Идеалист

— Боже милосердный! — он клянется чертом! Что мне делать?! Я чувствую опасность… вот здесь холодает… Как могу жить? Для тебя все зависит от случая, стихии… Атеист! Как могу жить, если уже привязана к тебе!

Слезы покатились у нее по щекам, оставляя блестящие дорожки. Он сам едва сдерживался, собирал губами соленые капельки с ее щек и бормотал: «Ну, что ты, Джи, что ты… я безумно люблю тебя…»

— Я боролась, пока хватало сил, — всхлипывала она, — а когда пришел ночью и оказался такой неумолимый, думала, что умру. Спасибо, что пришел… умерла бы, или сама прибежала… Теперь видишь, какая привязанная…

Он взял ее на руки как ребенка и шел, покачивая и целуя. Она вскоре затихла.

Они гуляли до полуночи, затем решили идти к нему, но у проходной зоны «В» наткнулись на препятствие, о котором — счастливые! — умудрились забыть. Точнее, у самой проходной они вспомнили, но понадеялись на случай и на Морфея. Бог сна, однако, был бессилен перед советским стражем порядка и нравственности — толстой теткой в грязно-зеленом пальто. «Ваш пропуск, девушка!» — восстала она на их пути, и весь туман, все очарование вечера сдуло ледяной струей закона. Отчетливыми до боли сделались массивные дубовые двери, яркий голый свет, трещины и выбоины в каменных плитах пола… «Вот» — протянул свой пропуск Илья.

— Ваш пропуск я не спрашиваю, вас я и так знаю, а девушку не пропущу!

— Видите ли, она тоже студентка нашего университета, — принялся вежливо объяснять Илья, — Анжелика, у тебя есть студенческий?

— Молодой человек, вы прекрасно знаете, что студенческий билет никому не нужен, нужен пропуск, и только в зону «Б».

— Я вас очень попрошу, — сказала Анжелика, протягивая студенческий дрожащими пальцами. — Мы уже обручились и скоро станем супругами…

— А мне какое дело, кем вы скоро станете. Может быть, вы уже мать, меня это не беспокоит. Если всех женихов и невест пускать, так тут будет не дом студента, а…

Она замялась, подыскивая слово, и Илья поспешил ей на помощь:

— Вы сказали, что знаете меня? В таком случае можете поверить, эта девушка действительно моя невеста… я могу оставить в залог свое аспирантское удостоверение, если…

— Вы что, маленький, или прикидываетесь? Не знаете правил?! Хоть бы и жена… сказано: не положено, и все!

Такое изумление было написано на лицах молодых людей (Илья знал женатых студентов, но как к ним проходят их жены никогда не интересовался), что вахтерша ткнула пальцем в выцветшую картонку под стеклом: «Вот, читайте». При этом она слегка сдвинулась, освободив часть прохода, и шальная мысль родилась в голове Ильи. «Где, где здесь про жену? — спрашивал он, придвигаясь и загораживая собой Анжелику, — неужели и жене нельзя?»

— Живете, а правил общежития не знаете… — проворчала тетка, доставая корявые, мутные очки и водружая их на нос, — …муж, жена… разовый пропуск… двадцати двух часов, будни… праздничные дни… предварительной заявке… — читала она, а Илья, издавая восклицания, плотнее прикрывал ее и показывал Анжелике на дверь.

Кто бы устоял перед искушением обмануть цербера? Анжелика не устояла, и цербер взвился: он схватил Илью за рукав и завизжал. Илья опешил. Фурия вцепилась в полу пиджака, ни на секунду не прерывая пожарного визга. Он попытался вырваться, растерянно улыбаясь, но она укрепила свою позицию и даже успела нажать на кнопку.

— Да что вы, пустите же! — начинал злиться Илья, — зачем этот скандал?

— На помощь! Помогите! — орала баба и зачем-то тянула его вниз (она целилась на свои очки, которым, впрочем, уже ничем нельзя было помочь).

Бешенство закипало в Илье: эта отвратительная женщина… но не драться же с ней… сейчас прибегут, схватят… что она наговорит?..

— Порвете же! Пустите! Куда вы тянете?.. — задыхался от ярости Илья и вдруг услышал топот сотен башмаков. Не отдавая себе отчета, он хватанул ребром ладони по жирному запястью, оно отпало, и он вырвался на свободу. Уйти от преследователей было нетрудно, но пробраться через пятиметровые ворота с пиками — и тяжело и рискованно. Ноги Ильи предательски дрожали, когда, балансируя на узенькой планке он переступал через пики… Его подстегивала мысль об Анжелике — где она, что с ней? Поэтому, не теряя ни секунды, он поднялся на девятый этаж зоны «Г» и по переходу, через дверь с амбарным замком, в котором коммуникабельные студенты выломали филенку, попал в свою зону. Анжелику он нашел на кухне: едва живая, она глядела в окно на поднятый ими переполох.

Они обнялись жадно, молча и целовали друг друга в шею, волосы и шептали ласковые слова… В постели он призывно и вопросительно поцеловал ее, безучастно лежавшую, а она, закрыв ему ладонью рот, заговорила:

— Погоди, не надо. Я чувствую себя так плохо, совсем преступницей… Когда бежала, так страшно было, как-будто украла. Если бы кто-то крикнул «стой», сердце наверно разорвалось… Почему, почему они не верят, подозревают везде обман?

— Заботятся о нашей нравственности, — кисло улыбнулся Илья.

— Но ведь мы, правда, жених и невеста. Я думала, что все должны улыбаться, когда видят нас, а она думала что-то грязное про нас — я точно чувствовала по взгляду. Как ядовито смотрела на меня, как грубо говорила!

Утешая, успокаивая Анжелику, Илья забыл поистязать, пожарить себя на медленном огне презрения, он ощущал в себе победителя и развивал довольно странную для него мысль:

— …Неужели отступать перед грубой, бездушной машиной бюрократии? Мы пытались воздействовать на нее открыто и честно, оставалось либо подчиниться ее бесчеловечным требованиям, либо обмануть… Впрочем, кого мы обманули? Мы любим друг друга и хотим быть вместе, где тут обман?

— Нет, есть, я чувствую. Если нахожусь здесь тайно, и тревога не оставляет, значит, нечисто что-то, есть грех.

— Ты знаешь, Джи, мне кажется, из общих соображений можно доказать, что, живя в неидеальном мире, нельзя поступать идеально. Если законы несовершенны, их можно нарушать. Возможно, их даже нужно нарушать, если они противоречат принципам высшей морали, вытекающим из целей Человечества. Не знаю только, смог бы сам… Впрочем, я сегодня уже нарушил их… Ты знаешь, ведь я ударил ее по руке, убежал и перелез через ворота…

— Ох, вот что боялась, — простонала Анжелика, — что буду всегда в тревоге; ты не сумеешь смиряться и терпеть, ты не умеешь прощать людям их недостатки… Ну, ладно, пусть — поздно думать. Правда, что из-за меня стал преступником, дорогой мой…

Анжелика обняла его и нежно поцеловала.

— О, невозможная… моя искусительница! — бормотал между поцелуями Илья. Легкие, мягкие прикосновения губ заставляли замирать и вздрагивать Анжелику…

Желание заполняло, переполняло, томило их сладко, жутко, пока не сделалось невыносимым…

В семь часов утра их разбудил властный как война стук. Сердце Ильи не билось, пока он искал тапочки и надевал халат. «В чем дело?» — спросил он сердито, выйдя в прихожую. «Откройте, телеграмма». — ответили за дверью, и он повернул ключ английского замка. Дверь распахнулась под мощным нажимом. Оттеснив Илью, вошли трое молодых людей, дежурная по этажу, пожилой дяденька с орденскими планками на груди, а на пороге пряталась за мужские спины т а, вчерашняя, вахтерша. Илья инстинктивно отступил и загородил собой дверь в комнату.

«Этот?» — спросил старший смены вахтеров. «Этот, этот» — энергично закивала тетка, и вполне человеческая радость промелькнула в ее нержавеющей улыбке. Один из парней развернул перед носом Ильи красную книжицу члена оперативного отряда и равнодушно сказал: «Разрешите пройти». «Туда нельзя» — глухо ответил Илья, глядя в книжку и ни одной буквы не видя. Он завязывал пояс халата с угрожающей медлительностью.

— Снегин, не мешайте товарищам. — строго сказала дежурная — пожилая дама в обвислой кофте, позванивая связкой ключей. — Отойдите от двери.

— Мы имеем право в присутствии администрации произвести осмотр, — сказал тот, что показывал книжку.

Илья не двигался с места, лихорадочно соображая, как они нашли его комнату. А между тем, это было несложно. Вахтерша, зная приблизительно, где он живет, засекла окно, в котором зажегся свет, а утром для верности поговорила с дежурной. Теперь, с трудом скрывая ликование, она поддерживала высокий боевой дух отряда причитаниями: «Ишь, какой хитрый отыскался — задумал старуху обмануть, видали таких! Да еще дерется, нонче ответишь, голубчик…» Илья не двигался с места и по обыкновению потерял дар речи. «Что вам нужно?.. Не имеете права!» — бездумно говорил он, спиной ощущая трепетную, перепуганную Анжелику за хрупким стеклом двери.