Украденные воспоминания

По кухне скользили длинные тени от тусклого света настольной лампы. Они ложились на предметы зловещими очертаниями древних демонов, как будто нас уже заранее низвергнули в ад, где нам самое место.

В дверь позвонили. Мы с мамой испуганно переглянулись. Должно быть, вернулась Лида. Она дома ночевала редко, но периодически здесь появлялась, когда нуждалась в деньгах или надоедала своему проклятому Паше. Отец так рано явиться не мог.

— Все будет хорошо, — пообещал я, коротко обнял маму за плечи и ушел открывать.

Лида ввалилась в прихожую, как тряпичная кукла у которой нет костей. Она оперлась на стену и не сразу поняла, что перед ней стою я. Ее мутные глаза слепо щурились в полумрак прихожей. Кажется, она была пьяна. Пьяна или обколота. Это ничего не меняло.

— Илья? — изумленно выдохнула она и уставилась на меня как на привидение. Я видел свое отражение в ее расширенных зрачках.

— Ты вернулся? — пролепетала она, не веря сама себе, — ты вернулся, вернулся… ты больше никуда не уйдешь от нас? — за этим «от нас» притаилось робкое «от меня».

— Я больше никуда не уйду, — сказал я.

Лида обхватила меня тонкими руками с зеленоватой кожей и зарыдала.

Двадцать лет подряд в этом подъезде пахло одинаково — сыростью и облезлой штукатуркой. К ним примешалось бесчисленное разнообразие других запахов, характерных для подъездов старых домов, я знал их и любил с детства, с того первого дома в маленьком сибирском городке, где мы жили.

У меня была блестящая возможность насладиться всеми этими ароматами и прочей подъездной романтикой.

Она не хотела открывать мне дверь. Конечно, она не хотела! Она была до безумия зла на меня. Я ведь не сказал ей ничего, всю правду она узнала от матери, которая просто не смогла промолчать. Она тогда сказала мне, что сама меня убьет, своими руками. Конечно же сгоряча.

— Убирайся, — крикнула Лида через дверь. Она стояла с той стороны и в глазок наблюдала за моей реакцией.

Я облокотился спиной о стену и достал из кармана пальто сигареты.

— Это очень невежливо с твоей стороны, — заявил я, чтобы ее позлить. А я ведь сам не хотел приходить к ней, но не смог! Я ведь запрещал себе столько раз… Я хотел сбросить с себя эту историю, как пелену наваждения, как морок…

Только страх все равно был сильнее. Стоит мне уехать, она побежит в наркоманский притон к своему Паше, снова падет совсем низко. Меня не будет рядом, чтобы вытащить ее оттуда.

Я изо всех сил старался казаться спокойным и невозмутимым, хотя внутри меня бушевал яростный темно-синий океан боли. Но я уже давно привык к нему и научился сдерживать его, не выставляя на показ. Однажды — он перехлестнет через край и я просто захлебнусь, но не сейчас.

Мне очень нужно поговорить с Лидой.

— Зачем ты пришел? — через какое-то время смягчилась она.

— Я соскучился по тебе.

Это было правдой, хотя вовсе не было основной целью моего визита.

Лида не хотела этому верить, она продолжала злиться. Вскоре ее привязанность ко мне победила обиду и она все-таки открыла дверь.

Мы долго и пристально смотрели друг на друга. Потом она бросилась ко мне, прижалась всем телом и порывисто поцеловала в губы. Я отстранил ее от себя, испугавшись излишнего внимания соседей. За каждой закрытой дверью мне чудился человек, пристально следящий за каждым нашим шагом, каждым нашим жестом, каждой нашей мыслью.

Я взял Лиду под руку и побыстрее завел ее в прихожую. Мы так и стояли обнявшись в вязком, душном полумраке, все это время я смотрел на наше отражение в большом старом зеркале и удивлялся тому насколько же мы с ней похожи. Даже десять лет разницы в возрасте не смогли стать той стеной, которая бы нас разделила. Неужели расстояние станет?

— Ты сошел с ума, — сказала Лида, отпуская меня, — что ты задумал?

Я прошел мимо нее на кухню и поставил чайник.

— Всего лишь один отчаянный поступок, — ответил я уклончиво. Я не знал, как объяснить ей цель, которую я преследую. Мама смогла меня понять, но Лида…

Я волновался, но среди родных и знакомых запахов мне было как-то спокойнее. Все эти вещи, ничуть не менявшиеся за годы, вселяли призрачную уверенность.

И вдруг мне стало так невыносимо тоскливо, так страшно, до отчаяния, до дрожи… Я ведь не увижу больше эту квартиру, все, что наполняет ее и делает такой родной, не увижу этот город, эти улицы, этот дом с его темным мрачным подъездом… Вернусь ли я когда-нибудь? Или меня настигнет та самая жуткая, неотвратимая правда? Именно там, когда я буду далеко от всего, что я знал и любил, от всего, благодаря чему я стал собой… Да и собой то я больше не буду. Я уже не я. Я настоящий — в пустом гробу, под однообразным памятником на городском кладбище. Интересно, лежат ли там цветы? Мне так хотелось посетить это место, увидеть свою собственную могилу…

Лида прижалась ко мне со спины, я чувствовал ее дыхание через ткань.

— Значит ты теперь Богдан, — проговорила она задумчиво, как-то отчужденно, словно разговаривала не со мной, а сама с собой, — почему именно это имя?

— Оно мне нравится, — хотел уйти от ответа я, но потом сознался, — так звали человека, которым мне в детстве очень хотелось быть…

— Получается, я должна взять себе имя Светлана? — спросила Лида. Я не понял, что это значит, отстранился и обернулся на нее. Ее глаза были серьезны как никогда. Она не шутила и не думала шутить.

— Ты ведь уедешь… — вздохнула девушка и отошла к окну, — куда-нибудь очень далеко… в другую страну, в другую часть света, лишь бы от своей жизни убежать… Почему ты не взял меня с собой?

— Ты должна остаться с мамой.

— Я нахрен ей не нужна! — закричала вдруг Лида, из глаз ее брызнули слезы, она опустилась на скрипучий стул и сложила руки на коленях. Все ее маленькое тело дрожало, как когда-то во время приступов. Как хорошо, что это страшное время осталось позади!

— Ты ведь хочешь убежать и от меня, — грустно сказала Лида, — скажи мне честно.

— Это не так, — покачал головой я, не стесняясь этой грубой лжи. Да, я хотел убраться куда-нибудь подальше, чтобы излечиться от этой противоестественной любви и ей помочь избавиться от этого. Только Лида совсем не хотела от нее избавляться, ее все устраивало.

— И ради кого ты меня бросаешь? — обиженно продолжала девушка, — ради мужчины?

— Ради женщины.

— Как это на тебя не похоже, — она рассмеялась, вытерла слезы тыльной стороной ладони и презрительно сощурилась, — сколько тебя помню, ты слабым полом не особенно интересовался. Должно быть она какая-то особенная?! Чем она лучше меня?

— Она мне не сестра, — отрезал я и тяжело вздохнул.

Лида медленно покачала головой. Мы, молча слушали, как свистит чайник, но не один из нас не торопился его выключать.

— Я еду с тобой, — вдруг решила Лида, — я еду с тобой и это не обсуждается. Ты ведь за этим пришел.

Я не стал спорить или возражать, хотя в тоже время мне было страшно выдавать себя.

Я ведь, правда, хотел этого. Я не мог уехать без нее. Я любил ее, уж не знаю, как кого — как женщину, как сестру или как человека, просто любил и не мог бросить здесь.

Глава восьмая

Над сизым морем медленно поднималось тусклое северное солнце. Его лучи разбежались по неспокойной поверхности воды ослепительными бликами. Я зажмурился, протянул руки к солнцу и почувствовал прикосновения соленого морского ветра к своим ладоням.

Пахло песком и холодом. Волны набегали на берег, унося мелкие камушки, старую листву и разный мусор, прибитый сюда во время шторма, подбираясь все ближе и ближе к носкам моих ботинок. Но я не обращал на это внимания.

Утреннюю звонкую тишину нарушил хруст снега. Кто-то шел ко мне через лес. Скоро шаги стали неслышными, когда этот кто-то ступил на мокрый песок.

Я все гадал Ульяна это или Света. Оказалась последняя, супруга моя спала обычно долго, хотя в своей «прежней» жизни была жаворонком.