Украденные воспоминания

Хлопнула дверь и на пороге кухни появилась Марта.

— Ваша барышня грохнулась в обморок, — сказала она по-русски с сильным польским акцентом, осатанело вращая глазами.

Мы со Светой растерянно переглянулись.

Поселок был окутан мягкими фиолетовыми сумерками. Свет горел только в наших окнах, от чего невольно делалось жутко.

Мысль, что мы здесь единственные люди гулким эхом отдавалась у меня в мозгу.

Мы отрезаны от мира.

Все эти дома, стоящие по другую сторону улицы, затерянные в лесу стоят пустые. Я не хочу даже пытаться представить себе, что происходит в темноте, проглотившей их оконные проемы.

Я вышел из машины и остановился. Мне казалось, что тысячи глаз внимательно наблюдают за мной, не упуская ни одного движения, ни одного слова или взгляда и в мысли мои они тоже уже давным-давно вторглись, хотя я и не заметил.

Где-то вдалеке шумело море. Ветер принес мне запах свежести и соленых брызг. Это немного отрезвило мою гудящую голову, но страшные фантазии не оставили меня. Я по-прежнему убеждал себя в том, что здесь есть кто-то помимо нас.

Сосны медленно качались в тишине. Мир был пропитан спокойствием и умиротворением и только внутри меня все почему-то бушевало, взорванное и растерзанное тревожным ожиданием чего-то.

На крыльцо вышла Света, с сигаретой и в распахнутой куртке.

— Я слышала, что ты приехал, — заговорила она, переступая через глубокие сугробы, — почему ты не идешь в дом?

Я пожал плечами.

Она остановилась рядом со мной и посмотрела в небо, по которому быстро плыли тяжелые темные облака. Луны видно не было.

— Слышишь море? — спросил я. Рядом со Светой я чувствовал себя спокойнее.

— Нет, не слышу.

— А Ульяна спит?

— Да, спит.

Мы помолчали некоторое время. Света сама протянула мне сигарету с какой-то странной лукавой, но печальной улыбкой.

— «Косвенный поцелуй», ты помнишь? — спросила она. Я кивнул.

Прошло еще какое-то время.

— Море… я все-таки слышу его, — проговорила задумчиво Света.

— Может быть пойдем на берег? — предложил я. Сейчас мне действительно этого хотелось больше всего на свете, спуститься с ней вместе к побережью и просто молчать в темноте, слушая, как волны набегают на берег и слизывают с него мелкие песчинки и гравий. Словно мы снова стали близки, как прежде и ничего не стоит между нами.

Но я ошибся и принял желаемое за действительное.

— Нет, — сказала Света и быстро пошла к дому.

Глава пятая

Не думал, что когда-нибудь смогу ударить женщину, но часто с нами происходит то, что даже в мыслях казалось нам невозможным. И вот я сделал это.

Света отскочила в сторону, прижав руки к горящей после пощечины щеке. Глаза ее метали в меня молнии.

Все началось как обычно, мы «немного» поспорили. Но потом Света с победительной и садистской улыбкой взяла и вылила в раковину раствор с линзами. Это было выше моих сил.

— Ты вообще в своем уме?! — шипел я, как можно тише, чтобы не разбудить Ульяну. Мне не очень то хотелось, чтобы она спустилась вниз именно сейчас. Я был несколько не готов к встрече с ней, да и сцена была не самая подходящая.

Света сначала разозлилась, но потом вдруг начала смеяться громко и заливисто, запрокинув коротко стриженную голову. Ей то нечего было бояться!

— Дурак, — выдала она в конце-концов, упиваясь моим отчаянием.

Я в растерянности стоял и смотрел на нее. Все во мне замерло, парализованное ужасом.

Как же я ненавидел ее в эту минуту! Никогда прежде я не ненавидел ее так сильно. Я мысленно обвинял ее во всем, что произошло с нами, во всем, что нам еще предстояло пережить. Но я знал, что скоро гнев схлынет, и я снова буду любить эту девушку и презирать себя за эту любовь.

— Прости, — сухо бросил я и отправился разогревать машину. Стоило поторопиться, пока не проснулась Ульяна.

Впереди петляла лента шоссе, затерянная среди высоких сосен.

Я следил за дорогой, лишь изредка бросая короткие взгляды через зеркало заднего вида на свою попутчицу.

Она сидела сгорбленная, забившись в угол и отвернувшись к окну, словно избегая моего взгляда. Ее отчужденность причиняла мне боль, но я ничего не мог поделать. Я догадывался, что сейчас она презирает меня всем своим существом.

— Я очень благодарен тебе… Спасибо… — наконец-то решился я. Мой голос прозвучал сдавленно и хрипло, что заставило ее сжалиться и обратить в мою сторону взгляд холодных голубых глаз.

— Ты столько сделала для меня… — продолжал я.

— Следи, пожалуйста, за дорогой, — оборвала меня женщина.

Она как будто штыком меня в сердце пырнула. Я сжался, мне захотелось завыть.

«Ну зачем ты так жестока со мной?» — вопрошал я про себя, — «зачем ты отталкиваешь меня, не попытавшись понять?» Ответ я знал и сам.

— Я ведь не просил тебя о многом… лишь однажды…

— Я и не отказываюсь, — напомнила она.

Я остановил машину на обочине.

Вокруг нас был старый сосновый лес и бесконечные снежные равнины. Пусто и холодно.

Только сейчас я вдруг понял, что душа моя блуждает в таком сумеречном зимнем лесу, не способная отыскать выход из него. Она одинока и покинута всеми, кто был ей близок, никто не может протянуть ей руку помощи. Потому что прошлого нет — я сам отрубил его и выбросил прочь, потому что будущего нет — кто знает, когда я умру, может быть даже завтра. Или послезавтра. Есть только это мгновение среди мрачных стволов, наедине с последним родным человеком. Родным, только потому, что кем бы я не был, этот человек все равно простит меня и поймет, даже если будет делать вид, что это не так.

— Сначала ты захотел перестать быть моим сыном, теперь ты хочешь, чтобы и я перестала быть твоей матерью, — изрекла она и тяжело вздохнула, — что ж…

— Мама… — я схватил ее за руку и поднес ее к лицу, вдыхая любимый с детства запах, остававшийся неизменным губами, — прости меня…

Ее кожа уже начала покрываться паутиной морщин. Ее глаза уже не такие яркие, а волосы стали белыми из-за седины, но она все равно самая красивая из женщин, которых я знал.

— Я плохой сын, я причинил тебе много боли… — затараторил я, — но ведь ты сама с детства учила меня борьбе, показывала мне пример поединка личности с судьбой…

Она выдернула руку как-то даже брезгливо. Пожала плечами.

— И я научился у тебя одной важной вещи… — тем не менее продолжал я, — верить.

Она кивнула.

Мне было холодно и зябко. Мотор заглох от мороза и наступила тишина. Температура в салоне начинала падать, нужно было ехать дальше. От дыхания в воздухе клубился пар.

— И к чему это все? — спросила она после затянувшейся паузы, — я и так сделаю то, чего ты хочешь.

— Спасибо… — только и мог пробормотать я, снова заводя машину, — я счастлив. Я наконец-то счастлив, мама.

Сосны за окнами замелькали быстро-быстро, набирая скорость. Облака снежинок вздымались из-под колес и накрывали нас легким полупрозрачным саваном, как тысячи упавших звезд.

— Счастлив, украв чужую жену? — переспросила мама строго, — разве этому я учила тебя?

Я не нашелся, что ей ответить, я как будто разучился говорить. Я с тоской вспомнил все многословные и красочные речи, которыми до этого описывал свою великую цель, толкнувшую меня на цепочку не самых благородных поступков.

Я забыл слова собственного оправдания. Это значит, что нет мне оправдания. И нет мне прощения в ее глазах.

У Светы опять ломка. Она сидит на полу у батареи и плачет, прижавшись к ней лицом, раскрасневшимся и опухшим, иногда бьет ее ослабевшим кулаком. Я ее уже не останавливаю даже, она настолько слаба, что не сможет причинить себе никакого вреда. Она дышит то с трудом. У меня новый страх, что она зачахнет на глазах.

Я почти смирился: вот просто взять и вызвать скорую. Мне так все это надоело! Пусть с ней возятся врачи, пусть она проведет еще какое-то время в психбольнице, это пойдет ей на пользу. Я ничего не могу сделать. У меня нет ни нужного образования, ни сил.