Зелень. Трава. Благодать.

— А вот и наш Генри Тухи, рад видеть тебя, приятель, — говорит Джонни Бойль. — Наконец-то все девчонки в сборе, — смеется он и кивком указывает на моих друзей и братьев. Живет Бойль где-то у нас в районе, но где точно — не знает никто. Волосы у него редкие и темные и зачесаны к макушке, плюс к тому сзади он забирает их в куцый хвостик. Глаза огромные, голубые и с безуминкой. На нем черная куртка Members Only с рукавами, закатанными по локоть, короткие коричневые шорты из рубчатого плиса и видавшие виды гольфы; ко всему этому остается добавить только белые ботинки на высокой подошве, которые явно повидали на своем веку ничуть не меньше, чем гольфы. Вот в таком прикиде он каждый день и ходит, причем не важно, зима на дворе или лето. Джонни Бойль стиляга еще тот, и его совершенно не заботят детали. Он повсюду гоняет на своей девчачьей десятискоростной тачке розового цвета, на которой то и дело где-нибудь разбивается, но каждый раз после очередной аварии неизменно выбирается из машины веселый и весь в крови. На вид ему дашь лет тридцать, но, сколько на самом деле, хрен его знает. Никто и не спрашивает. Для ребенка он, пожалуй, слишком некрасив, но и на взрослого не тянет — работать не желает и к тому же слишком большой пофигист.

— Как дела, Джонни? — говорю ему я. — Наступит когда-нибудь день, когда ты наконец отстрижешь этот свой гребаный хвостик?

— Никогда. Девчонкам нравятся хвостики. Девчонкам нравлюсь я, — говорит он, срывает с себя весь верх и под общий смех прогибается назад, демонстрируя свое толстое пузо и сиськи второго размера без каких-либо намеков на мышцы.

— Накинь на себя что-нибудь, пока я не начал тебя доить, мне тут как раз «Белогвардейца» заказали, — говорит ему Пол Донохью, у которого огромные лапищи и предплечья сплошь покрыты потускневшими от времени зелеными флотскими наколками.

— А ведь признайся: самому так и хочется их потрогать, — говорит Бойль. — Ты же у нас моряк, верно? Кроме того, у меня там не молоко, а чистый мед. Божественный, блядь, нектар в чистом виде, — продолжает он, сжимая себе соски.

— К нам на судно частенько такие ребята служить поступали, Генри, — говорит мне Донохью и как бы украдкой косится на приятеля, а у самого аж плечи трясутся от смеха, — и у всех в сиськах одна моча пополам с уксусом. Ну, мы их быстренько в трюм и там уже делали из них порядочных женщин.

— Вот о чем я тебе и толкую, моряк, — говорит Бойль. — Налей-ка мне еще стаканчик.

— Может, тебе еще и с зонтиком? — интересуется Пол.

Они не первый день знакомы, поэтому оба смеются и прекращают друг друга подкалывать. Бойль надевает все на себя обратно и предлагает мне сесть рядом с отцом, поскольку так нам с Бобби Джеймсом (он сидит рядом и пьет «Будвайзер» из бутылки) будет удобнее играть с ним в одну игру на выпивку. Когда у нас в районе празднуют свадьбу, ограничение на спиртное для лиц младше двадцати одного улетучивается в окно вместе с дымом сигарет. На свадьбе если хочешь пива, ты его получишь, это без вопросов.

— В какую именно? — спрашиваю я. — Какие правила?

— Называется «игра в четвертак». Игрок бьет кулаком по стойке, и четвертак должен подпрыгнуть и упасть в рюмку. Если, к примеру, ты попал, то я выпиваю, и так до первого твоего промаха. Если попал я, то все наоборот.

Возвращается Донохью: в руках у него полный стакан для Джонни, да еще и с торчащим из него зонтиком.

— Ваш заказ, мэм, — говорит он.

— Иди ты… — смеется Бойль и выбрасывает зонтик прочь из стакана.

— Согласен, я в игре, — говорю я.

— Тебе «Будвайзер», как и Бобби? — спрашивает Бойль.

— Не, мне просто колы, — отвечаю я.

— Э, сопля. Контрадмирал Донохью, подать газировки пацану в платьице церковного служки.

— Которому из двух? — спрашивает Пол, глядя на нас с Гарри.

Гарри указывает на меня:

— Ему. Я уже пью «Кровавую Мэри для девственниц».

— На самом деле все очень просто, Генри, — брызжет в меня слюной уже порядком захмелевший Бобби Джеймс. — Вот, смотри.

Он что есть силы припечатывает кулаком по стойке, после чего монетка взлетает высоко над стойкой и звякает об зеркало на барной полке где-то за рядами бутылок с цветными этикетками, которые светятся в полутьме бара, словно драгоценные камни в пещере.

— Погоди, дай Генри попробовать, — говорит Бойль и протягивает мне четвертак.

Я стучу кулаком по стойке, но вместо того, чтобы взлететь и упасть в рюмку, мой четвертак едва подпрыгивает на месте. Тем не менее Бойль отпивает глоток из своего стакана.

— Ну, почти, Генри, — передергивает он плечами. — Попробуй еще разок.

Я промахиваюсь еще четыре раза подряд, Бойль каждый раз исправно выпивает, затем заказывает себе еще.

— Давай покажу, как надо, — говорит он мне. — Если заброшу — то ты пьешь.

Бойль забрасывает раз, затем второй. Теперь я прихлебываю свою колу. Донохью на ходу доливает мне до полного, при этом не забывая никого, кто помимо меня пьет у стойки. Фрэнни со Стивеном сзади наблюдают за нашей с Бойлем игрой: Фрэнни улыбается с бутылкой пива в руке, Стивен держит стакан с чем-то, по виду напоминающим имбирное ситро, и тоже пытается улыбаться, мужественно борясь с похмельем. Мимо него дважды проходит Ральф Куни и оба раза толкает его достаточно сильно, чтобы расплескать содержимое стакана. Стивен сейчас трезвый, поэтому попросту не обращает на него внимания, но все же, получив второй толчок в спину, подзывает к себе Пола и указывает ему на свой стакан. Пол берет и наливает в него нечто розовое, после чего возвращает стакан Стивену. Фрэнни начинает хмуриться.

— Генри, мать твою, очнешься ты или нет? Твоя очередь, — говорит Бойль.

— Что? — рассеянно переспрашиваю я. — А, да, извини. Вот я его сейчас.

В полной уверенности, что промахнусь, я бью кулаком по стойке, но тут вдруг попадаю. Радостные аплодисменты со всех сторон. Рядом со мной мистер Куни спрашивает у Фрэнсиса Младшего, как долго тот уже работает почтальоном на улице Святого Патрика, на что Фрэнсис Младший отвечает, что уже пятнадцать лет. Я снова стучу по стойке и забрасываю в рюмку еще один четвертак. Джонни Бойль снова осушает свой стакан. Фрэнни увещевает Стивена по поводу того, что незачем начинать пить так рано. Конечно, он понимает, сегодня свадьба и все такое прочее, но все равно ему кажется, что с чем с чем, а с этим Стивену торопиться не стоит, особенно после всей той фигни, что была вчера. В ответ Стивен обещает, что все с ним будет в порядке. Берни Куни спрашивает Фрэнсиса Младшего, как долго тот уже женат, на что Фрэнсис Младший ему отвечает, что женат уже почти двадцать пять лет как. Я промахиваюсь, но Бойль все равно выпивает за мою попытку, замечая при этом, что здесь главное — не отчаиваться. Фрэнни говорит Стивену: Это ты только сейчас говоришь, что все будет в порядке, а сам прекрасно знаешь, чем это обычно заканчивается. Я больше не собираюсь работать рефери. — И не надо, — огрызается Стивен. Просто постарайся держать себя в руках, тигр, — предупреждает его Фрэнни. И больше ничего не говорит. Стивен допивает стакан, кивком просит Пола налить еще один, залпом выпивает и этот и требует еще. Берни Куни говорит: А я, мы с Донной женаты уже пятнадцать лет, из них десять я работаю в тюрьме Холмсбург. Видишь ли, у меня такая работа, которая не требует, чтобы я каждый день захаживал в дом к чужим людям, конечно, если не считать людьми заключенных, а камеры — их домами. Не знаю как ты — лично я их таковыми не считаю. Бойль начинает выпендриваться, стучать по стойке обоими кулаками и забрасывать в рюмку по два четвертака разом. Я глушу колу стакан за стаканом. Фрэнни с отвращением оставляет Стивена и уходит прочь из бара, по дороге остановившись лишь для того, чтобы пропустить двоих оголтелых шестилеток, которые несутся мимо него по направлению к игровым автоматам: там есть покер, в который можно играть колодой с мультяшными голыми бабами на рубашке.

Рядом, за столом, Сесилия вдруг прерывает свой рассказ на полуслове, бросает грустный взгляд на Фрэнсиса Младшего, но все же ухитряется справиться с собой и продолжает дальше с оборванной фразы. Бойль забрасывает пять чистых с кончика носа. Я хлопаю газировку стакан за стаканом: перед глазами все плывет; Бойль не отстает от меня с разбавленным виски. Берни Куни говорит, вновь обращаясь к Фрэнсису Младшему: Даже если бы мне и приходилось по работе частенько наведываться к чужим людям, я бы ни за что не позволил себе заходить в дом ни под каким предлогом. А ты? Фрэнсис Младший говорит ему: Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь. А Донна Куни говорит: Да, он прав, Берни, ты выпил лишнего. Несешь не пойми что. Теперь мы с Бойлем, как, бля, два настоящих профессионала, попадаем каждый с первого раза и глушим из стаканов почем зря под восторженные аплодисменты Бобби и Гарри. Сесилии нет за столом. Бля, куда она делась? О господи, вот она, идет прямиком к Фрэнсису Младшему. Извини, говорит Берни Куни. И правда несу чушь какую-то. А клоню я, собственно, вот к чему. Постой, вон идет твоя жена. Вот у нее-то обо всем и спросим. Сесилия, вы ведь с Донной сегодня весь день друг на дружку смотрели так, будто убить одна другую готовы. Вот и скажи мне: это правда, что твой муж трахает мою жену? Фрэнсис Младший обхватывает голову руками. Сесилия сначала долго и с ненавистью смотрит на Донну, потом совершенно спокойно переводит взгляд на Берни и кладет руки на плечи Фрэнсису Младшему.