жизни, скоро и его призовут к себе Боги, как призвали Анубиса, но пока он еще жив.

— Оставьте нас! — приказал Осоркон, и Юсенеб повернулся, чтобы выйти со всеми, — нет, ты останься!

Фараон сел на трон и закрыл лицо руками, потом его левая рука легла на подлокотник в форме головы кота и легонько ее погладила.

— Вы там! Принесите ему стул! Слышите! — заорал Осоркон. — Юсенеб, — он поднял голову, — ты не хотел появляться на празднестве, но теперь тебе придется. Нравится — не нравится, а ты теперь — знаменитость, а ей место рядом с Фараоном, или ты по-прежнему станешь упорствовать?

— Не стану, — просто ответил Юсенеб и поднялся. — Ты Владыка Египта — тебе и приказывать.

— С чего такая перемена? — саркастически ухмыльнулся Осоркон. — Или эта история с переселением души Анубиса — сплошная выдумка челяди? А тебе на старости лет просто хочется покрасоваться?

— Не думаю, что выдумка.

— Если не выдумка, то тебе нет равного по силе, ты можешь разрушить Египет, стереть его с лица земли, поработить, осуществить мечту своей юности, — Осоркон откинулся на спинку трона, — почему тебе этого не сделать?

— Не могу.

— Значит, не можешь?

— Не стану.

— Можешь… Но не станешь?

— Да.

— Это уже интересно! И есть на то причина?

— Конечно. Я всего лишь посланник, я не бог, хотя по воле провидения, я получил СИЛУ бога. Я не могу ей воспользоваться, это будет наказано.

— Кем?

— Богами, конечно, вспомни, как был наказан твой брат.

— Я приказал убить тебя! Я не собирался убивать брата! Но в тот момент он сделал шаг вперед, и стрела пронзила его! Тебя я не хотел оставлять в живых!

— Твоей рукой двигали боги, не в твоих силах убить Посвященного.

— Ах, так, что же мне помешает убить тебя сейчас?

— То же самое, что и тогда.

— Нет, Юсенеб, это неправильный ответ — ничто не помешает. — Осоркон собрался кликнуть стражу, но Юсенеб знаком остановил его.

— Подожди, я покажу тебе кое-что, — он подошел к окну, — далеко еще до темноты? Собирается ли Великий Ра отправиться на ночной покой, или еще слишком рано?

— Что ты хочешь этим сказать?

— А вот что… — Юсенеб, стоя у окна, поднял руки и запрокинул голову.

Во дворце стало темнеть, крики на площади постепенно угасали, пока не стало совсем тихо. Надвинулись сумерки, начальник Фараоновой стражи сунулся было в зал, но был изгнан суровым окриком. Юсенеб опустил руки, отошел от окна и уселся обратно на стул. Загустевшую тишину разорвали крики ужаса, перешедшие в почти звериный вой.

— Сейчас совсем стемнеет, а завтра Ра может не появиться совсем, и тогда все поймут, что Великий Ра гневается на Убасти и не хочет ее празднества, а Убасти — защитница Египта…

— Что же ты хочешь? — Осоркон всеми силами пытался не выдать своего страха перед происходящим.

— Думаю, что гимн, посвященный Великому Ра, не оставит его равнодушным, и Великий Ра вернется.

Осоркон позвал начальника стражи и прошептал ему несколько слов. Потом вышел на балкон и произнес:

— Великий Ра печалится смерти Анубиса. Мы должны вознести гимн Великому Ра, и тогда он вернется к нам, и засияет над Египтом солнце.

— Преклоняемся перед тобой, о Великий Ра, создатель жизни и света, защитник смертных, — начал Осоркон, — ты возносишься и сияешь, и даешь свет миру, созданному Королевой Богов матерью нашей Убасти. Преклоняемся перед ней, — подхватила толпа, — перед творением ее рук — да будет она благословенна и всесильна во все времена года. Святы Боги, соединяющие бренную землю и Божественное небо. Да предадут они огню их врагов, и да отсохнут их руки. Преклоняемся перед тобой, о Ра — создатель жизни и света, защитник смертных.

— Славим тебя, создатель, защитник земли и неба, о Ра, сын Убасти, повелитель небес. Сердца наши принадлежат тебе, давшему нам живые души. Пусть сияет вечно твой небесный свет, твой вечный огонь, освещающий мир. Преклоняемся перед тобой, о Ра — создатель жизни и света, защитник смертных.

— Божественную почесть воздаем мы тебе, о, Ра, создателю жизни и света, защитнику смертных и матери твоей Убасти. Укажи нам путь из темноты к свету. Преклоняемся перед светом и перед создателем. Преклоняемся перед тобой, о, Ра!

В первые мгновенья ничего не изменилось, но потом постепенно стало светлеть, и через несколько минут солнце снова засияло в небе. Осоркон стоял на балконе и наблюдал за беснующейся от радости толпой, восхвалявшей всех и вся: Ра, Убасти, Анубиса, его самого. Ему не хотелось возвращаться обратно, немного было моментов в его жизни, когда ему доводилось видеть столь откровенную демонстрацию силы, не человеческой силы, нет, а дарованной Богами, над которой он не властен. За долгую жизнь ему удалось сохранить Египет, лакомый кусок цивилизации посреди дикости и ничтожества, постоянных набегов кочевников на границы. С памятью о брате он прожил остаток жизни, он побоялся повторить попытку убить Юсенеба, кто-то, казалось, шепнул ему не делать этого, и, как итог, новая история с Анубисом. Осоркон пересилил себя и шагнул в тень.

— Ты не жаждешь мести? Ведь никто не может тебе помешать превратить Египет в руины, а людей в рабов.

— Нет, это ничего не принесет моему народу, лишь навлечет гнев богов и несчастья, а их и так немало.

Осоркон посмотрел на Юсенеба долгим изучающим взглядом.

— Что же ты хочешь? — спросил он.

— Ничего, я ни о чем тебя не просил.

— Странно, все меня постоянно о чем-нибудь просят.

— Тогда и я попрошу — оставь в покое Хори.

— Из-за таких, как он, и происходят все беды, мне знаком этот взгляд. Он считает себя всемогущим, равным богам. — Осоркон снова покосился на Юсенеба. — Вот видишь, ты и сам полагаешь, что я прав.

— Ему надо дать шанс…

— О, я дам ему шанс! Он будет испытан! И тогда — пусть боги решают, быть ли ему Фараоном, властвовать ли ему над Верхним и Нижним Египтом.