Сучья кровь

— Давайте выпьем за сейчас, — прервал его Ксен. — Давайте выпьем за сейчас и протрезвеем от этой жизни. Выпьем за то, Чтобы Сейчас.

Стукнулись бокалами — но грустно стукнулись. Каждый о своём стукнул. Толе подумалось, что и вправду, может, никогда на нормальную машину-то и не накопится? Всю жизнь вот так копить и ездить на ржавой консервной банке… Наташа подумала, что ей с Ксеном ещё жить и жить, и сегодня вечером он будет беспокойный и задумчивый, а то и буйный. Женя вспомнил о том, как полтора года тому назад они с Ксеном ночью на рыбалке пиво пили, а утром вытянули увесистого сома.

А Ксен подумал: как же японцы пьют своё сакэ из блюдечек и чашечек — ведь не чокнешься же по-настоящему вот так, с друзьями, за жизнь.

Ночевать у Наташи и Ксена больше почему-то не хотелось. Неприятно было то, что когда Наташа пересказывала свои кошмары, Женя непонятным образом спроецировал их в себе и слишком ярко увидел. Расскажи ему кто про автоаварию, даже с нарисованной схемой куда что врезалось и где, и в каком виде трупы лежали — пожал бы плечами. А тут — в голове цветные картинки рождаются… Страшные, страшные картинки… Да ещё и Ксен со своими пророчествами и мудростями. Между вторым и пятым бокалом он всегда такой становился, но сегодня его тяжко, чрезвычайно тяжко было слушать — потому что говорил он не просто обычный свой вздор, а накипевшее. С того самого вечера три года назад случайно утвердилась традиция говорить всё как есть, с чувством, что завтра разойдёшься с этими людьми в разные стороны и не встретишься никогда. Может, именно поэтому иногда так горько становилось после этих посиделок вчетвером. Как чеховский доктор Львов — слишком много правды, не щадя никого, не думая о последствиях, одна голая, туповато-глумоватая правда…

— А я на самом деле просто пива попить зашёл, — сказал тогда, три года назад, Толя. — Ничего такого трагичного у меня не случилось… Ну, разве что, работа доканала.

— Чего же ты делаешь на работе? — спросил Ксен. — Небось, вышибала в баре? В казино каком? Или нет, погоди… Дай угадаю. Ты санитар. Или грузчик?

— Не угадал, — улыбнулся Толя. — Но польстил. Я так круто выгляжу?

Наташа засмеялась. Впервые за весь вечер — до этого она сидела как в воду опущенная.

— Ты повар, — сказал Женя. — Повар или ещё кто из пищевой промышленности.

У Жени был знакомый пищевой технолог — от него Женя узнал, что пельменей с настоящим мясом почти нет, и что обычно внутри пельменей находится крахмал, отруби, промышленные отходы и ещё всякое дерьмо, чуть ли не поролон и пенопласт.

— Когда к нам приходит санитарная комиссия, мы надеваем фартуки, шапочки, перчатки, специальные защитные очки, и ходим по цеху с серьёзным и занятым видом, — как-то по пьяни сказал технолог. — А когда они уходят, мы садимся и курим дальше.

Толя чем-то очень напоминал Жене этого знакомого — скорей всего, высоким ростом и непринуждённым поведением.

— Нет, тоже не угадал. Я учусь на сисадмина. Ну и работаю.

— А где твой бубен? — поинтересовался Ксен.

— Как же, на работе, в рамке под стеклом. С надписью «разбить в случае необходимости». Вы не представляете, какие люди бывают тупые… Идёшь по улице, смотришь на них — кажется, все нормальные. Все люди. Как только делом с ними займёшься — сразу понимаешь: тупые, сволочи…

— Ну, а что именно тебя нервирует? — спросил Женя.

— Башорг почитай, про ламо всякое, — отмахнулся Толя. И взялся за пиво: точку поставил, тему закрыл.

— А мне сегодня в трамвае билетик счастливый дали, — сказала ни с того, ни с сего Наташа.

— Билетик?

Кондуктор был похож на синего ощипанного советского цыплёнка — такой же вымотанный, измученный, грустный и убитый жизнью. Жене стало настолько его жалко, что он даже решил купить билет, хотя у него и был проездной. Билетики выглядели так же, как и несчастный кондуктор — старой серии, мятые, кривенькие. Женя сосчитал на нём сумму цифр, как это делала Наташа — у неё тогда, три года назад, получилось тридцать шесть. У Жени вышло двадцать четыре. По её теории, если сумма кратна двенадцати — значит, билетик счастливый, а почему — да бог его знает. Логика женская, и всё тут. Двадцать четыре — это тоже, значит, хороший. Счастливый. Женя решил его сохранить — не как обычно, запихать в карман до ближайшего мусорника, а положить между страницами книги. Достал «Физическую химию для биологов», открыл на первом форзаце, и вдруг ему бросилось в глаза то, чего он не замечал раньше: маленькая, полустёртая синенькая печать. «Библиотека государственной медицинской академии».

— Есть! — вскричал Женя чуть ли не на весь автобус, и хмель с новой силой встрепенулся в голове. — Есть!

Билетик оказался и вправду счастливый.

Вот она, зацепка. Девочка-вишенка исчезла не так безнадёжно, как могло бы показаться. Медицина — это объясняет фическую химию для биологов. Книжка библиотечная, значит она будет её искать. И в библиотеке будут. Там ведь есть какая-то картотека… Какая-то система учёта? Должна же быть. Может, девочка-вишенка каждый день сидит в библиотеке, и её там все знают?… Ах, если бы…

Расползшийся по сиденью улыбкой Женя на радостях достал фотоаппарат и сделал несколько абсолютно хаотичных фотографий: вид из окна на пролетающий мимо ночной парк, ночные фонари, здания; достал вспышку — и сфотографировал синюшного кондуктора, заснувшую влюблённую парочку (вид со спины), брошенный кем-то на пол билетик… Эх, скорее бы это завтра, и скорее бы добраться до этой медицинской академии.

Сложив книжку и фотоаппарат в сумку, Женя запихал сумку под локоть, отвалился на неё и задремал сбивчивым, настороженным пьяным сном.

Крылья не обрубают демоны с зачарованными мечами, не сжигают своим раскалённым дыханием драконы. Обычно крылья подкашивает какая-нибудь злобная бабка с определёнными полномочиями или запрещающая табличка. В этот раз вышло сразу: и бабка, и табличка.

— Вы студент университета? — спросила она, сверля Женю суровым взглядом сквозь призму своих старых очков. — Тогда предъявите карточку читателя.

— Какую карточку?

— Такую! — она ткнула костлявым пальцем в объявление.

«При входе в обязательном порядке предъявить удостоверение читателя» — и рядом картинка, как это удостоверение выглядит.

— Эээ, видите ли. Я книгу нашёл, я не учусь тут…

— Нету удостоверения — так и не пущу.

— Да нет, — замахал руками Женя. — Я не хочу читать ничего, я не для этого… Я вот книгу нашёл, из вашей библиотеки, понимаете?

— Мне зарплату, — нахмурилась бабушка, и сняла очки. — Мне зарплату мою мизерную за то платят, чтобы удостоверения проверять. Чтобы всё как полагается было. И вы, молодой человек, правил не нарушите. У меня на лица память хорошая, и вас я тут никогда не видела, и удостоверения у вас нет. Не пущу.

— Так ясен пень, что нет удостоверения! Я же не за тем, я книжку принёс!

— А всё равно. Не пущу.

Было бы даже довольно смешно, если бы не было так грустно. «Может, в регистрации или где там книжки выдают ещё одна такая бабка сидит», — подумалось Жене. Она даже сразу представилась ему вживую:

— Не скажу, кто книжку брал! Не за то мне платят!

Заплатить бабке не представлялось возможным. Эта из старых, как закалялась сталь, и всё такое. Не возьмёт денег. Ей лучше мизерную зарплату честно получать. Знакомых в университете, кто мог бы помочь — тоже ноль. Удостоверение можно было, конечно, достать. Но там на нём ещё и фотография, и коды какие-то. Что если проверять начнёт… Выставит с позором. Да, тут определённо нужен ход конём. Определённо нужно что-то придумать.

Остановившись на мосту, Женя наклонился и рассеянно плюнул в поток чахлой городской речушки. Достал фотоаппарат, попробовал навести вдаль… На реку… Потом осенило — поднял его, навёл на самого себя сверху и сбоку — чтобы было видно край лица и реку. Подкрутил примерно на глаз резкость и плюнул ещё раз — плюнул, и плевок сфотографировал.