Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

- Послушай, Марина, - сказал Славик, - ты это серьезно?

- Что?

- Идешь на свидание.

- При чем тут серьезно или несерьезно? - возмутилась она. - Я же тебе сказала вчера.

Они шли по запутанным коридорам института, где Славик с трудом ориентировался, и это всегда сбивало его с толку.

- А зачем он тебе нужен? - кричал он, размахивая руками и никому не уступая дороги.

Марина заторопилась с ним расстаться, сказав, что ни на какое свидание она не пойдет. Но позже, по пути домой, как бы ненароком все же оказалась на Марсовом поле. Может, ей просто захотелось полюбоваться цветущей сиренью?

Светило солнце, отдельные белые тучки в бледно-синем небе уходили в сторону - далеко за город, где над полями и лесами, верно, им будет веселее нестись туда, куда манит или гонит их ветер... Простор и тишина охватили Марину. И цвела высокими кущами сирень. Узнаваемая и новая. Это-то и было интересно. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Марина оглянулась. Вслед за нею по аллее шел ее новый знакомый, на этот раз в вельветовом костюме, в котором он все-таки не выглядел модно одетым, а так, как люди старшего поколения в чем-то для них давно привычном.

Марина остановилась, не зная, рада ему или нет, подать руку или нет, и он, словно угадав ее сомнения, сдержанно кивнул головой вместо приветствия и продолжал идти по аллее, и ей пришлось зашагать рядом. Это было похоже на то, как бывает во сне. Подходя к ней, Стенин внимательно оглядел ее, не таясь; вид у него был явно взволнованный, и Марина сама невольно заволновалась, уже ощущая неловкость за то, как “холодно” она его встретила. Она еще не сознавала, что тут не ее вина: в нем была какая-то странность и к нему приходилось заново привыкать. “Оттаяв” с опозданием, она с трепетом и невольной лаской выдавила из себя:

- Добрый день!

Он улыбнулся и уже как ни в чем не бывало заговорил о вчерашнем:

- Я могу теперь сказать, кто вы. Только не возгордитесь, - заметил он, оглядывая девушку, как и сирень, как бы издали и словно бы свысока.

- Постараюсь, - насторожилась Марина.

- Вы - красота в ее собственной, идеальной сфере.

- Что? - Марина не совсем поняла, она вообще не считала себя особо хорошенькой. - Это что же, мечта?

- Разве вы мечта? Вы реальность. То есть вы столь же мечта сама по себе и для себя, как и реальность, живое существо со всеми его определениями.

- Допустим. И что же?

- А ничего. Вы есть - и слава богу.

Он говорил вообще. Марина, еще не понимая, чем она недовольна, возразила:

- Хорошо, хорошо! Только от этого мне не легче... Мне есть хочется, у меня недавно был грипп в такой тяжелой форме... А еще мне хочется счастья в полной мере, понимаете?

- Естественно, - улыбнулся он, может быть, радуясь тому, что вызвал ее на откровенный выпад.

- А вам нет? - чуть ли не с издевкой, насмешливо спросила она.

Стенин покачал головой.

- Что - нет? Как - нет?! - не поверила Марина.

- Все это уже было - хватит! - почти грубо отрезал он.

- Что, обожглись? Вы были женаты?

В то время они подошли к краю Марсова поля и направились машинально, перейдя мост через Мойку, по Садовой. Переглянувшись, свернули в Михайловский сад. Кроны деревьев сомкнулись над ними; набежали тучи; легкий сумрак окутал их.

- Простите, - ласково сказала Марина, - если мой вопрос вам неприятен.

- Нет, ваш вопрос к делу не относится, - отвечал он после некоторого раздумья. - Конечно, я был женат. Правда, давно. Целая жизнь позади. Может статься, и не одна, а две-три...

- И что же, вы разошлись с женой? Или она умерла?

- Она оставила меня, обнаружив, что я никак не могу повзрослеть. Я действительно выглядел до недавнего времени совсем как мальчик.

- Вы и теперь иной раз похожи на мальчика. Я думаю, вы ненамного старше меня.

- Вот, вот! - проговорил он, точно находя в ее словах подтверждение своей мысли.

- Что такое?

- Не стоит говорить о моем возрасте. Здесь есть какая-то тайна, - с серьезным видом добавил Стенин.

- Тайна? Какая может быть тайна?

“Тайна рождения, - подумала вдруг Марина. - Он сирота?”

Но Михаил Стенин имел в виду нечто иное.

- Видите ли, - он поднял голову, словно решившись заговорить о себе. - Если бы мы хоть чуточку верили в чудеса, скажем, в легенду о Фаусте - не в ее поэтическую и философскую интерпретацию Гете, а именно в средневековую легенду, - можно было бы предположить, что в моей судьбе тоже приняла участие нечистая сила.

- Что? Что?

- Есть такого рода явление - инфантилизм, - продолжал Стенин, - которое впервые себя обнаружило, кажется, еще в конце прошлого - начале нынешнего века, а в наше время распространилось весьма широко...

- Как и акселерация, - вставила Марина, представляющая из себя как раз этого самого акселерата.

- Да, это два разнонаправленных явления, причем акселерация - из области физиологии и анатомии, а инфантилизм - это явление сугубо духовного порядка. Причины и в том, и в другом случае до конца не ясны. Обвинять молодое поколение в инфантильности, конечно, можно. Но разве это не похоже на наши сетования на погоду, на природу за позднюю запоздалую весну? Все хорошо в свое время. Это справедливо. Но, с другой стороны, есть события и явления, примечательные именно тем, что имеют место не в свое время. Что такое Моцарт или Пушкин? Или поразительные успехи юных гимнасток? Можно не сомневаться: именно детство и юность таят в себе еще неизведанные возможности, какие, если их привести в действие, дают тотчас же или со временем величайшие результаты, что мы связываем с человечским гением и талантом. А дальше и вовсе напрашивается фантастическое допущение, вполне реальное если не сегодня, то в будущем: если индивид по каким-либо причинам - субъективного или объективного свойства - проскочит детство и юность, не раскрыв предполагаемых в нем способностей, то его, по желанию, можно будет вернуть в детство, разумеется, не буквально, а чисто психологически. Представьте, нечто подобное приключилось со мной.

Действительно, повеяло какой-то тайной.

В пруду плавали как ни в чем не бывало дикие утки. От густой листвы деревьев казалось тесно и вообще отдавало волшебством. Марина во все глаза смотрела на Стенина, который представлялся ей одновременно то маленьким мальчиком, то взрослым мужчиной, ровесником ее отца. Слушала она его при этом с таким напряженным вниманием, что ему не понравилось, и он, нахмурившись, замолчал.

- Я слушаю вас, - сказала она испуганно. - У вас очень хороший голос, совершенно особый, - у детей такие голоса бывают.

- Да, я знаю, - отвечал он с грустью. - Но говорить так, на ходу, трудно, да и неловко... Знаете, - вдруг он остановился, - я лучше напишу вам... А теперь как бы дождик не пошел...

Они направились к выходу из заметно потемневшего сада.

- Значит, вы хотите затеять со мной переписку? - спросила Марина дружелюбным тоном, показывая тем самым готовность с ее стороны.

- Вовсе нет. Вам и отвечать не нужно. Мне просто хочется удовлетворить ваше любопытство. К тому же мне самому интересно. Иногда полезно бывает по-новому взглянуть на свою жизнь, произвести, говоря философским языком, переоценку ценностей. Возможно, и у вас когда-нибудь появится такое желание. Пока вы благополучны и молоды, но вы человек думающий, ищущий. Да и пора у вас такая...

- Какая это?

- Пора первых итогов, разочарований, исканий.

- Это правда! - согласилась Марина, вспомнив о Славике.

Они сели в автобус у Летнего сада. Марина вышла на следующей остановке, он же поехал дальше. Дождевые облака пронеслись мимо, и над городом снова засияла синева со светло-белыми тучками.