Странники в ночи

Морпехи обшаривали взглядом заросли вдоль тропинки. Кейт немного отстала и теперь шла рядом со мной, иногда я подавал ей руку, чтобы помочь перешагнуть через толстый, узловатый корень. Стрельба окончательно стихла. Если бы вьетконговцы пустились в погоню за патрулем, то кто-нибудь из них обязательно подорвался бы на одной из мин «Клеймор», заложенных на развилке. Но мы не слышали взрыва. Тропинку заливал все тот же ровный зеленоватый свет. Иногда проходилось раздвигать ветки, задевавшие лицо. В конце зеленого туннеля стал виден просвет. Солдаты, шедшие в голове колонны, замедлили шаг: тропинка выводила на заросшую травой лужайку, похожую на островок среди леса. Я заметил, как Кейт рукавом куртки вытерла лицо. По радио сообщили: вертолеты будут через три минуты. Двое морпехов встали позади, нацелив автоматы на тропинку, по которой мы прошли. Послышался рокот моторов, вначале отдаленный, слабый, но с каждой секундой становившийся все более отчетливым. Мне показалось, что этот звук приближался с востока.

Легкий ветерок пригнул ровную высокую траву, на которую вот-вот должны были опуститься вертолеты. Лейтенант взглянул на часы, потом повернулся к одному из своих людей и движением подбородка показал назад. Морпех вышел из-под лиственного укрытия и направился на середину лужайки. Пройдя метров двадцать, он бросил дымовую шашку, потом еще одну. К небу взвились клубы фиолетового дыма.

Все подняли головы, глядя поверх деревьев. Рокот моторов становился все слышнее. В это мгновение мой взгляд упал на лист земляничного дерева: по нему медленно ползла божья коровка, красно-черное пятнышко, — она не обращала внимания на людей. И вдруг моторы взревели совсем близко от нас. Над деревьями показались два вертолета и стали опускаться к тому месту, где взорвались дымовые шашки. Я видел пилотов в кабине и пулеметчиков, засевших у дверей. Кен Трейвис снимал приближающиеся вертушки. Вихрь от лопастей пригнул траву. Едва первая машина коснулась земли, как двое солдат побежали к ней.

— Вы двое идете с журналистами! — крикнул лейтенант двум другим морпехам. — Пошли!

От ревущих вертолетов нас отделяло метров сто. Мы побежали, стараясь не споткнуться в высокой траве: Трейвис первый, за ним Кейт, потом я. Вдруг я услышал выстрел, потом второй. И мне показалось, что все происходит как при замедленной проекции в кино. Лужайка озарялась оранжевыми вспышками, они появлялись и сразу гасли. Морпех, бежавший впереди Кейт, развернулся и дал очередь в направлении леса. Я бежал не останавливаясь. Слева от меня, метрах в пяти, взлетели комья глины и упали в траву. Я мог бы их пересчитать. Это было непостижимо: они стреляли в нас из-за деревьев, я бежал, ноги стали тяжелыми, с трудом отрывались от вязкой почвы, путались в густой траве. Впереди бежала Кейт, выстрелы раздавались теперь со всех сторон, я видел пламя, вырывавшееся из дверей вертолетов, — там взялись за дело пулеметчики. Казалось, каждый шаг занимал у меня часы.

Метрах в пятнадцати от вертолета Кейт споткнулась и упала в траву. Я схватил ее за руку, она поднялась. Надо было торопиться, вертолет тоже был отличной мишенью. Трейвис запрыгнул в кабину и подал Кейт руку, потом внутрь забрался я.

Вокруг нас царил хаос.

— Ложись, ложись! — крикнул кто-то из морпехов и толкнул нас на пол.

Оттуда, где я лежал, был виден пулеметчик: он безостановочно стрелял, за ним, в проеме двери, на фоне деревьев все еще сверкали оранжевые вспышки. Из другого вертолета тоже велась стрельба. Вдруг по корпусу нашей вертушки словно застучал град. Трейвис подполз к пулеметчику и начал фотографировать из-за его спины. Я обернулся к противоположной двери: двое морпехов вели третьего к другому вертолету, которого мне было не видно. Внутри запахло порохом и горелым жиром. Опять дробный стук по корпусу. И вдруг машина оторвалась от земли, словно кто-то дернул ее вверх. Над нашими головами стоял адский грохот. Теперь я видел только пулеметчика, пристегнутого ремнями к вертолету, он повернул ствол вниз и строчил как одержимый. Кругом сыпались гильзы. Между очередями можно было услышать радиопереговоры и потрескивание приемника. Затянутые в перчатки руки пилота и второго пилота лежали на рычагах. По стеклу кабины лучами расходились трещины: в него угодила пуля. Вертолет все еще поднимался. Затем он сделал разворот и набрал скорость.

Пулеметчик прекратил огонь. Кейт сидела на полу, прислонясь спиной к стенке кабины, надвинув каску на глаза. Вид у нее был слегка оторопевший. Она подняла голову и успокоительно махнула мне рукой. Я насчитал в нашем вертолете четырех патрульных и трех журналистов. Остальные пятеро, в том числе лейтенант, очевидно, были на борту второй вертушки.

Один из морпехов достал из-под ремня каски пачку «Лаки страйк».

— Ничего, «Дымок» нам все тут почистит, — проворчал он.

Я уже слышал об этом летающем монстре. Вертолет «Дымок», он же «Волшебный дракон», он же «Призрак», официальное название — С-47, был укомплектован тремя пулеметами, производившими до шести тысяч выстрелов в минуту. По пуле в каждый листок на небольшом участке леса. Вот этого монстра они собирались послать сюда, чтобы отомстить за нас.

Морпех похлопал по пачке и предложил мне сигарету.

— Fucking gooks, — пробормотал он, ища в кармане зажигалку.

…

Мы вернулись в Кхе Сань. Двух морпехов доставили во вьетнамский госпиталь при базе. У одного была пуля в ноге выше колена, у другого — серьезное ранение в пах. Его срочно положили на операцию.

В конце дня Кен Трейвис улетел на вертолете на базу Кемп-Кэрролл. Я подготовил длинный репортаж, потом продиктовал его по телефону в Сайгон. Сидя в бункере, где работало несколько телефонных линий, я слышал голос «стрингера», который записывал за мной текст. Я представил себе, как на Шолон опускается ночь, по улицам с треском проносятся мотоциклы, а на углах дежурят солдатские подружки. Сложная система проводов, радиоволн и передаваемых через спутник сигналов связывала дальние уголки страны со столицей. Каждый журналист старался своими глазами увидеть события, происходящие в джунглях, потом отправлял сообщение в Сайгон, где из текста выжимали все лишнее и отправляли его редактору, в Вашингтон, Лондон или Париж. Твоя личность не играла тут никакой роли. Одного солдата можно было заменить другим, один спецкор мог выполнять работу за другого. Это было нелепо, но это было так. Запад получал информацию. А страх оставался в Сайгоне.

Вопреки тревожным слухам о масштабных операциях, будто бы готовящихся в ДМЗ, к февралю 1967 года там еще не произошло ничего серьезного. Туда регулярно просачивались северовьетнамцы. Там ежедневно завязывались перестрелки вроде той, в которую мы попали. Но это были сущие пустяки по сравнению с приграничными боями, развернувшимися спустя два месяца, сражениями за высоты 861 и 881, стоившими жизни 580 американским солдатам, — так называемой первой битвой за Кхе Сань. А потом дела пошли все хуже и хуже. Осенью — ад в Кон Тхиене. Потом бойня в Дак То. Затем наступление, которое началось во время праздника Тет, вьетнамского Нового года, — в январе 1968-го. И при этом на плато Кхе Сань обрушился шквал снарядов. Американские базы во Вьетнаме, бомбардировщики «Б-52», размещенные на Окинаве и на острове Гуам, свежие силы из Сайгона, опорные пункты на территории ДМЗ, морская пехота и десантники — все тогда объединили свои усилия, чтобы не допустить нового Дьен Бьен Фу. Осада длилась шестьдесят шесть дней. В конце концов северовьетнамцы отступили.

Когда я думаю о Кхе Сань, которую видел за несколько месяцев до великой битвы, то вспоминаю прежде всего густые сумерки перед наступлением ночи. По краям плато размещены прожекторы. Из бункеров доносятся голоса солдат. По ту сторону заграждения из колючей проволоки листва деревьев сливается с густеющей темнотой. Стволы 105-миллиметровых пушек, покрытых маскировочной сеткой, смотрят вдаль, точно бушприты кораблей в гавани. Теплая дымка окутывает долину.