Всё закончится на берегу Эльбы(СИ)

- Мне некому писать, - призналась она.

От осознания собственных слов, стало невыносимо больно. По вечерам из блиндажей доносилась тоскливая песня, что передавали по радио: "... и если со мной приключится беда, кто будет стоять у фонаря, с тобой, Лили Марлен?" Сандра слушала и вспоминала о своей Лили. Знает ли она, где сейчас её бывшая сестра, вспоминает ли о ней? Да, они расстались задолго до войны совсем чужими людьми. Но как можно забыть о том, что где-то есть родной человек, кто когда-то был твоей второй половинкой от целого и неделимого? Хотя, Сандра ведь сама потребовала от Лили забыть, что у неё есть сестра. Теперь же самым близким человеком для Сандры был только её боевой товарищ Ойген Штеманн.

Не то чтобы на Сандру смотрели косо, просто не понимали, что она нашла в Ойгене, как в прочем, и он в ней. Для Сандры же всё было предельно понятно. Когда она смотрела на него, то вспоминала его историю о штрафном лагере, а после вспоминала лагерь советских военнопленных и того паренька, что умер по её вине. Да, он умер бы и без её сочувствия немногим позже, но всё случилось, как случилось. А Ойген живой, болезненно исхудавший и уже не молодой, но ещё не старый. Ему бы нарастить мяса и немного отдохнуть в тылу, набраться сил. Но в испытательном батальоне это невозможно.

С каждым днём Сандра всё больше убеждалась, что выхода отсюда нет, даже для уставного персонала. До неё дошёл слух, что не так давно полуевреям запретили служить в армии и отправили их всех по домам. В тайне Сандра надеялась, что вскоре эта мера распространится и на четвертьевреев, и она, наконец, сможет вырваться отсюда. Но нет, ущемлять её в правах никто не собирался, даже командир батальона. Его подчеркнутая холодность и женоненавистничество, наводили Сандру на пикантные подозрения, что он хорошо замаскированный и пока что не выявленный кандидат в обвиняемые по 175-ому параграфу.

Когда бои затягивались, а связисты не возвращались в штаб, Сандра хватала катушку кабеля и бежала к передовой. Командир не возражал, и, кажется, спал и видел, как её наконец-то убьют и в штабе больше не будет никакого бабья. А Сандра лишь ухмылялась про себя: "Не дождёшься". Как и Ойген, она окончательно уверовала в собственную неуязвимость.

Солдаты уже успели привыкнуть к присутствию Сандры в блиндаже, а если кто и осмеливался распускать шаловливые руки, то рисковал получить от Сандры тычок коленом или локтем в самое уязвимое место под бурный хохот однополчан.

- Не ссорься с ней, Зикс, - говорил в таких случаях Ойген, - От нашей бравой связистки зависит, сможем ли мы получить донесения от командования или нет. Особенно приказ об отступлении, Зикс. Услышать его всегда приятно. К тому же, эта молниеносная девочка может мастерски перебинтовать твою непутевую голову, если схватишь осколок или ещё что похуже.

Большинство солдат с ним соглашались и без повода старались не задевать Сандру. Во время затишья некоторые даже вступали с ней в дискуссии.

- Эти русские сражаются как черти! - восклицал один молодой солдат сквозь грохот вражеской артиллерии. - Откуда столько упрямства?

- А если бы русские пришли с оружием в Германию, как бы ты поступил? - спросила она в ответ. - Наверное, тоже бы сражался до потери сил за любимую Германию.

Он ухмыльнулся:

- Пусть только попробуют прийти.

- Это ведь мы нападаем, а они обороняются, - продолжила свою мысль Сандра. - У нас есть Германия, но вождю хочется большего. А у них только Россия. Поэтому они и будут идти в атаку, даже если вынуждены отступать.

- Ты не обижайся, Гольдхаген, но сразу видно, что только женщина может так рассуждать.

Сандра и не обижалась, не настолько же она глупа.

- А ты рассуждаешь как мужлан, или просто не знаешь слова "мотивация".

- Мотивация? - усмехнулся парень.- Она и у меня есть - браво сражаться, чтобы перевестись подальше отсюда, подальше от передовой. Надоело быть пушечным мясом.

Как только начался бой, он выскочил из окопа, чтобы двинуться в атаку. Раздался взрыв, и к ногам Сандры упала каска с куском его головы внутри.

Земля тряслась под ногами. Выжившие бежали назад и кидались в спасительный окоп. Сандра продолжала прятаться в укрытии не в силах помочь тяжело раненым, что тихо стонали в стороне. Зато они, пока никто не видел, могли помочь ей - поделиться кровью, что сочилась из ран и зря пропадала, проливаясь на землю.

А вверху раздавались звуки выстрелов и свист пуль. Голова шла кругом, кровь стучала в висках, сердце готово было разорваться. Когда всё стихло, Сандра поднялась наружу, откашливаясь от пыли и копоти.

Новобранцы, для которых этот бой стал первым, словно оглушенные ходили по полю, с ужасом бросая взоры на изуродованные тела сослуживцев. Бывалые же не обращали ни на что внимания. В их глазах не читалось ни скорби, ни страха. Просто их сердца огрубели и не чувствовали больше ничего кроме желания оказаться подальше отсюда.

Только на начало лета выдалось нежданное затишье. Почти весь переменный состав был убит в боях, а новые испытуемые ещё не поступили. Вернее они были, но из них нельзя было сформировать даже роту. Батальону пришёл приказ выдвигаться на юг.

Переход был долгим и мучительным. Леса старались обходить. Кругом была лишь степь, пустая и необъятная. Здесь пропадало чувство времени и ощущение пространства. Тело двигалось, а разум спал и видел бесконечно повторяющийся сон, где пейзаж не сменяется ни через десять минут, ни через пару часов. Огромная пустота, которая никогда не закончится, которая когда-нибудь проглотит любого.

Тучи комаров и мух назойливо жужжали над ухом. Палящий зной. Пережившие первую зиму в России искренне удивлялись, что здесь может быть так жарко. Обливаясь потом, они тащили на себе килограммы снаряжения, мучаясь от боли в ногах.

Внезапно усталость развеяли выстрелы неподалеку. Это были солдаты охранных отрядов. Они сгоняли пленных в овраг и планомерно их расстреливали. Груды тел лежали вповалку друг на друге, а пулеметная очередь всё не умолкала.

- С нами сделают то же самое, - внезапно произнёс один боец батальона, как только всё стихло. - Убивали эти, с "мертвой головой", а отомстят нам. Точно так же расстреляют, потому что нет на войне справедливости.

А Сандре в голову пришли другие мысли, вовсе не о своих сослуживцах, а о тех, что теперь лежали в овраге. Сандра была рада их смерти - просто она слишком хорошо знала, что ожидает советских солдат в плену. Пуля милосерднее заключения.

Но что такое жестокая несправедливость она поняла только после того, как в лесу партизаны напали на взвод охранных отрядов и убили двадцать солдат. В ответ на это каратели пришли в ближайшую деревню, загнали всех жителей в избы и подожгли их. Тех, кто вырывался из охваченных пламенем домов, расстреливали из пулемета.

- Они больше не люди, - холодно приговаривал командир расстрельной группы, - это дикие орды, порожденные большевизмом за последние двадцать лет. Нельзя позволять себе ни малейшего сочувствия к этому народу.

Действительно ли он так думал, или просто уговаривал себя поверить в это? Ведь чтобы спокойно убивать, нужно перестать видеть в противнике человека. Но почему мирные жители стали врагом? Каким законом военного времени это установлено?

Нежданно сторонники идеологии истребления нашлись и в батальоне. После марша мимо нескольких деревушек, один боец не выдержал и разразился возмущенной тирадой:

- Эти иудо-большевики... что они сделали с русскими?.. Их действительно нужно стереть с лица земли... всю их орду...

Так уж было заведено у солдат, что во всех своих лишениях они винили большевиков. Не поносить же вслух тех, кто действительно их отправил в Россию. Но Сандра слушала и не могла понять, что именно его так возмутило? Кто что с кем сделал? Его напугала деревенская бедность? Так ведь эти люди живут в нищете ещё со времён царей и крепостного права. И при чём тут иудо-большевики? Но ему, слушающему радиопередачи доктора Гёббельса, этого не понять.