Счастье бывает разным

Похоже, угадали правильно: белый был внештатником, прикомандированным, так сказать. Впрочем, Береславский не этим сейчас интересовался.

Он быстро пересчитал: шесть умножить на пять, добавить одного и вычесть одиннадцать.

Итого, если, конечно, выживут все пленные, благодаря нелинейному бизнес-проекту профессора ровно двадцать человек нашли свою смерть.

Они вновь ушли на мостик — Чистов, ловко управляясь с радиоаппаратурой, вызывал помощь. Она, как выяснилось, должна была прийти не с берега, а с находящегося всего в шестидесяти милях британского вертолетоносца. Но какая им с Береславским разница.

Увидев, что бравый адмирал так раскис, Вадик счел своим долгом вмешаться.

— Вообще-то, — сказал он, — это не мы на них напали. А они на нас.

— Да, конечно, — ответил Береславский.

— И я бы на вашем месте не стал особенно переживать. Они убили двоих на «Барбре». И неизвестно, сколько бы убили еще, если бы мы их не остановили.

— Да, конечно, — тяжело вздохнул Береславский. — Конечно, ты прав.

Морской офицер Вадим Чистов и в самом деле был прав.

Но что-то ему подсказывало, что его нынешний руководитель окончательно и бесповоротно разочаровался в своем столь многообещающем и уже практически состоявшемся нелинейном бизнесе.

Да и самому Вадику — хотя вид пролитой крови, в отличие от профессора, его не сильно встревожил — тоже стало ясно: прикольное это занятие — гонять по Индийскому океану пиратов. Но вытеснить из его души родной МПК под Андреевским флагом оно не сумело.

24

Чистов с Катей покинули гостеприимный дом дауншифтера Пашки сразу после завтрака. Как и в предыдущий ужин, еда была вкусна и обильна: оладушки с медом и вареньями, только что сорванные с огорода овощи, ягоды с куста и парное козье молоко. Чистову как неофиту в сельском хозяйстве было предложено подоить козу самостоятельно, но он благоразумно отказался.

Только кофе был не домостроевский, а извлеченный из современнейшей — вся в хроме и никеле — кофемашины. И даже снабженной капучинатором, что отдельно оценила Катя, с недавних пор старавшаяся ограничить потребление чистого кофеина.

Джипчик выехал за ворота упрощенной конструкции — Пашка, кстати, рассказал, почему он не доделал их по-человечески. Оказывается, их коник еще очень молод и, когда видит сплошную загородку на месте вчерашнего прохода, пытается ее разбить. А две шершавые доски, перегораживающие проход, не вызывают у него такого желания.

Владимир вспомнил, как они вчера кормили коника ржаным хлебом. Катя сначала боялась огромного зверя — он в возрасте полутора лет уже смотрел на нее сверху вниз. Кроме того, она была уверена, что терпеть не может животных.

Однако, когда Пашка уговорил ее положить кусочек ноздреватой горбушки на ладонь, Катя была поражена мягкостью и нежностью огромных черных губищ коника.

Чистов не стал ей рассказывать, что когда коник, попрошайничая, мотался за ним, то этими самыми — мягкими и нежными — губками весьма ощутимо щипал его за плечи. Аж синяк приличный остался.

Выехать-то выехали, но ехали недолго: Чистов вспомнил, что оставил телефон. Поставил на зарядку и забыл. Развернулись и через пять минут были перед знакомыми воротами. Хозяева, увидев, обрадовались — решили, что гости задержатся до понедельника. Пришлось их немного расстроить. Зато сами не были расстроены ничуть: в первый раз уезжали в сплошной облачности и тумане, а теперь, за какие-то десять-пятнадцать минут, вышло солнце, съело туман и раскрасило окрестности, да так ярко, как малыши рисуют в своих тетрадках.

— Ох ты! — только и сказал Чистов, увидев, как сверкает Волга в его лучах.

Выехав на Селижаровское шоссе, повернули не направо, а налево: решили заехать в Нилову пустынь, раз уж ненароком оказались неподалеку.

Дорога была узкой, но вполне приличной. В нечасто разбросанных деревнях кипела жизнь, впрочем — привозная: почти все номерные знаки указывали принадлежность машин к Москве или Московской области. Местное население — как и в большинстве российских деревень, особенно близ крупных городов, — практически повывелось. О нем напоминали разве что бабушки, продающие у дороги землянику и чернику, чертовски, кстати, вкусные, — никогда не разрешавший есть в своей машине, Чистов плюнул на табу и купил по стакану себе и Катюше. Хотя, с другой стороны, философски размышлял Владимир Сергеевич, откуда взялось нынешнее городское население? Все оттуда же, из деревни. Стало быть, это не экспансия города, а наоборот — возвращение к истокам.

Места становились красивее и красивее, потому что теперь на зеленых полях и вдоль дремучих лесов все чаще голубым ожерельем вилась большая вода — то реки, то озера. И наконец, самое большое из них — Селигер, главная жемчужина этих мест. Оно показывалось то справа, то слева. Чистов с Катей даже переехали его по мосту.

И вот — поворот к Ниловой пустыни.

Путешественники настроились на встречу с седой стариной, однако прежде столкнулись с самой новейшей историей: вдоль берега Селигера были воздвигнуты временные, но от того не менее грандиозные сооружения для участников проправительственных молодежных движений. Чистов был всегда далек от политики, однако даже он вдруг подумал, что этот лагерь — прекрасное место сбора и селекции наиболее беспринципных молодых людей. Прямо как демон Максвелла в физике. А кто еще пойдет от души поддерживать «вертикальную» власть, подмявшую под себя все, включая возможность выбора? Только желающие примкнуть и тоже что-то урвать.

«Где-то мы такое уже видели…» — печально подумал Чистов. В последние десятилетия советской власти похожие граждане так же яростно стремились в КПСС, за карьерой и статусом. Советская власть — в частности, благодаря им — в скором времени гикнулась, что, впрочем, никоим образом не помешало подобным активистам мгновенно перестроиться и стать ярыми демократами. Ну а сейчас им сам бог велел — вместе с правящей партией — встать под знамена патриотизма, суверенной демократии (забавный какой термин!) и инноваций.

Впрочем, таким людям все равно, под какими знаменами стоять. Главное — чтобы было сытно и безопасно.

Все это прямым образом никак не касалось Чистова, однако он подумал, что лучше бы подобные слеты устраивать подальше от святых мест.

Что думала Воскобойникова — было не ясно. Она всю дорогу молчала, и у Владимира Сергеевича даже закралось сомнение в том, что сегодняшняя ночь действительно была.

А вот и Нилова пустынь.

С трудом припарковали машину — желающих посетить святую обитель было очень много.

Ни Катя, ни Чистов здесь ни разу не были, только слышали об этих местах от знакомых. Оба они были не слишком религиозны, но принадлежность к корням ощущали всегда. Даже Катин покойный отец, советский карьерный дипломат высшего ранга, и тот не утерял эту хрупкую связь, тайно крестил маленькую дочку, несмотря на сопутствующие реальные риски.

Они прошли по оживленной дорожке к берегу Селигера.

Навстречу то и дело попадались молодые люди с бейджами участников слета. Кто-то из них пришел в один из многочисленных магазинчиков, за пивасиком в основном. Кто-то собрался посетить монастырь: ныне религия карьере не помеха, а где-то даже подспорье.

Впрочем, гораздо больше было людей — и молодых, и старых, — не имеющих никакого отношения к вышеупомянутому съезду. Многие были нарядно одеты, с преобладанием белых или светлых тонов. Да и настроение у этих людей было тоже каким-то полупраздничным, хоть и не громким.

Петлявшая дорожка подошла к берегу и превратилась в широкий мост: в свое время Нил облюбовал местом своего отшельнического подвига совершенно необитаемый остров.