У Элли опять неприятности

«ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАДО БОЛЬШЕ ЦВЕТОВ. У меня неизлечимая аллергия», – написала я ему на третий день.

После обеда мне доставили корзину фруктов. Я отослала их к нему в кабинет, вместе с четырьмя бутылками вина и шелковым шарфом. Это уже становится смехотворным. Пора его остановить. Если Ян будет продолжать в том же духе, к концу недели я вернусь домой с новым стрессом. Но в четверг мне ничего не принесли, и я вздохнула с облегчением.

– Думаю, до него наконец дошло, – сообщила я Лиз, когда мы складывали документы, собираясь домой. – Слава богу. А то я уже с ужасом думала, что же будет дальше.

Приехав домой, я обнаружила припаркованный у дома новый белый «фольксваген-гольф». Он был перевязан голубой лентой, к дверным ручкам прикреплены воздушные шарики. «Гольф» вызывающе улыбался мне. Шел дождь, а я топала пешком от метро, потому что у водителей автобусов была забастовка. Я смотрела на автомобиль, а он на меня.

«Ну, и что вы теперь будете делать? – спросил он. – Ты и твои принципы?»

– Черт побери, – сказала я.

Глава 15

Ключи от наглого белого «гольфа» бросили в мой почтовый ящик в конверте, в котором, кроме них (так казалось на ощупь), лежала какая-то бумажка. Разумеется, на конверте не было никакой надписи. Люди, которые ставят новые машины с шариками и ленточками у домов других людей, думают, очевидно, что получатель и так знает, кто они. И конечно, я отлично знала, кто отправитель. Ноги у меня дрожали, когда я села у окна, из которого мне была видна машина, с конвертом в руках, чтобы немного подумать. Ноги дрожали так сильно, что мне пришлось налить себе капельку бренди из бутылки, которую я держала для исключительных случаев. Ну, вы понимаете – реанимация умирающих инвалидов, угроза простуды, грипп, зубная боль, рождественский пудинг и начинка для пирогов. Сейчас налицо была угроза шока. Я сидела, посасывала бренди, ощупывала ключи в конверте и пялилась на машину примерно полчаса. Каждые пять минут я закрывала глаза, считала до десяти и снова открывала глаза, ожидая, что машина исчезнет, а из кустов выпрыгнут телевизионщики из программы «Скрытая камера» с криком:

– Итак, миссис Бриджмен! Что вы можете сказать своим друзьям, которые сыграли с вами эту маленькую шутку? Это правда, что у вас в жизни не было такой красивой, новой машины? Ну так вот! У вас ее до сих пор нет! Ха! Ха! Правда, отличная шутка?

Машина Виктории затормозила рядом с «гольфом», оттуда медленно вылезла сама Виктория и изумленно уставилась на сверкающее белое чудо. Потом моя старшенькая, словно в поисках подсказки, посмотрела на дом, оглядела все вокруг (очевидно, разыскивая скрытую камеру), потом осторожно приблизилась к «гольфу» и нежно погладила ленточку. Может, это мираж? Может, он сейчас исчезнет?

Она повернулась, побежала по дорожке, вломилась в парадную дверь и завопила:

– Мам! Чья машина? Откуда она? Это подарок? От кого? Почему?.. Что?.. Она наша? Можно на ней прокатиться? Когда?..

– Нет, – тупо сказала я, все еще глядя в окно.

– Но почему? Почему нет? Кто?.. Что?..

– Потому что я немедленно отошлю ее обратно. – Я решила сразу пресечь возможные препирательства. – Машина не моя, и мне она не нужна.

– Но… – Дочь сглотнула, не в силах подобрать слова. – Но…

Я встала и со стуком поставила на стол стакан с бренди, собираясь пойти на кухню заварить чай.

– Забудь об этом, Виктория, – резко сказала я ей. – Забудь, что ты ее вообще видела. Притворяйся, что ее здесь нет. К завтрашнему дню она исчезнет.

Пока я чистила картошку и прокалывала сосиски, я дошла до белого каления. Справившись с шоком и недоверием, я так разозлилась, что, если бы Ян оказался здесь, я бы наколола его и поджарила вместе с сосисками. Как он посмел? Как он посмел решить, что меня можно купить таким образом? За кого он меня принимает? Кто бы мог отсылать шоколад, вино и цветы, но оставить у себя машину? По крайней мере, я не такая, как бы сильно мне ни хотелось иметь «гольф», как бы больно мне ни было его отсылать, как бы он ни подмигивал мне и как бы ни дулась в гараже старая подлая «метро». Сосиски шипели и пузырились, а мое негодование все росло. Неужели Ян действительно думает, что теперь я подпишу какое-нибудь заявление о том, что принимаю машину в качестве компенсации за связанный с работой стресс и отказываюсь от дальнейших претензий к компании? Тогда, думаю, он мог бы со спокойным сердцем улететь в Португалию и оставить в качестве начальника своего сопливого сына. А как только он выйдет за дверь, Саймон меня уволит. Так и сделает. Найдет какой-нибудь повод, чтобы избавиться от меня. Он в жизни не простит, что я запугивала его ножами. Восхитительная Трейси окажется на моем месте раньше, чем успеет сказать: «Трахни меня медленно на шкафу с канцелярскими принадлежностями». И никто ничего не сможет сделать, потому что я буду разъезжать в «гольфе», оплаченном и зарегистрированном. Ну так вот, если Ян думает, что я куплюсь на все это, пусть подумает еще раз. Я не стану водить эту машину, я не сяду в нее, я не открою дверцу и вообще не притронусь к дверной ручке. Я даже смотреть на нее не буду. Я немедленно отошлю ее назад.

У меня не было его телефона. Мне пришлось подождать, пока я приеду на работу на следующее утро (на метро, ни разу даже не вспомнив о белом «гольфе», даже когда поезд стоял между станциями десять минут, потому что где-то сломался семафор), а уж там я пошла прямиком в кабинет босса и швырнула конверт с ключами к нему на стол. Жест был немного смазан тем фактом, что в кабинете никого не оказалось, но ничего, он все поймет, как только придет и сядет за стол. Чтобы окончательно все прояснить, я послала ему очень категоричное письмо:

Кому: Мистеру Я. Унвину

От: Миссис Э. Бриджмен

Это неприемлемо. Я не потерплю ничего подобного. Пожалуйста, немедленно уберите ее от моего дома. Любые новые подношения я буду вынуждена рассматривать как домогательства и обращусь к своему адвокату.

Уже отослав письмо, я немного расстроилась, потому что Ян, в конце концов, все еще был моим начальником. Кроме того, у меня не было никакого адвоката. Но я слишком злилась, чтобы всерьез беспокоиться об этом, и к тому же после всего, что было сделано и сказано, вряд ли он захочет, чтобы эта история вышла наружу.

Все утро я работала как бешеная, вымещая свою ярость на клавиатуре и отказываясь отвечать Лиз, которая пыталась выяснить, что случилось. Был примерно час дня, и я как раз собиралась пойти на ланч, когда позвонила Люси.

– Мам? Слушай, у меня мало…

– Что? Люси, это ты? – Связь была ужасная, как будто кто-то что-то пытался передать азбукой Морзе.

– Да. Ты меня слышишь? Я звоню из таксофона, и у меня больше нет денег, так что…

– Почему? Что значит, у тебя больше нет денег? Ты где? Почему ты звонишь из таксофона…

– Мам, просто послушай, а то деньги кончатся! Я возвращаюсь домой.

– Ты – что?! Возвращаешься домой? Почему? Что случилось?

– У нас с Нейлом все кончено…

Я так и знала. Ублюдок. Я его убью. Увез ее в Корнуолл, она всем пожертвовала ради него, бросила дом и семью, и…

– И мне… э-э… нужно уехать побыстрее. Так что…

– Что значит побыстрее? Что случилось? Люси, с тобой все в порядке? Скажи мне…

– Да, со мной все в порядке, но я еду домой…

– Где Беверли? Дай мне поговорить с ней!

– Ее здесь нет. Слушай, деньги кончаются…

– Что случилось, Люси?!!

Я вскочила на ноги и кричала в телефонную трубку. Лиз смотрела на меня, прижав руку к губам, глаза у нее расширились.

– Он… тебя обидел? – Меня уже начало трясти.

Молчание. Потом, очень тихим голосом:

– Ну… вроде того…

– Боже мой! – Это был почти визг. – Я приеду и заберу тебя! Стой там! Не двигайся! Никого не впускай! Я сейчас буду! Люси?..

Связь прервалась.

Мне казалось, что в свое время я пережила достаточно волнений, но, поверьте мне, в эту секунду я поняла, что все они выеденного яйца не стоили. Это были просто мелкие неприятности, легкие царапинки на коже жизни. Сейчас же мною овладел кошмарный, непереносимый страх, который живет в сердце каждой матери и который слишком ужасен, чтобы говорить о нем. Этот страх начинает терзать женщину в ту минуту, когда она получает результат теста на беременность, и становится почти невыносимым, когда в ее руках оказывается новорожденный и она впервые осознает, как хрупка его жизнь и как важна роль защитника этого ребенка. Это ужас, который испытываешь, когда ребенок впервые переходит улицу, уезжает за угол на велосипеде, в первый раз садится за руль машины. Он никогда не проходит полностью, он только дремлет, и телефонный звонок, как гром среди ясного неба, внезапно пробудил к жизни всех уснувших чудовищ. Моей девочке больно, она плачет, она нуждается во мне, и она далеко. Я должна немедленно добраться до нее, все остальное не имеет значения. Я была не в состоянии думать, анализировать, слушать утешения Лиз, я просто должна была поехать к Люси. Сейчас же.