Самородок

Рой вздохнул.

— Мой отец? Что ж, может быть, я и хотел иногда дать ему по башке. После того как умерла бабушка, старик засовывал меня в один детский приют за другим, в том месте, где он работал, это когда работал, но, правда, забирал меня летом и учил, как бросать мяч.

Нет, она имела в виду не это, сказала Харриет. Он когда-нибудь читал Гомера?

Как ни старался Рой, в голову приходили только четыре базы и ни одной книги. От вопросов Харриет у него голова шла кругом. Рою был незнаком ее язык — язык студентки колледжа, и он все ждал, когда она остановится, потому что ему хотелось поговорить о бейсболе.

Хэрриет выдохнула.

— Друзья говорят, что у меня фантастическое воображение.

Рой тут же возразил, что он бы так не сказал.

— Бросая, я думал только о том, что Сэм поставил десять баксов и мы не можем позволить себе потерять их. Вот почему я должен был заставить его просвистеть [18].

— Просвистеть — о, Рой, как ты смешно выражаешься. — Она снова рассмеялась.

Он улыбнулся, погрузившись в воспоминания о том, как это сделал, — герой, который, подав три мяча, развенчал лучшего игрока Американской лиги. Разве это не говорит о его будущем? Поняв, что размечтался, Рой попытался вернуться к реальности.

— Играть в хороший бейсбол можно, когда у тебя все для этого есть, а у меня есть. Вот увидите, придет день, и я побью все рекорды по броскам и ударам.

Харриет, явно не ожидая таких слов, захлопала в ладоши так сильно, что зазвенели браслеты на запястьях.

— Я чувствую, — продолжал Рой, — что во мне это есть, поэтому я сделаю что-то очень значительное. Я должен это сделать. Я имею в виду, — скромно добавил он, — конечно, когда буду играть.

— Ты хочешь сказать, что ты не… — Казалось, она была очень разочарована, и это удивило Роя.

— Нет, — смутился он. — Сэм везет меня на пробу.

Харриет посмотрела в окно, взгляд ее стал отрешенным. Потом она спросила:

— Но Уолтер — он же успешный профессиональный бейсболист, верно?

— Бомбардир?

— И он три раза получал эту награду — как ее?

— Самому ценному игроку. — Рой испугался, что потеряет ее и она уйдет к Бомбардиру.

Девушка закусила губу.

— А ведь ты побил его, — пробормотала она.

— Он долго не протянет, от силы год-другой. Но тогда он будет уже слишком стар для бейсбола. А передо мной вся жизнь.

Харриет оживилась и дружески поинтересовалась:

— Так чего же ты хочешь добиться, Рой?

— Случается, иду по улице и думаю, как было бы здорово, если бы люди говорили: смотрите, это Рой Хоббс, самый лучший бейсболист в мире.

— И это все? — огорчилась она.

Он старался понять ее вопрос. Что еще ей нужно?

— И это все? — повторил Рой. — А что может быть важнее?

— А ты не знаешь? — удивилась Харриет.

— Ты о баксах? Их я тоже получу.

Она покачала головой:

— Разве нет ничего выше земных ценностей, чего-то более прекрасного в жизни и действиях человека?

— В бейсболе?

— Да.

Он сосредоточился.

— Может быть, я неясно выразилась, но ты наверняка догадался (я говорила это Уолтеру как раз перед тем, как поезд остановился): ты один — в том смысле, что все мы ужасно одиноки, как бы ни судили люди. То есть если бы ты понял, что наши ценности должны проистекать из… о, я на самом деле хочу сказать… — Она развела руками. — Прости меня, иногда я запутываюсь в том немногом, что знаю.

У Харриет были печальные глаза. Он ощущал к ней странную нежность, как если бы она была его матерью (той, настоящей), и ему отчаянно хотелось найти ответ, которого ждала Харриет, говоря о жизни.

— Кажется, я знаю, что ты хочешь сказать. Ты имеешь в виду радость и удовлетворение, которые испытываешь, бросив мяч так, как можешь только ты.

Она ничего не ответила.

Рой с трудом придумал что-то еще, что мог бы сказать, но не знал, сумеет ли выразить это словами. Странное чувство опустошенности и потерянности охватило его, словно он только что провалился на просмотре. Роя удручало то, что он так и не понял, к чему она клонит. Харриет зевнула. Никогда еще он так не сокрушался о том, что не может раскрыть свои мысли девушке, да еще такой красавице. Вот если бы он был с ней в постели…

Словно угадав, о чем он думает, Харриет перестала задавать дурацкие вопросы, вздохнула и придвинулась к нему поближе, сделав вид, что заинтересовалась футляром для фагота.

— Ты играешь?

— Нет, — ответил он, обрадовавшись, что разговор пошел о чем-то другом. — Там лежит одна вещь, которую я сделал для себя.

— Что же это?

— Бейсбольная бита.

Она рассмеялась.

— Рой, тебе цены нет.

— Я взял футляр, опасаясь, как бы деревяшка не пострадала до того, как будет случай воспользоваться ею.

— О, Рой!

Харриет настолько приблизилась к нему, что он осмелел. Рой нагнулся, поднял за шнурок шляпную коробку и подержал в руке, как бы взвешивая ее.

— Что это в ней?

— В ней? — переспросила она и, подражая ему, ответила: — Кое-что такое, что я сделала для себя.

— Похоже на шляпку.

— А что, если голова? — Харриет погрозила ему пальцем.

— Больше похоже на шляпку. — Растерявшись, Рой поставил коробку на место. — Придешь когда-нибудь посмотреть, как я играю? — спросил он.

Она кивнула, и Рой почувствовал, что ее нога касается его ноги. Харриет почти уселась ему на колени. Он воодушевился, решив, что ее интерес к Бомбардиру угас и теперь она думает только о том, кто развенчал его.

В туннеле Рой положил руку на плечо девушки. Когда поезд качнуло на повороте, его рука словно невзначай скользнула на ее полную грудь. Между его пальцами сразу набух сосок, и не успел он преодолеть порыв, как пальцы начали поглаживать его.

Пронзительно вскрикнув, Харриет вскочила и заметалась по проходу.

Испуганный Рой поднялся, поняв, что слишком далеко зашел.

Изогнув руки и повернув голову назад, Харриет опустила ее и направилась к нему.

— Посмотри, я кривое дерево.

Сэм незаметно подошел к избегавшему его и прячущему глаза Мерси. Тот, повернувшись спиной к Бомбардиру, прилип к Сэму, как пиявка. Стараясь выведать все о Рое, он спрашивал, откуда этот парень, как получилось, что ни один из скаутов главных лиг не вышел на него (они вышли, но он отказал им, оставшись со мной) даже при том, что сейчас они разбрасываются наличными бонусами (йес), кто его отец (я же говорил: старый полупрофи, мечтавший попасть в большие лиги) и что, ради Бога, он таскает в этом футляре (это его бита, мистер любопытный). Спортивный журналист стремился узнать побольше, намекал, что может сотворить чудеса для парня, но Сэм, то и дело поглаживая больной бок, в конце концов отделался от него и сбежал к себе в вагон, надеясь немного покемарить перед тем, как около одиннадцати утра они приедут в Чикаго.

Он долго не мог устроиться поудобнее, но потом уснул, лежа на спине, и сразу втянулся в длинный сон, в котором ему смертельно захотелось выпить и он требовал, чтобы жулики в баре дали ему бутылку, а не то… Потом этот хорек Мерси, прикинувшись, будто пишет в блокноте, карандашом указал на него кондуктору, тот схватил его за штаны и, протащив по опилкам, вышвырнул из поезда. Сэм вылетел оттуда на качающейся трапеции прямо в реку, под проливной дождь. Он подумал, что лучше бы перебраться через пенящуюся реку сейчас, пока она не снесла мост, поэтому, с ног до головы забрызганный грязью, Сэм начал переходить ее, только этот странный тип, доктор в клеенчатом плаще, старик с седыми усами и желтым фонарем, который он совал прямо ему в глаз, поклялся, что мост смыло. «Послушай, ты совсем рехнулся, что ли? Я же своими глазами видел, что он никуда не делся». Сэм протиснулся мимо старикашки. Тот уронил фонарь, и от него загорелись рельсы. Они боролись под ливнем, пока Сэм не подсек его и не бросил на землю, а потом сломя голову побежал к мосту, а там увидел, что моста и в самом деле нет! Его охватил ледяной ужас, и он стал карабкаться на берег, но с плеском свалился в крутящийся водоворот. Сэм рыдал, а белый сторож на набережной посветил ему ракетой, но было поздно: он уже слышал ниже по течению рев водопада (и неумолчное движение моря) и пощупал рукой то место, куда его ударили ножом…