Мартин-Плейс

— Я кое-чего отложила, — жалобно продолжала Молли. — Ведь надо будет переехать, пока они ничего не узнали. И буду работать до последнего.

— Я помогу тебе платить за комнату, — сказал он, затянутый водоворотом ее беды.

— Я ведь только у тебя и могу попросить помощи, Дэнни. Его я отдам на усыновление и начну работать, как только будет можно. Я тебе верну все деньги. Честное слово!

— Я знаю, Мо. Ну, пошли, пора домой.

— Черт! Сама не знаю, как это я сваляла такую дурочку. — Молли вытерла глаза рукой. — Ну, в следующий раз буду умнее. Поищу надежного парня.

То, чего искал он, было не таким простым, но искали они по одной причине, и поэтому, успокаивая сестру, Дэнни успокаивал и себя:

— Ты его найдешь, Мо.

Они встали. Всю дорогу до дому они не сказали ни слова.

Поднявшись к себе, Дэнни нерешительно постоял у окна, а потом осторожно спустился к прихожую и вышел. На углу Глиб-роуд он увидел, что вывеска над дверями Джека Салливена еще освещена, а у тротуара стоит мотоцикл — глянцевое самодовольное воплощение самого Джо Таранто. Дэнни вошел в клуб и растерянно остановился, засунув руки в карманы. Ему было страшно, и только упрямство помешало ему уйти. Джо Таранто, опираясь на кий, следил за шарами: жилет в обтяжку, рукава засучены, золотая булавка в галстуке, бачки тщательно подстрижены — в каждом движении пресыщенная небрежность.

Джек Салливен, медленно прогуливаясь между столами, заметил, как отворилась дверь. Теперь, искоса наблюдая за Дэнни, он подумал: быть заварушке. Он обладал особым чутьем на заварушки и репутацией рубахи-парня, которая опиралась на неуменье его клиентов отличать громкий хохот от притворного.

С настороженной неторопливостью, как борец, примеривающийся к противнику, Салливен прошел через зал.

— Здрасьте, — сказал он отнюдь не приветливым тоном.

— Добрый вечер, — кивнул Дэнни, сжимая и разжимая в карманах потные руки.

— Поздненько вы зашли. Мы через полчаса закрываем.

— Да… но…

— Я что-то вас прежде не видел. Чтобы играть у нас, надо вступить в клуб.

— Я не хочу…

— Можете, конечно, играть с приятелем. Мы допускаем посторонних, если они приходят с членами клуба. У вас есть тут знакомый?

— Нет. Дело в том…

— Играть вы не хотите. Знакомых у вас тут нет. Так чего ж вам нужно? А?

— Я только хочу повидать Д-д-джо Таранто, — оттого, что он вдруг начал заикаться, Дэнни совсем растерялся и ждал ответа, весь внутренне напрягшись.

— А! Таранто! Вы что ж, знакомы с Джо?

— Нет…

— Ах, вы не знакомы с Джо Таранто? Вы просто хотите его повидать? Ну, вон он там, смотрите.

— Мне нужно с ним поговорить, — сказал Дэнни, испытывая жгучую ненависть к Салливену, к этому залу, к необходимости, которая привела его сюда. — Я подожду, пока он не кончит играть.

Салливен смотрел на него, задумчиво поглаживая подбородок. Ну, Джо разберется. Тихо, мирно, по-хорошему. Такие пай-мальчики из воскресной школы хуже динамита. Так и напрашиваются на неприятности, а напросятся — и дело всегда доходит до полиции…

Наконец Таранто вразвалку направился к ним с кием в руке. Он оперся о кий и посмотрел на Дэнни пустым взглядом.

— Н-да?

Это пренебрежительное высокомерие разозлило Дэнни. Ему хотелось сказать что-то весомое и уничтожающее, одним ударом сокрушить невежество и самодовольство, бросавшие ему вызов с позиций не только сильных, но, по-видимому, неприступных. Он сказал:

— Меня зовут О’Рурк, Дэнни О’Рурк. Я пришел поговорить с вами о Молли. Она очень расстроена.

— Н-да?

— Она сказала, что ждала вас сегодня вечером и вы не пришли.

— Н-да?

Дэнни смотрел на тщеславное лицо и жестокие глаза. Он смотрел на обращенный только вовнутрь мир Джо Таранто — и не находил туда входа. Отчаявшись, он сказал:

— Вы ответственны за это. И вы обязаны что-то сделать.

— Н-да?

— Послушайте, я прошу вас сделать только то, что вы должны сделать. Будь в вас хоть капля порядочности, вы так бы и поступили.

Глаза Таранто прищурились. Он наклонился к Дэнни.

— Я не люблю, когда со мной так разговаривают. Сама не береглась, пусть сама и расхлебывает. Я что у нее, один, что ли? Ну-ка, спроси ее! И скажи ей, что Джо Таранто не благотворительное общество. Ясно?

От сильного толчка Дэнни отлетел к стене.

Когда он опомнился, перед ним стоял Джек Салливен.

— Джо говорит: поболтали, и хватит, — сказал он. — А теперь пошел отсюда. Ну, давай-давай, уматывай!

Сумасшедшая какофония смеха преследовала его на лестнице, на улице — и он в панике бежал.

Дэнни ничего не сказал сестре про свое посещение бильярдной. Как она могла влюбиться в Джо Таранто, оставалось для него неразрешимой загадкой. Теперь он разговаривал с ней чаще, но только через несколько недель ему, наконец, удалось ее убедить, что Таранто к ней не вернется и надеяться на это нечего.

— Он тебе не подходит, Мо. Неужели ты этого не видишь?

— Не знаю, — сказала она грустно, — не знаю, кто там мне подходит. Беда в том, что я-то втюриваюсь в красавчиков.

— Ну, в следующий раз втюрься в кого-нибудь покрасивее Таранто, — сказал он. — У него глаза убийцы.

Молли ошеломленно посмотрела на брата и промолчала. После этого она больше никогда не упоминала имени Джо Таранто.

Неделю за неделей он ждал, чтобы Пола позвонила ему договориться о вечере в яхт-клубе. Он ждал, чувствуя, что это проверка, на которую необходимо рискнуть. С тех пор как она ушла из «Национального страхования», он донимал ее телефонными звонками: теперь пусть решает сама. Каждый день был пыткой самообуздания. Пока как-то в субботу она не позвонила.

— В следующую субботу вечером, Дэнни-Дэн. Приходи к нам обедать.

— С удовольствием, Пола.

Если она и услышала разочарование в его голосе, то ничем этого не показала. Вернувшись к своему столу, Дэнни подумал: так продолжаться не может. Каждый день ожидания был мучительным кризисом. В субботу он поговорит с ней начистоту.

Не успел он взяться за ручку, как к нему подошел Салливен.

— У меня хорошие новости, — сказал он шепотом, ложась грудью на стол. — Только помалкивай. Я подал заявление, чтобы меня перевели в агенты. Сегодня имел беседу с Рокуэллом. Похоже, что дело выгорит.

— Поздравляю, — сказал Дэнни, — ты же этого давно хотел.

— Хватит протирать штаны, — ухмыльнулся Салливен, — буду теперь протирать подошвы. Первая шишка очень здорово меня поучал — все больше про идеалы, благородные стремления и бог знает про что. И подарил мне книжечку под названием «Как объяснить суть страхового договора». Он ее сам написал. Говорит, что в свое время тоже был агентом.

— Значит, ты вышел на правильный путь.

— Давно пора. Посиди я еще немного в этом музее, и меня даже набивать не надо будет — готовое чучело. Ну, пока!

41

Рокуэлл взглянул на Льюкаса, сосредоточенно изучавшего статистический отчет Фиска о капиталовложениях компании за последнее полугодие, и, чтобы замаскировать свои колебания, торопливо взял со стола какое-то письмо. Ему нужно было поговорить с Льюкасом, но он не знал, то ли изложить свое мнение в категорической форме, то ли побудить Льюкаса высказаться. Он прочел последнее письмо — просьбу о ссуде на постройку дома — и только тогда повернулся к помощнику.

— Я проглядел почту, Мервин. Большую часть можно разослать по отделам, но тремя-четырьмя стоит заняться вам самому, я их отложил.

Когда Льюкас подошел к его столу, он сказал:

— Садитесь, Мервин, — и добавил, чтобы создать непринужденную атмосферу. — Вероятно, вы уже скоро получите степень бакалавра?

— Еще до конца года, если благополучно сдам экзамены, — уточнил Льюкас и улыбнулся. Рокуэлл почувствовал, как внутри него все напряглось.

— Это даст вам значительное преимущество, — сказал он. — Бухгалтер и экономист. Сочетание теории и практики — превосходное сочетание. В дни моей молодости академическим дипломам придавалось гораздо меньшее значение, и, должен сказать, приобретать их было значительно труднее.