Только для мужчин

– Почему олуха? – спрашиваю я с видом настоящего олуха.

– Она не для вас, Павлов. Это же грязная баба. Прачка. Если вам нужны женщины…

– Значит, она вас ограбила?

– Скажем так: за нею небольшой должок…

Я невольно опускаю глаза на его сапоги, которые вдруг смутно напоминают мне о чем-то, затем смотрю на хмурую, наглую его физиономию.

– Ясно, – говорю я. – Только я тоже кое-что вам должен…

И при этом непринужденно бью его кулаком по носу.

– За тот раз, – поясняю я.

Косматый отлетел назад, но все же сумел удержаться на ногах. Зажав рукой окровавленный нос, он пристально смотрит мне в глаза.

– Тычок, – говорит, – я вам прощаю. Но из-за этой прачки вы еще наплачетесь. Такое вам и не снилось…

Лиза вернулась под вечер, но я увидел ее позднее, по возвращении из редакции, сидящей в гостиной в обществе трех кавалеров. Старики, видно, довольны, но довольство свое выражают главным образом тем, что смирно сидят в своих креслах, стараясь не затевать перебранок.

Труднее понять, насколько доволен Илиев. Во всяком случае, он уже переборол скверное свое настроение и ищет глазами взгляд Лизы – ищет, однако, безуспешно. Па его реплики Лиза отвечает вполне вежливо. Холодно, но вежливо.

– К вам опять приходили визитеры, – сообщаю я ей, когда мы поднимаемся наверх.

Рассказывая о приходе косматого, я стараюсь воздержаться от оценок.

– А откуда вы знаете, что это Мони? – спрашивает она.

– Я его вдруг вспомнил. Это он приходил тогда с Лазарем. Когда он убегал, я не видел его лица, но узнал по сапогам.

– Расквитались с ним?

– В каком-то смысле – да.

– Вам не следовало этого делать. Это опасный человек.

– Не думаю, что уж очень.

– Вы не знаете, что за его спиной стоят другие.

Лиза ничего не говорит о долге, на который намекал Мони, а я не пускаюсь в расспросы. Какой смысл заставлять ее лгать?

– Не знал, что у вас есть ребенок, – перехожу я на другую тему. – Славный парнишка.

– У меня нет ребенка, – отвечает Лиза.

– Илиев, однако, утверждает, что он ваш.

– А, он уже излил вам свое горе? – Я не говорю ни да, ни нет. – Это ребенок моей двоюродной сестры.

– Вам хотелось проверить, как к этому отнесется инженер?

– Пожалуй… Я даже шепнула Петьо, чтоб он меня звал мамой, но мальчишка вообще перестал ко мне обращаться, когда вы затеяли с ним игру.

– Хитро задумана операция.

– Какая операция? Я просто пошутила.

– Это не шутка. Это называется тест.

– Говорите по-болгарски.

– Недоверчива и строптива, – произношу я как бы про себя. – И чего это вы так важничаете?

– Я? Важничаю?

– Важничаете. Можно подумать, Илиев бог знает как виноват. Я на его месте тоже вряд ли бы обрадовался, если бы мне подкинули чужого ребенка.

– Вам было бы все равно. Вам всегда все равно…

– Да сейчас не обо мне речь! И, простите, ваш номер с ребенком – ужасная глупость!

– А почему бы мне его не проверить? – спрашивает Лиза, подбоченившись. – Неужто я не имею права проверить, прежде чем на что-то решусь?

– Но не таким же глупым способом!

– Я не знаю другого.

– Человек готов принять вас, не спрашивая, кто вы такая, со сколькими мужчинами спали и сколько правды в том, что вы рассказываете о себе, – послушайте, если вы и ему преподнесли ту же историю, что и мне, то учтите: она не очень убедительна. Он и не собирается вас проверять, хотя сомнений у него предостаточно. И после всего этого вы намерены его испытывать? Что вы себе воображаете? Вы неотразимы? Незаменимы?

Теперь уж и мне лавры Цицерона не дают покоя…

Лиза настороженно следит за мною взглядом, но не отвечает, и я вынужден продолжать:

– Неужели не видите, что всем нам одна цена, и если у кого-то есть плюсы, то, наверное, и минусы тоже есть, а сальдо в общем и целом одно и то же, так что нелепо устраивать проверки и задирать нос!

– А что это вы так разгорячились? – Лиза поднимает брови.

– Ничего подобного, я спокоен.

– Вы, конечно, с нетерпением ждали, чтобы я освободила чулан… Ну вот, а теперь чувствуете себя обманутым.

– Чулан мне ни к чему!

– И тот свободный стул в «Болгарии» был вам ни к чему, однако же вы мне устроили сцену, – напоминает она.

– Хорошо. Примите мой чулан в качестве свадебного подарка. Можете принимать там гостей.

– Спасибо, – сухо произносит Лиза. – И все-таки зря вы горячитесь. Но я подумаю. Может, я и вправду дала маху?

Она медленно, словно в раздумье, направляется к своим покоям, однако, прежде чем скрыться в легендарном чулане, замечает:

– Но в одном вы не правы.

– В чем же?

– Нельзя говорить, что всем одна цена, Тони. Даже родившимся под одним знаком цена разная, если вы хоть что-то смыслите в астрологии.

На следующий день, собираясь в редакцию, я снова слышу два звонка. Но это не Мони и не Лазарь – они звонят не так. Лизы нет дома. Спускаясь вниз, я думаю о том, что это оживление возле моей двери начинает мне надоедать.

У входа стоит незнакомый гражданин в нарядном темно-сером летнем пальто и в темно-серой шляпе. Узкие бакенбарды, тронутые сединой; ему явно за пятьдесят, но держится он подтянуто. Особые приметы: на редкость низкий рост. Впрочем, какое это имеет значение – Наполеон тоже не был великаном.

– Я бы хотел видеть товарища Димову.

– А почему вы не звоните к товарищу Димову? – спрашиваю я, указывая на ряд табличек, приколотых к двери. – Тут написано: Радко Димов, три звонка.

– Я не читал, что там написано, – говорит посетитель слегка раздосадовано. – Я получил записку от Димовой, там черным по белому сказано: два звонка.

– Виноват, извините. А Димовой нет. Что-нибудь ей передать?…

– Спасибо, нет. Мне надо видеть ее лично.

– Весьма сожалею, это невозможно. Она умерла.

– Что вы несете? – вдруг громко вскрикивает воспитанный незнакомец.

– Я хотел сказать, она умерла для общежития. Уехала.

– Но минуту назад вы спрашивали, не передать ли ей что-нибудь!

– Опечатка. Я имел в виду возможность связаться по почте.

– Что ж, предоставьте и мне эту возможность!

– Это исключено.

– Вы что, издеваетесь? – взрывается карлик. – Я пришел по делу, принес человеку деньги, а вы меня разыгрываете!

– От денег мы ни в коем случае не отказываемся.

– Держите карман! – злобно кричит незнакомец и убегает.

Когда вечером я рассказываю об этом Лизе, она горестно вздыхает (ага, и вздыхать она умеет):

– Час от часу не легче!…

– Я действовал по вашей инструкции.

– Но это же Миланов приходил!

– Ну и что?

– Это же его рукописи я перепечатываю. И машинка тоже его.

– Жаль. Выходит, в вахтеры я не гожусь.

– Извините, ради бога, – заговорила она другим тоном. – Я, конечно, надоела вам хуже горькой редьки, но эта перепечатка – единственная возможность заработать.

Я молчу.

– Я сама виновата, – продолжает Лиза. – Миланов тут ни при чем. Я оставила у его соседей готовую рукопись и ваш адрес, чтобы он прислал деньги по почте или передал с кем-нибудь.

– Как видите, в почте он не нуждается и в вашей перепечатке – тоже.

– Почему же это? – спрашивает явно задетая Лиза. – Я печатаю хорошо. Почти без ошибок. Миланов терпеть не может, когда в тексте ошибки, потому-то именно мне и доверил рукопись.

– Не прикидывайтесь слишком наивной, – говорю я. – При вашем росте…

– А вы что вообразили? Да бог с вами! Я с ним познакомилась совершенно случайно и спросила у него, нет ли у него или у его коллег чего-нибудь для перепечатки – я очень тогда нуждалась, а он сказал, найдется, и дал телефон, я ему позвонила уже после того, как устроилась у вас, вот и все. И ничего тут такого нет…

– И при следующей встрече он только отдал вам рукопись, и машинку…

– Ну конечно. А вы что имеете в виду?

– Вы прекрасно понимаете что. А также то, что имеет в виду он, – добавляю я, глядя на Лизу без особой симпатии.