Краткая история тракторов по-украински

— Мне уже, слава богу, сорок семь, Вера, и я знаю жизнь. Просто я смотрю на нее под другим углом.

— Возраст не имеет значения. Ты так и осталась ребенком. И будешь им всегда. Ты все принимала как должное.

— Я тоже шла на уступки. Работала. Пыталась улучшить людям жизнь. Тебе этого не понять, — снова прохныкала четырехлетняя соплячка.

— Вот те на! Пыталась улучшить людям жизнь! Какие мы благородные!

— Лучше посмотри на себя, Вера. Ты только то и делала, что набивала себе карманы, обчищая других.

— Мне приходилось бороться за жизнь. За себя и своих девочек. Легко быть выше, если ты не знала лишений. Когда попадаешь в ловушку, приходится выбираться из нее любыми способами.

(Я тебя умоляю! Она по-прежнему ворошит все это военное старье! Пора уже сбросить весь этот утиль на помойку. )

— Какая ловушка? Какие лишения? Это же было полвека назад! Ты посмотри на себя сейчас! Вся аж извиваешься от злости, как желчная гадюка! — (Я начала говорить тоном социального работника.) — Ты должна научиться избавляться от прошлого.

— Избавь меня от этой прекраснодушной хипповской болтовни! Давай просто поговорим о реальных вещах.

— Если ты будешь вымогать у меня деньги, я лучше отдам их в «Оксфам».

— Ах, ах, в «Оксфам» — как душераздирающе!

Короче, маленькое мамино наследство так и осталось лежать в банке, и после этого мы с сестрой не разговаривали почти два года, пока нас снова не свел вместе наш общий враг.

3

ТОЛСТЫЙ КОРИЧНЕВЫЙ КОНВЕРТ

— Так ты получил письмо от адвоката, папа? — Гм-м. Да-да. Он явно был не расположен к разговору.

— Ну и что ты думаешь?

— Ага, ну… — Он кашлянул. Его голос звучал напряженно. Он не любил говорить по телефону. — Ну, я показав его Валентине.

— И что она сказала?

— Шо сказала? Ну… — Опять кашель. — Сказала, шо закон не може розлучить мужа з его женою.

— Ты разве не читал письмо адвоката?

— Да. Не. Но она усё равно так сказала. Она так думае.

— Но она думает неправильно, папа. Неправильно!

— Гм-м.

— А ты? Что ты ей сказал? — Я пыталась сохранять самообладание.

— Ну шо я можу сказать? — В голосе его сквозила какая-то беспомощность, словно он подчинился силам, над которыми был не властен.

— Ты мог сказать, например, что тебе не нравится эта идея с женитьбой. Ведь мог же?

От страха у меня свело желудок. Я поняла, что он пойдет до конца и мне придется с этим смириться.

— Ага. Да. Не.

— Что ты хочешь сказать этими «да» — «нет»? — От раздражения у меня саднило в горле. Я изо всех сил старалась говорить спокойно.

— Я не можу етого сказать. Я ничого не можу сказать.

— Папа, ради бога…

— Слухай, Надежда, мы поженимся, и усё. И не треба за ето больше говорить.

У меня было такое чувство, будто происходит что-то ужасное, но я впервые видела отца таким бодрым и взволнованным после смерти мамы.

Он уже не первый раз мечтал спасти нищих украинцев. Однажды решил найти членов семьи, которых не видел полвека, и привезти их всех в Питерборо. Разослал письма в горсоветы и сельские почтамты по всей Украине. К нам приходили десятки ответов от пронырливых «родичей», захотевших воспользоваться его приглашением. Но мама положила всему этому конец.

Теперь я видела, что отец направил всю свою энергию на эту женщину и ее сына, которые должны были заменить ему семью. Он мог бы говорить с ними на своем родном языке. Таком красивом, что любого сделает поэтом. А украинские пейзажи кого угодно превратят в художника. Выкрашенные голубой краской деревянные хаты, поля золотистой пшеницы, серебристые березовые рощи и широкие реки, неторопливо и плавно катящие свои волны. Хоть он и не вернется на родину, сама Украина приедет к нему домой.

Я была в Украине. Видела бетонные жилые корпуса и реки с дохлой рыбой.

— Папа, Украина не такая, как ты запомнил. Она сейчас другая. И люди другие. Песен больше не поют — разве только водки напьются. Их интересуют только покупки. Западные товары. Мода. Электроника. Американские модели.

— Гм-м. Ето ты просто так говоришь. Може, оно и так. Но если я зможу спасти хоть одного прекрасного человека…

Он снова замечтался.

Правда, есть одна проблема. Срок действия ее туристической визы истекает через три недели, пояснил папа.

— А ей ище надо получить свидетельство о розводе од мужа.

— Ты хочешь сказать, что она замужем?

— Муж остався в Украине. Между прочим, очень интеллигентный чоловек. Политехничеський директор. Я из ним зписався — даже балакав з ним по телефону. Он сказав, шо Валентина буде отличной женой. — Его голос звучал самодовольно. Будущий бывший муж перешлет документы по факсу в украинское посольство в Лондоне. А отец пока займется приготовлениями к свадьбе.

— Но если срок действия визы истекает через три недели, то получается, что ты опоздал. — (Мне очень хотелось на это надеяться.)

— Ну, если ей придеться вернуться, то мы поженимся вже после ее приезда обратно. Мы так решили — и нияких возражений.

Я заметила, что «я» успело превратиться в «мы». Я поняла: план разрабатывался уже давно и меня посвятили в него лишь на самом последнем этапе осуществления. Еели ей придется вернуться в Украину, он напишет ей письмо и она приедет обратно уже как его невеста.

— Но, папа, — сказала я, — ты же читал письмо адвоката. Ей могут не разрешить вернуться. Разве нет кого-нибудь другого, помоложе, кто бы мог на ней жениться?

Да, у этой находчивой женщины есть запасной план, сказал отец. Через агентство услуг на дому она познакомилась с одним молодым человеком, который оказался полностью парализован в результате дорожной аварии. Между прочим (сказал папа), очень порядочный молодой человек, из хорошей семьи. Бывший учитель. Она ухаживала за ним: купала, кормила с ложки, водила в туалет. Если ей откажут как невесте отца, она устроит так, что ее снова пригласят присматривать за этим молодым человеком «aupair» 4. Такая работа еще разрешена инструкциями по иммиграции. Она получит право на проживание аиpair в течение года, и за это время он влюбится в нее, и они поженятся. Тем самым ее будущее в этой стране будет обеспечено. Но для бедной Валентины это будет рабская жизнь, потому что он полностью от нее зависит — круглые сутки, тогда как отцовские потребности невелики (сказал папа). Отец знает об этом, потому что она водила его в этот дом и показывала этого молодого человека. «Видишь, на что он похож? — сказала она отцу. — Как я могу за него выйти?» (Только, само собой, она сказала это по-украински.) Нет, отец хотел избавить ее от такой подневольной жизни. Он принесет себя в жертву и женится на ней сам.

Меня мучила тревога. Но я сгорала от любопытства. Поэтому решила забыть о двухлетней вражде и позвонить сестре.

Когда я либерально миндальничала, Вера проявляла бескомпромиссность. А когда я колебалась, она принимала решительные меры.

— О боже, Надежда, что ж ты раньше-то не сказала? Мы должны ее остановить.

— Но если он будет с ней счастлив…

— Не смеши людей! Никого она не сделает счастливым. Совершенно ясно, что ей нужно. Не понимаю, Надежда, почему ты всегда становишься на сторону преступников…

— Но, Вера…

— Ты должна встретиться с ней и отвадить ее.

Я позвонила отцу.

— Папа, можно мне приехать и познакомиться с Валентиной?

— Не-не-не, нияких знакомств.

— Но почему?

Он запнулся. Трудно было так быстро найти отговорку.

— Она не говорить по-английски.

— Зато я говорю по-украински.

— Она дуже стеснительна.

— Мне так не показалось. Мы могли бы поговорить с ней о Ницше и Шопенгауэре. — (Ха-ха-ха!)

— Она работае.

— Ну тогда мы можем встретиться позже. После работы.

— Не, не в етом дило. Надежда, давай лучче не будем за ето говорить. До свидания.