Бажоный

Вагранка снова весело загудела, и скоро чайник заплевался из рожка на раскаленной печке.

Потягивая сладкий, душистый чай, парнишка разомлел. И предавшись воспоминаниям, неожиданно спросил Ефремовича:

— Дедко, а почему ты меня за нечистого принял, когда я в могилу к Филе упал?

Егор Ефремович сделал вид, что не услышал вопроса, с особым усердием зашуровав кочергой в печке.

Это случилось, когда Васильку еще не было и семи лет. С возчиком молока дядей Витей он приехал на дойку к матери, привез ей испеченные Зиной житники. А дожидаться, когда молоко повезут в деревню, не стал: телега будет загружена флягами.

Дорога ему была знакомая, да и пешком прогуляться — одно удовольствие. К тому же мальчишка приметил заросли малины по краям дороги и не прочь был полакомиться.

Особенно много малины было около старой вырубки. Ягоды здесь пошли особенно крупные и сладкие, так сами и сползают с белых стерженьков — только бери. Тряхнет Василек ветку, подставив ладошку, и она уже полная. А ягоды так и тают во рту.

Когда вволю наелся, уже темнеть начало. Только теперь Василек заметил, что далековато ушел в сторону от проселочной дороги. Но не испугался: бывал здесь с ребятами.

Он легко нашел знакомую тропку, что вела в деревню. Но проходила она через кладбище, а Василек и днем-то опасался по нему один ходить, а в темень — и совсем страшно.

Решил бежать закрыв глаза: все равно ничего не видно. И пустился, что есть сил. У последних холмиков с крестами поскользнулся и скатился в свежевыкопанную могилу.

Упал на что-то мягкое. Рукой нащупал шерсть. «Черт!» — испугался Василек и сильнее зажмурил глаза. Забившись в угол сырой песчаной ямы, он сидел, не шевелясь, и ожидал самого страшного.

Он знал, что могила выкопана для скоропостижно скончавшегося дядюшки Филиппа, которого завтра должны хоронить. Но откуда здесь взялся черт? Василек слегка приоткрыл глаза. Вон он какой безобразный: глаза горят, на голове рога, на ногах копыта и бородой трясет.

Вскочив, мальчишка стал яростно карабкаться вверх, однако песок осыпался под руками, и он снова скатывался на дно.

Выбившись из сил, Василек заплакал. Он уже потерял всякую надежду на спасение. В это время из-за темных туч выплыла луна, и при свете ее стало видно, что в другом конце ямы никакой не черт, а обыкновенный козел с ошейником на шее.

— Петя! Петя! — признал козла тетки Маланьи повеселевший Василек. — Ты-то как сюда попал?

Козел, услышав свою кличку, заблеял.

Теперь можно было попытаться выбраться из могилы с помощью животного. Но стоило только встать на спину козла, как тот падал на колени, и Василек летел вниз.

Тогда он снова попытался кричать — может, услышит кто в деревне, однако на выручку так никто и не пришел. Всем было невдомек, что Василек потерялся. Зина и Раиса спокойно спали, думая, что брат остался у матери. А мать тоже не беспокоилась, считая, что сын дома с дочерьми.

Охрипнув, мальчишка прижался к теплому боку козла и задремал. А когда заиграла заря и солнце стало золотить верхушки деревьев, он еще сквозь дрему услышал скрип телеги.

Сна сразу как не бывало. «Кто же это может ехать в такую рань? Да это же дедко Егор Ефремович. Он вечером почту в Вожгору отвозил, а сейчас обратно домой едет. Вот кто меня вытащит», — обрадовался тогда Василек. И, дождавшись, когда скрип плохо смазанных колес стал слышен более отчетливо, принялся звать:

— Дедко Ефремыч! Дедко Ефремыч! Вытащи меня! Я в могиле Фили… Вытащи меня!

Егор Ефремович отозвался не сразу. В Вожгоре он принял на дорогу стакашек и теперь спокойно похрапывал, зная, что лошадь домой и без хозяйского пригляда довезет.

Только когда Василек уже заплакал навзрыд, телега наконец остановилась.

— Ты есть кто?! — с дрожью в голосе прохрипел подвыпивший возница, приближаясь к могиле.

— Я Василек, Панкратьевны сын, — прозвучало оттуда.

— Василек? Так как же ты туды попал? — остановился Ефремыч.

— Провалился я…

— А, провалился? Сейчас я тебе вожжу брошу.

Ефремыч отстегнул от лошади вожжи, и один конец их с металлическим замком опустил в яму, не подходя близко.

Ухватившись за него, Василек уже хотел крикнуть, чтобы дедко тащил его, но, взглянув в зеленые глаза Пети, увидел в них укор.

— Ладно, Петенька, пусть тебя Ефремыч первым вытащит, а потом уж и меня. Нечего тебе тут голодному оставаться, — потрепал он козла по шее и защелкнул замок вожжи на ошейнике.

— Тяни, дедко!

Егор Ефремович потянул. Но когда вместо разговаривавшего с ним мальчонки из могилы показался с рогами, бородой и горящими глазами козел, отпустил вожжу со словами: «Нечистая сила! Нечистая сила!» — и, добежав до лошади, давай стегать ее ременкой, чтоб поскорее убраться с опасного места.

Приехав в деревню, старик обежал по домам. И еще долго не мог успокоиться и рассказывал всем и каждому, что с ним приключилось. Нашлись смельчаки, которые с собаками и палками пошли выгонять нечистого из могилы. Сколько смеху-то было потом над Егором Ефремовичем!

Напоминание об этом случае было ему не слишком приятно. И когда Василек повторил свой вопрос, он неохотно объяснил:

— Пьян я тогда был, вот и померещилось, — и поспешил перевести разговор на другое:

— Слышь-ка, олени рогами стучат…

Василек выглянул из чума. Возле самого входа крутились огромные, мохнатые собаки с высунутыми языками. А от ворот слышались мерный стук рогов и щелканье копыт оленей.

Вскоре появились и пастухи.

— У нас гости?..

Узнав, кто к ним пришел, особой радости не выразили.

— Мы ждали, что кого-нибудь постарше пошлют. Собирались домой съездить, семьи навестить, в бане помыться. А тут…

Поужинав, пастухи несколько смягчились.

— Заряжай, Вашка, патроны, — распорядился Яшка, рыжий, обросший щетиной крепыш. — Завтра пойдем олешков пашти.

Он сильно шепелявил, и вместо «с» у него получалось «ш».

Сразу после ужина пастухи легли спать на разостланные на полу мягкие постели. Печку жарко растопили и договорились — кто проснется, тот и подбрасывает дрова снова.

Ночью проснулись все от сотрясения чума. Олени били по нему рогами и копытами. Шатались шесты, трещали натянутые на шесты шкуры. Один из пастухов, подтянув ружье, вставил в патронник холостые патроны и дважды выстрелил в отверстие верхней части чума, куда сходятся шесты и выходит длинная труба от печки.

— Опять топтыгин вокруг ограды ходит, оленей и собак беспокоит, — пояснил старший из пастухов Нифон.

Он был высокий и грузный, с космами черных волос и шрамом на лице. В деревне его называли Лешим. Имея большую силу, Нифон, даже будучи пьяным, в занозу не лез и с деревенскими никогда не дрался. Мужики за это его уважали.

Яшка тоже имел кличку. За небольшой рост и толщину его прозвали «Яшка короткий на широком ходу». Кто им дал такие клички, Василек не знал, но удивительно — пастухи не обижались на это.

Когда зимой пастухи приезжали на оленях в деревню, ребятня так и липла к ним, особенно к Яшке.

— Дядя Яков, прокати на оленях, — просили мальчишки.

И он, широко улыбаясь, приглашал:

— Шадишь, братва!

В тайге рабочий день начинается рано. Обитатели чума недолго и поспали после появления топтыгина. Проснувшись, вскипятили чай, умылись и принялись завтракать.

Наевшись досыта мясного гуляша и прихватив кусок мяса с собой, Егор Ефремович, отправился в деревню. А пастухи разделились по разным маршрутам. Яшка с тремя собаками пошел прямой дорогой на перехват головы стада. Василек же с Нифоном сопровождали стадо.

По дороге Василек стал расспрашивать бывалого пастуха о том, много ли в тайге волков и большой ли урон приносят они стаду. И Нифон, не спеша вышагивая длинными, сильными ногами в бахилах, охотно рассказывал:

— Да, волки приходят, зарежут штук двадцать-тридцать олешков и исчезнут. Вырвут глотку, кровь выпьют, а трупы оленей оставляют по борам. Топтыгин же, который приходил к чуму сегодня ночью, зарезанных волками оленей собирает и снашивает в болото. Он кисленькое мясцо любит. А сам-то плохой добытчик, старый стал. Вот за счет волков и кормится. Наши собаки часто гоняют его. Он их боится. Убежит, день где-нибудь в чащобе проспит, а ночью трудится — всех убитых волками оленей в одно место перетаскивает. Заложит хворостом или мхом, а то и закопает. А как волки уйдут по другим чумам с набегами, всех, даже падших, перенесет в болото. По два оленя враз тащит.