Самородок

— Нам они так трудно достались.

— Пусть все остается как есть.

Он предупредил Роя, чтобы он подавал по центру. Сэм знал, что Бомбардир хорошо брал мячи, посланные на внешний угол.

Сэм вернулся к куску шифера и пригнулся к земле за спиной бьющего. Для этого ему пришлось широко расставить ноги, чтобы не мешала стиральная доска. Рой натянул перчатку и захватил мяч. Мерси тер руки, пытаясь согреть их. Он отошел на шесть футов за Сэма.

Зрители перешли на другую сторону путей, осталась только Харриет. Она стояла близко, не боясь, что в нее попадет мяч. У нее сверкали глаза, когда она смотрела на двух мужчин, стоявших друг против друга.

Мерси крикнул:

— Подавай!

Бомбардир стоял чуть левей пластины, сжимая тяжелую биту у самой шеи, он сдвинул руки и ровно расставил ноги. Пиджак он не снял. Пристальный взгляд Бомбардира говорил о том, что он опасается попасть на левшу.

— Бросай, деревня, он легче не станет.

Хотя Бомбардир находился в шестидесяти футах от Роя, он казался ему великаном, а деревянная бита на его плече — каменным топором пещерного человека. Его массивная фигура не шевелилась, лицо было бесстрастно.

У Роя замерло сердце. Он обернулся и посмотрел на горы.

Сэм взмахнул рукой.

— Давай, малыш, давай, влепи ему как следует!

Бомбардир процедил, чтобы пьяница придержал язык.

— Дай ему в рожу.

— Закрой пасть, — сказал Мерси.

— Порви ему глотку.

— Если он попытается кокнуть меня, помоги мне разнести ему черепушку, — проговорил Бомбардир.

Рой собрался с силами, перенес тяжесть тела на согнутую левую ногу, вывернул правую, двинулся вперед и бросил мяч с такой силой, что костяшки пальцев чуть не вскопали землю, провожая его.

Тридцатитрехлетний Бомбардир отлично видел, как мяч вылетел из пальцев Роя. Это напомнило ему белого голубя, который был у него в детстве, и то, как, посылая его в полет, он подбрасывал птицу в воздух. Мяч летел в Бомбардира, и он почувствовал его форму, сходную с птицей, и хлопающие крылья, но внезапно мяч исчез из его поля зрения. Он услышал звук, похожий на взрыв петарды у своих ног, и увидел, что мяч в руках у Сэма. Не веря своим ушам, он услышал, как Мерси с неохотой объявляет страйк [16].

Сэм сорвал перчатку и стал крутить рукой.

— Больно, Сэм? — крикнул ему Рой.

— Нет, это чертова перчатка.

Бомбардир не показал этого, но подача несказанно встревожила его. Не только скорость, но неожиданность происходящего — он бьет битой здесь, на железнодорожных путях, эта дурацкая ярмарка, пьяница в роли кэтчера и клоун, подающий мяч в поле, и эта дамочка Харриет, пять минут назад превозносившая его искусство. Теперь она холодно смотрела на него из-за того, что он пропустил один питч.

Он заметил, как Макс отошел подальше назад [17].

— Какого черта ты отошел, они же не услышат тебя оттуда!

— Он какой-то дикий. — Макс передвинулся поближе.

— Ага, ноги затряслись, — захихикал Сэм.

— А ты не суйся, пьянь, — огрызнулся Макс.

— Следите за своими словами, мистер, — одернул его Рой.

— Подавай, что ли, сосунок! — крикнул Бомбардир.

Сэм пригнулся, перчатка была надета на руку.

— Всыпь ему еще разок!

Рой набрал в легкие воздух, отклонился назад и бросил.

Мяч показался ему медленно вращающейся планетой, надвигающейся на Землю. Долгий световой год Рой поджидал, когда же этот шар попадет в лунку, чтобы разлететься от сокрушительного удара на мелкие кусочки, которые вместе с пылью и мертвыми листьями разлетятся по далекому космосу. Наконец невидящий глаз, может быть, светящийся шар прорицателя или комбинация кругов, вплыл в пределы досягаемости, или он так подумал, но тут же, с неистовой силой закрутившись вокруг своей оси, направил биту навстречу несущемуся к нему шару. Рой упал на оба колена, а этот летящий мир, проплыв над его головой, с громким стуком упал в перчатку Сэма.

— Эй, Макс, — сказал Сэм, побежав за вывалившимся из перчатки мячом, — а что, если называть его не Бомбардиром, а Дыркой?

— Страйк! — выкрикнул Макс, но немного помедлил после того, как стихли крики одобрения (или насмешки?).

— Что он бросает? — взревел Бомбардир. — Чем намазал мяч?

— Свиными какашками. — Сэм ткнул ему мяч под нос. — Он суше, чем лысина твоего деда.

— Предупреждаю, чтобы и не выкидывал никаких штучек.

И все-таки Бомбардир испытал странное облегчение. Он любил, чтобы спина упиралась в стену, когда думаешь только об одном броске, который предстоит отбить, и об одном ударе, который предстоит нанести. Бомбардир посмотрел на крепкого долговязого безжалостного питчера, который действовал, несмотря на молодость и лишние движения, как ветеран бейсбольного поля, и его на мгновение охватила депрессия.

Сэм, должно быть, уловив это, внезапно почувствовал жалость, и в нем даже на долю секунды шевельнулась надежда, что идол не будет свергнут. Но Бомбардиру вернулась уверенность в известным всем его таланте и опыте, и он стал насмешками подначивать новичка, чтобы тот бросал. Кто-то в толпе заулюлюкал, и Бомбардир поднял два жирных пальца, показав, где он собирается прикончить мяч — там, вдалеке, блестящие рельсы сходились на горизонте.

Рой поднял ногу. Он учуял запах крови Бомбардира и хотел ее, потому что тот оскорбил Сэма.

Третий мяч свалился на бьющего, как метеор, сгорающий в собственном пламени. Бомбардир поднял биту, чтобы врезаться в космос искр, но тяжелое дерево двигалось медленно, и, хотя ему хотелось погасить услышанный им звук гонг-бонг, он с грустью понял: мяч, который он думал ударить, давно уже остался в прошлом. Макс не мог вымолвить ни слова, но Бомбардир понял, что он выбит из игры.

Толпа молчала, и фиолетовый вечер опускался на землю.

— Для ночной игры, — резко проорал Бомбардир, — принято зажигать свет!

Бросив биту, он понурился и поспешил к поезду.

Мяч угодил в стиральную доску Сэма и сбил его с ног. Он упал навзничь. Рой растолкал всех, расстегнул пальто Сэма и вытащил помятую стиральную доску.

— У меня и в мыслях не было поранить тебя, Сэм.

— Из меня весь дух вышибло, — с трудом проговорил Сэм. — Сейчас уже лучше. — Он поднялся.

Свисток паровоза отразился от далекой черной горы.

Появился раздраженный доктор в широкополой черной шляпе. Кондуктор старался успокоить его, за ними, припрыгивая, двигался Эдди.

Доктор размахивал желтой бумажкой.

— Была телеграмма, что кто-то на этом поезде заболел. Кто-то из вас?

Рой потянул Сэма за рукав.

— Нет.

— Что такое?

— Не я, — сказал Рой.

Доктор, устало передвигая ноги, ушел, сел в свой «форд», хлопнул дверцей и уехал.

Кондуктор открыл крышку часов. «На час, не меньше, опоздаем в город».

— Посадка заканчивается, — крикнул он.

— Заканчивается, — повторил за ним Эдди, тащивший футляр для фагота.

Полногрудая девица в желтом отделилась от толпы и обвила руками шею Роя. Он попытался вырваться, но она четыре раза клюнула его в правый глаз. Левым он заметил, что Харриет Бёрд (конечно же, шикарная богиня) пристально смотрит на него.

После обеда они сидели в полутемном и пустом пульмане Эдди, Рой упивался лучами славы, а Харриет рассказывала о своем недавнем путешествии. За окном простирался бесконечный лес. Рой с интересом слушал девушку, у которой был необычный взгляд на мир, и время от времени поглядывал в окно. Мимо пролетело озеро, окруженное странными деревьями с искореженными стволами. Их ветви сгибались от ветра.

Харриет разрумянилась, глаза загорались при новом воспоминании. Иногда она умолкала и, к удивлению Роя, подсмеивалась над собой за болтливость, но потом снова уносилась куда-то, видя себя наездницей, описывая захватывающую картину, на которой Давид увещевал Голиафа-Бомбардира, или сэр Перси пронзал копьем сэра Мальдемера, или первенец первобытного человека замахивался камнем на отца.