Черное солнце

С Леной они ни о чем не договаривались. У обеих билеты на руках, значит, они встретятся только в поезде. Если у них вообще места в одном купе и в одном вагоне. Этого Гульсум не уточнила, ей было все равно. Итак, в Москву, в Москву!

Она легко поймала машину, но водителя пришлось уговаривать, пришлось торговаться. Вид у него был не очень благообразный, и Гульсум решила не обещать большие деньги, мало ли что.

— Во Владикавказ? Да все дороги перекрыты после теракта, нет, не поеду.

— Перекрыты, и что, не пускают? — спросила Гульсум, уверенная в том, что через минуту она сядет в машину и поедет, несмотря ни на что.

— Не пускают, да еще и неприятности у меня могут быть.

— Какие? — спросила Гульсум.

— Не важно.

Водитель не уезжал, как будто чего-то ожидая, и Гульсум сказала:

— У меня билет на поезд, нас с ним пропустят. И я заплачу.

— Билет? Куда? — удивился водитель.

— В Москву, я там учусь.

Водитель задумался.

— А сколько заплатишь?

— А сколько надо?

— Ну, минимум баксов сто пятьдесят.

Гульсум сделала удивленное лицо, как будто это было неимоверно дорого, и особенно для нее.

— А что ты думаешь, нет, дешевле не поеду, рисковать не хочу.

Гульсум опять сделала вид, что мнется, раздумывает, и в конце концов после тяжелой внутренней борьбы за неимением других вариантов ей приходится согласиться.

— Ладно, заплачу. Правда, это почти все мои деньги.

Она села на переднее сиденье, захлопнула дверь «восьмерки», и водитель резко тронул с места. Он включил радио. Говорили о террористическом акте на рынке в Грозном.

Водитель молчал, Гульсум тоже не хотела обсуждать эту тему. Да и обсуждать тут было нечего. Дело было настолько темным, даже Гульсум это знала, в Чечне столько кланов, столько тэйпов, столько бандитов, что неизвестно еще, чьих рук это дело. Водитель, похоже, придерживался того же мнения.

Их остановили на посту, проверили документы, спросили, зачем они направляются во Владикавказ. Гульсум показала билет на поезд и свой студенческий. Их пропустили. Водитель с интересом посмотрел на девушку:

— Ты учишься в МГУ?

— Да, — сухо ответила Гульсум. Меньше всего ей хотелось сейчас обсуждать перспективы своего московского образования. Но водитель и не продолжил беседу. Он опять надолго замолчал. По радио зачитывали список погибших на рынке. Гульсум равнодушно слушала. И вдруг она услышала имя и фамилию, до боли ей знакомую. Кто это? Да это же Рустам, ее одноклассник. Рустам Манукаев. Она после школы видела его только один раз. Он уехал учиться в художественное училище в Санкт-Петербург и приезжал, как и она, только на каникулы. Рустам был влюблен в Гульсум, любил ее неразделенной любовью и только после школы, когда поступил в училище, видимо, отвлекся от этого чувства. Гульсум была и приятна, и немного тягостна его любовь. Она не могла ответить на нее, Рустам не был мужчиной ее мечты. Дружить она с ним хотела, но попытки дружбы с ним всегда оканчивались требованиями с его стороны более высокими.

Но сейчас, когда Гульсум узнала о его гибели, знакомый комок вновь подкатил к горлу. И первый раз она решила не ликвидировать боль никакими специальными техниками, никакими уходами в Зазеркалье. Ей почему-то хотелось до конца пережить это горе. Она всю дорогу вспоминала и вспоминала их школьные прогулки с Рустамом, то, как он пытался ее обнимать, целовать, как она мягко отказывала ему, как он огорчался. Когда они окончили школу, он написал ее портрет и подарил ей. Портрет остался в доме в Грозном. Гульсум казалось, что Рустам идеализировал ее, что она вовсе не была такой возвышенной, какой он ее себе представлял, она чувствовала себя гораздо более приземленной.

Она не замечала, как слезы лились по ее щекам. Водитель увидел это и сочувственно спросил:

— Погиб кто-то из близких?

— Одноклассник, — собравшись духом, ответила Гульсум и вытерла слезы рукавом джинсовки.

Водитель понимающе кивнул и вздохнул.

Они приехали на вокзал, и водитель предложил помочь.

— Да нет, спасибо, не надо, у меня мало вещей, — сказала Гульсум и протянула ему сто пятьдесят долларов. Он быстро убрал деньги в карман и спросил, чем еще может ей помочь. Гульсум поблагодарила, сказала, что у нее все в порядке, и водитель удивился — только что перед ним была грустная девушка, у которой погиб одноклассник, и она плакала, вспоминая его, а теперь перед ним деловая, спокойная, расчетливая девица, которая думала о том, как сядет в поезд, о своих дальнейших делах. Ни следа печали на ее лице. Прагматичная современная молодежь, решил водитель и пошел искать попутчиков, чтобы не ехать обратно вхолостую.

Лена была в голубой маечке, надетой без лифчика, и ее большая грудь привлекала заинтересованные взгляды мужчин и осуждающие — женщин. Легкие летние брючки в обтяжку, по последней моде, сумка кожаная, фирменная, с большим количеством карманов и раза в три больше рюкзака Гульсум. Таких девушек, как она, часто можно видеть в аэропортах на рейсах в Египет, Турцию или на Канары. Когда Лена увидела рюкзачок Гульсум, она прыснула:

— Это что, все, все твои вещи? А где же вечерние платья?

— Зачем? — удивилась Гульсум. Они даже не поздоровались, подумала она.

— Ну как зачем? Для ночных клубов, театров и светских приемов, — усмехнулась блондинка. — Да ладно, Гульсум, шучу. Здравствуй, как жизнь.

— Здравствуй, нормально.

— У нас одиннадцатый вагон. Пошли. Ух, слава богу, хоть в нормальную жизнь едем. Как они достали со своей войной! — Это говорит снайпер, для которого война — главное средство для заработка немаленьких денег, подумала Гульсум.

Они вошли в купе, одна полка нижняя, другая верхняя. Гульсум сразу сказала, что может на верхней — на верхней полке была хоть какая-то изоляция от общения, которое волей-неволей возникает в купе. Лена не стала отказываться от нижней. Только они успели положить сумки под нижнее сиденье, как в вагон вошла пожилая пара. Ну и хорошо, подумала Гульсум, не будет ни лишней тусовки, ни лишних разговоров. Лену, напротив, появление в их купе стариков слегка разочаровало. Но ненадолго. У нее на дорогу были планы развеяться. Она достала из сумки бутылку кофейного ликера «Бейлис» и поставила на столик.

— Выпьем по глоточку? — подмигнула она Гульсум.

— Не сейчас, может быть, позже. Сейчас не хочу, спасибо.

— Ну, как знаешь, — сказала Лена, нисколько не обидевшись. Достала из сумочки пластиковый стаканчик, открутила крышку бутылки и налила себе полстакана. Не пристает, не уговаривает, с ней легко, с облегчением отметила Гульсум.

— Мой любимый ликер. Давно мечтала: сяду в поезд, буду пить «Бейлис» и ни о чем не думать, по крайне мере во время дороги. — Она сделала глоток. — Ох, кайф! Давай налью. — Гульсум отказалась, залезла на верхнюю полку и открыла детективный роман на английском языке.

Поезд тронулся.

13

Сначала Дима всерьез не воспринял сообщение о том, что он должен отбыть в Москву для посещения известного учреждения на Лубянке. Ну, съездит, опять помучают одними и теми же вопросами, но в конце концов отпустят, и он вернется в Гудермес. И так бы он и оставался в счастливом неведении, если бы не милиционер, которого он недавно оперировал. Он пришел к Диме и рассказал ему по секрету, что есть информация о том, что доктор Дмитрий больше работать у них не будет. У лейтенанта друзья в местном ФСБ, и они сообщили ему, что доктора отзывают. Причина — пребывание в плену у боевиков, и не только это. Диму слишком любили и слишком уважали в Гудермесе. Он стал слишком яркой фигурой, слишком яркой личностью. Такие люди здесь были не нужны. Положение тут серьезное, кругом боевики, бандиты, а Дима лечит всех. В общем, такой Иисус Христос тут не нужен. Так что, как это ни печально, но доктор Дмитрий дорабатывает последние дни на их земле. Но они, горцы, не забывают добро. И если в жизни Димы случится беда, они всегда придут ему на помощь, в любых условиях, что бы ни случилось. Они сделают все возможное и обязательно помогут ему. У него здесь остались друзья на всю жизнь, пусть он об этом никогда не забывает.