Максик, Жека и Толян (СИ)

На ее худосочных холмиках обнимались два ушастых мышонка – Микки и Минни. Наверное, Аньке и самой тоже хотелось любви, хотя бы такой маленькой, мышиной.

– Сердякин, между прочим, говорил про вас, – доверительно сообщила она.– А вы тут хаваете.

– Угу. – Толян отхлебнул из неудобного стаканчика. – Мы тоже про него толкуем. Чего тебе надо?

– Гонишь! – удивилась Гренкина, будто не расслышав последней реплики.

Мелкий Толян взглянул на Аньку испытывающим взглядом. Стоит ли посвящать эту пигалицу в их мужские разборки? Правда, они своими собственными мозгами так еще ничего не скумекали.

Тут в их интригующий разговор вмешалась Саша Бабина – здоровенная дылда с синими волосами, которая была при Аньке не то наперсницей, не то бодигардом:

– Да пошли уже, Ань. Хватит с этими идиотами время терять!

Но у Аньки сегодня тоже было задорное настроение, поэтому она послала подружке воздушный поцелуй и помахала ручкой, мол, потом, не сейчас! Дылда Бабина покрутила пальцем у виска и отчалила.

Глядя ей вслед, Толян шумно втянул в нос набежавшую жижу и тихо произнес:

– Слушай Ань!

Та напряглась, но лицом не подала вида, что ей интересны их терки. Развалившись на шатком железном стульчике, она выжидательно переводила взгляд с одного приятеля на другого, а затем и на третьего.

 Мелкий мститель допил свой чай, а затем  важно произнес:

– Вот, решаем, как этому гаду люлей навешать.

Анька снова бросила  на Толяна дразнящий взгляд, но ничего не сказала.

Лицо Максика пылало жаром не то от температуры, не то от молодецкой удали. Он вальяжно положил руку на спинку Анькного стула:

– Хочешь «Сникерс»? Сахар – он для мозгов хорошо. На, держи!

Анька обернулась к  нему и подмигнула:

– За сколько?

Максик обиделся:

– Ты чё? Угощаю. Бери, – Он отломил грязными пальцами кусочек от нетронутой половины и протянул его соседке.

Жека, который без пальто стал еще нескладнее, вдруг сказал:

– Ань, ты, типа, умная. Посоветуй, что ль.

Комплимент понравился Гренкиной больше, чем угощение.

– Ладно, – она хищно слизнула шоколад с верхней губы. – Я подумаю.

Тут в столовую вошел Кукушкин и закричал, чтобы все шли по классам.

– А  тебе, Гренкина, что? Особое приглашение надо? – отчего-то взъелся он на жующую Аньку.

11

Семнадцатилетняя учащаяся Гренкина была не просто противоречивым человеком. Она была человеком сложной биографии, в которой за несколько лет намешалось столько такого, что у некоторых людей не приключится и за всю жизнь.

До одиннадцати лет ее мир был прост и четко делится на будни и выходные. По  будням она ходила в школу, а по выходным – гулять в парк. Вместе с  мамой и папой она жила в самом прекрасном городе Москве, в большом доме на улице какого-то академика со смешной фамилией. Изредка к ним в гости наведывалась папина мама, бабушка Валя. Ее первый муж, Анькин дедушка, был тоже академиком, и когда Гренкина была совсем маленькой, то все время спрашивала, где находится улица имени ее дедушки. Но бабушка только вздыхала и повторяла: «Кто много знает, тот плохо спит.» Догадливая Анька понимала, что взрослые от нее что-то скрывают,  но делала вид, что все понимает.

На самом деле, она почти никогда не понимала взрослых.

Она, например, никогда не понимала, почему бабуля привозит ей только то, что свяжет или сошьет своими руками. Как будто у нее, вдовы академика, не было денег на нормальные шмотки.  Аньке было невдомек, почему она должна звать бабушку «Тин Тинна» и почему они никогда не гуляют вместе.  Приезжая к ним в гости, та первым делом вручала внучке очередной сверток, а вторым  –  запиралась с родителями  на кухне.

Аньке сначала было очень интересно, о чем они там говорят, но на все вопросы мать только отмахивалась: «Много будешь знать – скоро состаришься!»

Однажды мирок Аньки Гренкиной вдруг перевернулся, точно стеклышки в калейдоскопе. Вроде бы, все осталось на своих местах – и дом, и парк, и школа, и магазины, и гаражи, весь их микрорайон. Но на самом деле, все вдруг разбилось и рассыпалось на мелкие  осколки.

А дело было так.

В один из последних дней мая, когда ей вручили  похвальный лист за отличное окончание четвертого класса, она была особенно счастлива. Еще бы! Она  наконец-то стала круглой отличницей. Ее, наверняка, теперь будут ставить в пример другим ребятам. А мама с папой, уж точно, не оставят ее без подарка. Но сначала Анька решила сама сделать родителям сюрприз:  положить дневник с грамотой на самое видное место в доме – на телевизор. Вот уж они обрадуются, когда найдут его!

В тот день на улице было пасмурно, и с самого утра лил дождик. Отличница Гренкина тихонько открыла входную дверь своим ключом и уже хотела на цыпочках зайти в родительскую комнату, как вдруг заметила на вешалке чужую мужскую куртку и грязные следы на чистом полу.

«Странно, – подумала Анька. – Кто это к нам пришел?»

Папа ненавидел грязь в доме.

От грязной незнакомой куртки пахло чем-то противным. Анька вдруг вспомнила этот запах. Когда-то, давным-давно они куда-то ездили в грязном поезде, и она после этого долго болел.  Она вдруг увидела, точно наяву,  мелькающие столбы, но потрясла головой и отогнала наваждение.

Из кухни слышались громкие, неприятные голоса. Один из них принадлежал, как ни странно, маме, а другой, понятно, незнакомому мужчине. Они о чем-то спорили, и вдруг незнакомец закричал:

– Она моя дочь, понимаешь! Я хочу ее видеть!

– Вали отсюда! Хватит с меня! Уходи, пока я не вызвала полицию! – ответила мать.

Ничего не понимающая Анька замерла.

В кухне что-то звякнуло, потом посыпалось и рухнуло. Потом голоса стали выкрикивать такие слова, которые отличница Гренкина слышала только от старшеклассников, когда те дрались за гаражами. Она побыстрее сунула ноги в мокрые туфли и поскорее выбежала из квартиры.

В парке она прогуляла до самой ночи, посидела на всех лавочках.  Когда уже  совсем стемнело, ей вдруг стало очень жарко, а в голове загудели сотни гудков. Анька поняла, что пора идти домой и поплелась пешком на двенадцатый этаж. Лифт в тот злополучный день тоже не работал.

Едва она переступила через порог, как мать схватила обессилевшую отличницу за шиворот и  стала хлестать по красным от жара щекам:

– Где ты шлялась, сволочь?

Дневник с пятерками так и лежал на телевизоре. Ненастоящий, но привычный отец курил на кухне, не обращая на отвратительную сцену  никакого внимания.  Когда мать снова завизжала, а Анька заревела, то папа-отчим вынул из форменных брюк ремень и замахнулся на них. Что было дальше, Анька не помнила.

 На следующий день, ближе к вечеру, нагрянула Тин Тинна с очередным свертком.

Пошатываясь от температуры,  Анька вылезла из кровати, достала из комода маникюрные  ножницы и порезала  хэндмейд на мелкие кусочки. Такого ненастоящая бабушка вытерпеть не могла и отхлестала строптивицу по горящим щекам. Досталось и матери.

Наконец, взрослые утихомирились и по своему обыкновению заперлись на кухне. Отличница поняла, что надо действовать.  Ее больше ничего не связывало с этими чужими злыми людьми. Стеклышки в калейдоскопе вдруг все почернели.

Решение разбить этот несправедливый мир накатилось горячей мощной волной. Она в последний раз оглядела свою комнату и направилась к окну. Из последних сил больная пятиклассница доковыляла до окна и залезла на подоконник. Ноги ее дрожали, в голове звенело. Она раскрыла оба шпингалета – сначала нижний, а потом верхний.

Внизу бушевала зелень. Сверху жарило  солнце. Возле подъезда, задрав головы,  стояли две соседки и показывали на нее пальцами. Анька поняла, что ей не убежать от взрослых.  Подоконник качнулся,  и она рухнула на пол.

Через три дня, когда она пришла в себя, ей сказали, что скоро у нее будет братик. Мать положили в больницу. Отчим стал пить каждый день.  Окно заколотили гвоздями. Отчим отнял у нее ключи и не выпускал даже в парк. Все лето осунувшаяся Анька  провела в душной комнате.