Зачистка территории

Лишь только Даша пришла домой, как тут же ей позвонила Кристина:

– Дарья, ты где ходишь?

– Мы в музей ходили.

– С ним?

– Да, – ответила Даша, особо не распространяясь, чтобы не услышала мама, которая что-то делала на кухне.

– Ты что, влюбилась?

– Не знаю.

Кристину укололо чувство зависти: почему это Дашке счастье, любовь. Вот появился в кои веки симпатичный мужчина и сразу стал клеиться к Дашке, а не к ней, Кристине. Почему? Кристина решила Дашу позлить:

– Ты, Дашка, вечно витаешь в облаках! Дело, конечно, твое, но ты даже его совсем не знаешь! Он же взрослый мужчина, и уж наверняка у него кто-то есть… – сказала она.

Даша повесила трубку. Легла на кровать у себя в комнате и уставилась в потолок. Она совершенно не представляла себе, как теперь жить дальше.

Павел, однако, отошел недалеко. Он постоял какое-то время, в буквальном смысле колеблясь, потом повернулся и решительно направился обратно к Дашиному дому. Там он снова остановился, еще постоял перед входом и вошел в прохладный и сумрачный подъезд с запахом кошек, прошел через ослепительные квадраты солнца на стене и поднялся на второй этаж – к двери шестой квартиры. Сердце его вдруг заколотилось. Как давно он не испытывал подобного ощущения! -

Наверное, с тех самых пор, когда семнадцатилетним пацаном шел на свидание к своей первой по-настоящему любимой девушке Оле – к ее домику на самой окраине Любимова, где она тогда жила среди цветов и крыжовников. Сентябрь в том году был очень теплый и солнечный, и ветер таскал первые желтые листья по сухой, совсем еще летней дороге. Он всегда очень волновался, когда подходил и открывал ту скрипучую калитку в ее сад. И вот вновь перед этой, обитой дерматином дверью возникло то же самое прекрасное почти забытое чувство. Нажав кнопку, он услышал, как вороньим голосом прокаркал звонок, а потом по коридору послышались быстрые шаги. Открыла она сама – Даша. Из кухни в конце коридора выглянула женщина, наверно ее мама – напротив света Павел не разглядел лица. "Мама, это ко мне! – крикнула Даша, задыхаясь, сдавленным голосом. "Добрый день!" – прошептал Павел. – "Сейчас будет обед!" – тоже крикнула мама с кухни. "Боже мой, я не доживу до конца обеда", – подумала Даша.

Павел с Дашей с минуту топтались в прихожей, почему-то стараясь не смотреть друг на друга. Дашины руки тряслись, когда она закрывала дверь на лестницу. "Проходи", – пригласила она Павла к себе в комнату. Колебалась один миг: закрывать или не закрывать дверь.

Закрыла. Встала перед ним, и вдруг оба без слов кинулись друг другу в объятия – да такие крепкие, что у Даши явственно хрустнули косточки, и она слабо пискнула. Стена, существовавшая между ними – ранее совсем чужими людьми – в один миг рухнула. Ситуация должна была как-то разрешиться и как можно быстрее, иначе сердца их могли бы разорваться. Обоих трясло. Здесь же в комнате нельзя было даже громко говорить. Они никак не могли ждать конца обеда. "Пошли ко мне!" – прошептал Павел Даше прямо в ухо, на миг оторвав свои губы от ее рта. От прикосновения его губ к своему уху Дашу обожгло. Она только кивнула, и уже через минуту они выскочили из квартиры на лестницу, а затем – во двор, окунувшись в жаркое солнце и в прозрачный зеленый мир июньского полдня. Чуть не бегом пронеслись они по улицам, все это время почти не касаясь друг друга, на ходу сказав кому-то: "Здрасьте", – и, наконец, влетели в прохладный подъезд, а потом – в теткину квартиру, полную икон и запаха ладана.

После того как Павел запер дверь, они опять постояли в прихожей, не зная, что говорить, а потом снова крепко обнялись, закрыв глаза и на ощупь отыскивая своими губами губы другого. Полетела в стороны и на пол одежда. Время остановилось.

Горячей воды не было, Даша приняла холодный душ и выбежала из ванной, прикрывая грудь, вся в блестящих капельках воды и в мурашках. Стуча зубами и трясясь всем телом, юркнула под одеяло рядом с Павлом. "Ты-ды-ды-ды…" – стучали у нее зубы. И как только

Павел увидел ее глаза близко-близко, в тот же миг для него началась новая жизнь и новая большая и настоящая любовь. А та прежняя, первая настоящая любовь, которая все еще тянулась и тянулась за ним из его доармейской юности (потому что человек никогда не живет без любви – пусть даже прошлой) тихо и нежно оставила его, и Павел был уже полностью в новом чувстве, и все вокруг теперь казалось ему незнакомым и удивительным.

Вскоре все смущения прошли, одежда уже лежала на стульях аккуратно сложенная, а Даша ходила по квартире совершенно голая – заваривала чай и мыла яблоки, поскольку больше ничего из съестного в квартире не было, а оба вдруг захотели есть. У Павла все это время в голове стучала одна мысль: только бы день не кончался. Долго пили чай. Даше очень нравилось ходить по квартире голой. Она никак не могла заставить себя одеться или хотя бы накинуть рубашку. Это уже потом у себя дома ей стало стыдно, а здесь она так и перемещалась обнаженная туда-сюда – на кухню и обратно. Тело ее светилось в слепящем солнечном свете, падающем в раскрытое окно. Павлу показалось, что все это ему снится, потом увидел близко голубую пульсирующую жилку у нее под кожей и вдруг понял: "Это не сон, она – настоящая!"

Затем они снова лежали в постели и целовались. Даша вдруг рассмеялась – прыснула прямо Павлу в губы:

– Тут как-то слышу, бабуля одна на скамейке говорит так злобно, глядя на целующуюся парочку: "Вот присосались, вот присосались-то!"

А это ведь так приятно…М-м-м…

У Павла на щеках внезапно выросла щетина. Даша вдруг больно укусила его за губу.

– Ты чего?

– Сама не знаю.

Еще час назад рядом с ней лежал чужой голый мужчина, а теперь она уже воспринимала его тело как свою личную собственность и намеревалась ревновать его ко всему: и к прошлому и к настоящему.

Какое-то время они лежали молча, и это молчание не было для них тягостным.

– Я хочу еще! – вдруг сказала Даша.

…Потом они вышли на улицу, щурясь от яркого света и облизывая саднящие истерзанные губы. Со стороны вид у них был совершенно чумной. Обоих мучила жажда.