Маленькие дети

— Не так уж все ужасно, — не без гордости возразил Тодд. — Всего-то пара синяков и царапин.

Ричард взял из корзинки, стоящей в центре стола, кусок хлеба.

— А что он собой представляет? Этот ваш приятель-полицейский?

— По-моему, славный парень. Может, немного несдержанный.

— Как правило, — начал Ричард, с величайшей тщательностью намазывая масло на хлеб, — я не одобряю насильственных методов, но должен сказать, что в данном случае не слишком возражаю против того, что этого урода сбросили с лестницы. Особенно если в результате он поймет намек и уберется отсюда куда-нибудь подальше.

— Куда? — спросила Сара. — В любом другом месте немедленно начнется то же самое.

— Ну и отлично, — заявил Ричард. — Главное, чтобы это не происходило у меня под боком. Пусть я и покажусь кому-нибудь эгоистом.

— И это говорит мистер Либерал?! — В голосе Сары слышалось что-то похожее на отвращение. — Я ожидала, что уж ты-то будешь более терпимым.

— А я и есть терпимый, — возразил Ричард. — Просто моя терпимость не распространяется на педофилов.

— А все остальное — это вполне нормально, так? — осведомилась Сара с непонятной Кэти враждебностью.

— Примерно так, — холодно отрезал Ричард. — Если взрослые люди занимаются чем-то по взаимному согласию, я не вижу причин против этого возражать.

Тодд смотрел на него почти с такой же неприкрытой неприязнью, как и Сара, и Кэти невольно почувствовала себя лишней. Она заговорила больше для того, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения:

— Знаете, что странно? Я еще ни разу не видела этого знаменитого Макгорви.

— Мы видели, — сообщила Сара.

— Нет, никогда не видели, — возразил Ричард.

— Не с тобой. Мы с Тоддом. Тогда у бассейна, помнишь?

Тодд, казалось, на мгновение растерялся:

— А-а, ну да… Я и забыл.

— Он явился в бассейн в ластах и маске, — продолжала Сара, — и все сразу же выбрались из воды. Представляете, это было в самую жару, а он плавал в огромном бассейне абсолютно один? Но потом пришли полицейские и вытурили его. — Она посмотрела на Кэти. — Он не был каким-то ужасным. Судя по виду, просто жалкий неудачник.

Ричард покачал головой:

— Такие-то и бывают самыми опасными.

Кэти повернулась к Тодду:

— Ты мне ничего об этом не рассказывал. — Это прозвучало гораздо резче, чем ей хотелось.

— Наверняка рассказывал.

— Нет.

Тодд пожал плечами:

— Мне казалось, что рассказывал.

— В прошлом году я водил Люси купаться, — заговорил Ричард, — и какого-то мальчугана стошнило прямо в воду. Тогда из бассейна все тоже выбрались очень быстро.

Сексуальное напряжение — вещь тонкая и трудноуловимая, но Кэти всегда считала, что обладает способностью чувствовать его. На протяжении всего обеда она самым внимательным образом наблюдала за Сарой и Тоддом и, кажется, ни разу не заметила ничего подозрительного: ни многозначительных переглядываний, ни обмена двусмысленными репликами, ни нервного смеха — ничего. Но внезапно — а именно в тот момент, когда Сара, говоря о себе и Тодде, употребила местоимение «мы» так, будто ничего не могло быть естественнее, — произошло то, что происходит, когда, чуть-чуть повернув ручку настройки, вдруг находишь нужную радиостанцию и звук оказывается таким громким и четким, что на мгновение оглушает.

Щелк!

Впервые почувствовав эту невидимую связь между ними, Кэти уже не понимала, как могла не замечать ее раньше. Тодду и Саре даже не надо было смотреть друг на друга. Они будто находились в особом силовом поле, пронизанном токами мощного физического и эмоционального притяжения, и все, кто находился вне его, даже законные супруги, становились всего лишь посторонними, случайными наблюдателями, неспособными проникнуть в этот невидимый круг. Едва ощутив это, Кэти почувствовала странную неловкость, словно подглядывала за обнаженными незнакомцами, и от смущения несколько секунд не знала, куда смотреть.

— Я искренне завидую тому, что у тебя такая интересная профессия, — говорила тем временем Сара. — Я бы все отдала за то, чтобы уметь делать что-то творческое.

Кэти с трудом заставила себя оторвать глаза от тарелки и, взглянув на соперницу, вдруг увидела совершенно другую женщину: не красивую, нет, но тем не менее могущественную. Может, все дело было в вине, которое Сара выпила, или в напряженности ситуации — ведь ей, в отличие от Кэти, только сейчас осознавшей, что происходит, пришлось выносить это весь вечер, — но только лицо Сары сияло лихорадочным возбуждением, а в глазах светилась какая-то животная радость и торжество победителя. Что с того, что она завидует карьере Кэти? Между ними может быть только одно соревнование, и Сара выигрывала в нем с огромным преимуществом. И самое отвратительное во всем этом то, думала Кэти, что в итоге мать оказалась права.

— В этой работе нет ничего особенно творческого, — сказала Кэти. — Что-то вроде исторической статьи, снятой на камеру.

— И тем не менее, — настаивала Сара, — ты делаешь что-то полезное, вносишь какой-то вклад в культуру. А что я делаю со своей жизнью?

— Ты растишь ребенка, — вставил Ричард. — Не может быть ничего важнее этого.

Повинуясь внезапному импульсу, Кэти вдруг уронила вилку и быстро нырнула за ней под стол. Ей пришло в голову, что Сара с Тоддом там, внизу, под скатертью, могут прикасаться друг к другу. Но она ошибалась — под столом оказался только лес обнаженных и неподвижных ног — мускулистые Тодда, тощие, покрытые жесткими волосами Ричарда и загорелые Сары. Ноги у нее были неплохими. Изящные икры, худые лодыжки, скучные удобные сандалии. Неожиданным оказался только лак на ногтях — странно, что Кэти не заметила его раньше, — ужасный металлически-синий. Такой цвет могла бы выбрать бунтующая против всего света девочка-подросток, но никак не взрослая женщина и мать. Надо быть сумасшедшей, чтобы так накрасить ногти, или, возможно, влюбленной настолько, что все остальное уже не имеет значения.

— Кэти? — откуда-то издалека позвал ее Тодд. — Что ты там делаешь?

Она понимала, что ведет себя нелепо и что за то время, пока она находится под столом, можно было десять раз поднять вилку. Просто Кэти еще не набралась сил, для того чтобы вылезти наверх, сесть на свой стул и продолжать вежливую беседу с женщиной, укравшей у нее мужа.

Она знала, что сделает это. Конечно сделает. Она не станет устраивать сцену при гостях и двух малышах в соседней комнате. Сейчас она выберется из-под стола, как-нибудь дотянет до конца обеда и сохранит при этом чувство собственного достоинства. Не будет ни слез, ни обвинений. Она выдержит все, даже если это убьет ее.

— Все в порядке, — отозвалась она, все еще стоя на четвереньках и тупо глядя на синие ногти другой женщины. — Сейчас, только подожди минутку.

Мегафон

К величайшему облегчению Тодда, теща, которая весь день грозилась пойти с ним на футбол, в последний момент отказалась от этой идеи.

— Вы уверены? — переспросил он, стараясь скрыть радость. — Лишние болельщики нам не помешают.

— Я бы с удовольствием, — солгала Марджори, — но что-то я устала. Вы с Эроном совсем загоняли меня сегодня.

— Похоже, придется тебе идти одному, — добавила Кэти, сидящая на диване рядом с матерью. Две совершенно непохожие женщины — Марджори была низенькой и полной, с химической завивкой на седых волосах и маленькими восьмиугольными очками — смотрели на него с одинаковым неодобрительным выражением, словно Тодд был подростком, не оправдавшим их доверия.

— Ну, как хотите, — пробормотал он. — Вам решать.

Каким же он оказался идиотом! После обеда Тодд поспешил поздравить себя с тем, что все прошло благополучно и им с Сарой вполне удалось усыпить, по крайней мере на время, подозрительность Кэти. Жена больше ни в чем его не обвиняла и вела себя спокойно и совершенно естественно. Ложась в тот вечер спать, она заметила только, что обед получился очень приятным, Сара и Ричард ей понравились, а Люси оказалась прелестной малышкой.