Путешествие в Тунис

— Кто из них старшой? — А что, не видно? — Действительно, у того, что в светлых брюках, апломба было больше. Выглядел более самодостаточно. Жевал жвачку и блаженно улыбался, в то время как другой наклонялся изредка к нему, что-то нашептывал.

Инна поведала: «Он работает с самим «Кирпичом» (питерским вором в законе), держит сеть бензоколонок и супермаркетов. У него два дома в Финляндии, один в Лондоне, не считая домов в Питере и Ленинградской области, конечно. Оба остановились в «Ориент Паласе» (самый дорогой отель в Суссе, принадлежит племяннику саудовского короля Фахда и племяннику иракского диктатора Саддама одновременно — это их кондоминиум).

В то время как Тэтчер и Каддафи, приезжая к президенту Туниса Бен-Али, останавливаются в отеле «Газдрубал» (тоже шесть звездочек, но не столь модерный), наши русские ставят планку выше. Они здесь арендуют номера в «Ориент Паласе», «Линкольн» с шофером и по ночам катаются вдоль моря, вдыхая ароматы карфагенщины.

…Я вижу, как бездомные псы застывают от ужаса, когда сиреневый «линкольн» проносится по автостраде имени президента Бургибы — навстречу воображаемой точке истинного удовлетворения. По ночам в «Ориент Паласе» питерская Марго Хэмингуэй исполняет своему хозяину оральный секс — ведь они, истинные мачо, ослабли по части нон-стоп вагинального траха. Этот фактор ослабления половой мощи учли новоявленные эскулапы, практикующие усовершенствованный массаж предстательной железы, позволяющий «ящикам» всю ночь ворочаться на спутницах — что для придурков прошлого было делом нормальным.

Прав был Штайнер, что люди XXI века целиком перейдут с генитального на оральный секс, и это явление имеет глубоко метафизические корни. Позднее они будут не только сношаться, но и размножаться через рот, подобно некоторым представителям семьи паучьих.

Я потягиваю приторный коктейль и слушаю ее рассказ о Питере. Ее лицо — немного кукольное, с коротким вздернутым носишкой, и глазки синие — невольно вспомнишь Лермонтова, что породы в русских девушках мало, очевидно, эталон красоты другой — более в ходу свежесть и цвет лица. На Западе все более длинноносые и с выпяченной челюстью, но в целом эта подруга вид имеет, все при ней, а как намажется и юбочку короткую, так прям держись!

Сюжет — о «Доменикосе», кафе для «новых русских» в Питере.

Вход — 70 долларов, дороговато, зато декор что надо. Есть даже лазерная дискотека. Их девушки трясутся в одиночку, в автоэротическом режиме. Гладят себя, пока братва сидит и курит. Им подают изысканные блюда (язык атлантический — 95 тыс. рублей, салат «Ницца» — 45 тыс. и т. д. Вино, конечно, по большей части дрянь — итальянские столовые вина выдаются за марочные, однако если возьмешь «Кампари-оранж», то не ошибешься). Вошедших ощупывают металлоискателем, чтобы не было оружия, и они проходят стройными рядами — с мобильными телефонами и пейджерами. Прикинуты — от Версаче и Хуго Босса. Крутые здесь не только киллеры.

Разговор:

— Хуго Босс — в прошлом, надо брать только Дзенью.

— А часы «Лонжин»? Мне нравится модель «Линдберг», около трехштук.

— Старик, ты воще спятил. То же третья категория качества. В Швейцарии есть только один гениальный часовщик — Фрэнк Мюллер — его часы по 30 тысяч баксов.

— И все эти «Юнайтед Калорс оф Бенеттон» — тоже не годятся, спортивная фирма «Стефанель» куда лучше.

Сидят, спорят. Андрюха — реставратор, он переделывает гнилые особняки для финнов. Серега — инсталлятор, работает паяльной лампой и продает сварные композиции немцам. А Петя — директор-распорядитель сауны «Марлен». Где парятся все вместе. Сидит здесь и «ботаник» — младой профессор с постной миной, он в собственном НИИ вырабатывает питерскую разновидность «экстази» — таблеток для артистов и «новых русских». Они ими закидываются. Подзакидавшись, зависают долгими ночами над Невой. В дыму и перемигивании лазерных стрелок-прожекторов. Оттягиваются, пока не проклюнется хмуренький питерский рассвет.

Все, доста, уже отмякли. Тогда с девчонками (цены ниже московских — по сотне баксов в среднем, зато прикинуты не хуже — всякие там «Армани» из лайкры и пр.), или с друзьями — по точкам. У Андрюхи — квартира что надо — евроремонт и маленькие лампы-споты подсвечивают нужные места — эффект множения в глазах — там залегают, и начинается сеанс.

Благосостояние сместило акценты. Алеха — тот был ранее из «натуралов» (гетеросексуалов), однако его забрал к себе «ботаник», и он стал практикующей двустволкой, а не какой-то мосинской винтовкой — чтобы в один прицел. Прикинь, чувак! Ведь эта участь — ни для кого из нынешних не вновь. Активных геев мало, однако размытых переходных вариантов — во множестве.

А выглядят — как мальчики — похожи на Влада Сташевского — рост метр семьдесят, растительности на фейсе мало, но возбуждают в девчонках этой генерации (по большей части би-) эротику другого рода. Прощайте времена, когда в 70-х лакали портвейн, и член стоял как бешеный. Однако вся упаковка тех — убогих — джинсы «Левис» и все дела. Нищие, пахнущие потом и злые до женского пола.

— Все, больше не могу! — рванул я на себе рубаху. — На воздух! Подальше от проклятых мигалок и техно-трансов.

— И я с вами! — сказала Инна.

Ночь, Порт-эль-Кантауи, полная луна. Спит бухта, спят немецкие туристы. Чуть слышно скрипят суда с бутафорскими фигурками Бармалеев. Мимо темных окон выходим на волнорез. Ночное море трепещет, и далеко бежит дорожка луны.

Немецкий бункер. Полузатопленный, покрытый мхом и водорослями, он защищал когда-то подходы к Хаммаметской бухте. Сейчас — кусок бетона, на коем намалевана звезда — нет, не подпольных коммунистов (потомки финикийцев слишком прагматичны), а просто символика какой-то жалкой местной команды по футболу. Тогда — в 42-м — бункер был соединен дорожкой с укрепрайоном, и голые по пояс немецкие солдаты носили в него боеприпасы.

Когда мехкорпус Роммеля ушел на восток и бился с британцами у Эль-Аламейна, здесь, в маленьком Тунисе, был тихий немецкий тыл, солдатский санаторий. Они здесь разместились на виллах по берегу залива и жили курортной жизнью — купались, загорали. Почти что южный берег Крыма…

— Давайте закурим! — она дотронулась до моего локтя.

Закурили. Море тихо плескалось у наших ног. Я накинул ей на плечи свой льняной пиджак, купленный в недорогом магазине Нью-Йорка, но здесь отлично смотревшийся.

…Итак, 42-й… В Европе шла кровавая война, и пропаганда, и проповедь тоталитарных идеалов… А им, пришельцам с Севера, что в вечной нехватке солнца, хотелось загорать. И вот — под предводительством майора Коршля они открыли клуб нудистов. Их бронзовые мускулистые тела сверкали под солнцем, они играли в волейбол на пляже нагишом и слушали по радио «Лили Марлен»… На самом деле — современные ребята, которым немного не повезло с войной. Они хотели выпивать, и местные торговцы им приносили «буху» — тунисский самогон из фиников. А иногда — местный парнишка по прозвищу «Али-Баба» приводил гулящих девок из города.

Майора Коршля убило уже в Италии, в 44-м, из волейбольной команды немцев осталось после войны лишь трое. Один из них мне повстречался за ужином в отеле «Риад Палмс», в том же мае 96-го. Как выяснилось, он даже мало-мальски калякал по-русски.

Многозначительно поднявши палец, он сказал: «Я родился лишь месяц спустя после того, как в Баварии была объявлена советская республика, запомни, в мае 19-го!» — и рассмеялся хриплым смехом. Он сидел в шортах и майке, поджарый и загорелый, и я не дал бы ему 77 лет.

В конце войны он, Ганс, был переброшен на Восточный фронт, где и попал в плен. Хлебнув местного вина «Макон» с главой сатира на золотой наклейке (с ресторанной наценкой этой поганое тунисское вино стоило 12 динаров), он произнес многозначительное слово «Джезказган».

Да, в Казахстане они работали на руднике, и много ребят хороших там перемерло. Вообще — свидетельствуют цифры — из плена не вернулся каждый второй из русских и каждый третий из немцев. Их, немцев, не убивали, но также не кормили и не лечили — там шел отбор по Дарвину. Его спасло лишь, что, будучи парнишкой любознательным, он выучил кириллицу и смог писать по-русски. Тогда он стал носить гордое имя «писарь» — и жизнь его предстала в другом свете. Начальник русский — Сергей — подкидывал ему по дружбе пайку. Парнишка несколько отъелся, и вскоре проснулось желание.