Безымянное

— Больше ничего, — повторил Тим.

Он впервые за все время своих походов начал смотреть по сторонам, чтобы по возвращении было чем поделиться с Джейн. Наблюдения получались мимолетные, иногда без начала и конца, но все же они давали возможность отвлечься, ему — глазами, ей — мыслями. Она впитывала его рассказы, как губка, и они поддерживали ее не хуже лекарств и больничной еды.

Тим только теперь начал осознавать, что, похоже, все эти годы поступал неправильно. Сколько всего интересного он мог бы увидеть, если бы не давал волю досаде и отчаянию. А если бы с самого начала привык подмечать, что происходит вокруг? Как изменилась бы жизнь… Но это было бы нелегко. Потому что для самого себя. Стараться для кого-то другого намного проще.

— Я видел женщину в кожаном фартуке, она курила на крыльце салона красоты. Видел двух копов на месте аварии, вокруг валялись осколки катафота. Слышал детский топот за спиной, потом они обогнали меня, словно табун лошадей, одеты в одинаковую школьную форму — и все равно ни одной похожей мордахи. Почти милю пахло шоколадом. На поле играли в футбол и, кажется, я даже видел шедший от игроков пар. Холодает.

— Когда я поправлюсь, — перебила Джейн, — мы сможем съездить вместе куда-нибудь отдохнуть, как думаешь?

— Конечно. Разумеется, сможем.

Они принялись обсуждать разные места. Она предлагала одно, потом он предлагал другое, и они увлекались все больше. Их манило все подряд. В итоге сошлись на африканском сафари, которое планировали много лет назад, но так и не съездили.

Он стоял у окна, укачивая безмятежно сопящего Джека. Тяжелое тельце приятно оттягивало руки, они с малышом согревали друг друга своим теплом. Джейн спала на больничной койке. Бекка читала журнал в кресле у дальней стены. Они разработали план, на случай если Тима потянет в поход, но пока в этом самом неподходящем из всех мест царил блаженный покой. В окно лился холодный свет. Тишина стояла такая, что, казалось, слышно, как парят пылинки в солнечном луче.

Он вошел в комнату, подвинул стул поближе и сел рядом.

— Я видел собачонку в сумке. Видел, как разгружали хлеб, батоны в бумажных пакетах перед итальянским рестораном. Ближе к полудню видел бодибилдера в одной футболке и спортивных штанах, ручищи размером с окорок — он выходил из спортивного клуба и запутался в собственных ногах. Рухнул вместе со своим баулом, и женщина с коляской остановилась спросить, не сильно ли он ушибся. Видел тихую улочку, где мы с тобой могли бы жить-поживать, — коричневые таунхаусы с симпатичными палисадниками. Видел, как кто-то откалывал лед с лобового стекла столовым ножом. И ничего, получалось! Видел Метрополитен-музей. Даже в такую холодину люди сидят на ступеньках перед входом, будто на дворе Четвертое июля. Видел последний проблеск последнего луча света. Продолжать?

Она слушала с закрытыми глазами.

— Затвори дверь, пожалуйста.

Он выполнил просьбу. Джейн стянула с себя пижамные штаны. Увидев, что она делает, Тим взял стул и подпер им дверь. Выключил свет и вернулся к кровати, лавируя между заполнившими палату тенями. Взобравшись на кровать с торца, он притянул Джейн к себе. На подушке остался клочок волос. Джейн начала расстегивать молнию на его брюках. Он не знал, выйдет ли у них что-нибудь. С подлого тела станется поставить ему подножку и здесь, упиваясь очередным унижением, лишая его — их — и этого тоже. Но Тим недооценил его возможности — или свои? Или сейчас их желания совпали? Не время гадать. Время забыть наконец про свое тело и посмотреть на Джейн. Ему ничего сейчас не нужно было, кроме ее ответного взгляда. А потом она закрыла глаза, он тоже, и они сосредоточились на одном. Она оказалась гораздо сильнее, чем на вид. Она двигалась под ним с прежним правом. Он слышал, как она приближается к оргазму, как оргазм наступает и завершается протяжным вздохом под шипение из динамика вызова медсестры над кроватью. Сам он заглушил свой стон, уткнувшись в подушку. Это был их двухминутный триумф, а потом в палату вернулась пристойная тишина.

Он сидел в кафе при заправке. В соседнем закутке пил кофе пожилой человек с газетой.

Тим постукивал по столу визитной карточкой, пока средний и безымянный палец не коснулись нижнего края. Потом перевернул карточку и снова начал постукивать.

Наконец он встал и вышел из-за стола. Прошагал в дальний угол к таксофону и набрал нацарапанный на обороте карточки номер.

— Алло?

— Алло. Вы, кажется, навещали меня в больнице.

Они встретились в дайнере в Верхнем Вест-Сайде. Заняв столик у окна, Тим в ожидании наблюдал за человеком, докуривающим сигарету почти у самого порога закусочной. Затянувшись последний раз, тот затоптал окурок ботинком. Самый обычный прохожий, если бы не прозрачная трубка, тянувшаяся из ноздри к портативному баллону с кислородом. Догадаться, что именно с этим курильщиком у него и назначена встреча, было немудрено: баллон в качестве опознавательного знака ему назвали по телефону.

Он встал и помахал вошедшему, опасаясь, что иначе его трудно будет вычислить.

— Здравствуйте!

— Приветствую! — откликнулся тот.

Они пожали руки, и гость сел за стол.

— Выздоровели, я смотрю.

— Более или менее.

— Там вы были совсем плохи. Заботитесь теперь о себе?

— Пытаюсь. Каждый день словно на год старею.

— О, да. Нам с эмфиземой можете не рассказывать. — Гость продемонстрировал прозрачную трубку, воткнутую в ноздрю. — Веселое дело. Со смеху помрешь.

— Даже не представляю.

— А все долбаные сигареты. — Он постучал по пачке в нагрудном кармане. — Чтоб им провалиться…

Они еще немного побеседовали на отвлеченные темы. Потом Тим напомнил:

— Вы, кажется, хотели что-то мне показать?

Из внутреннего кармана пиджака детектив Рой извлек сделанный в незапамятные времена набросок — примерный портрет человека, приставшего к Тиму на мосту. Листок расползался на сгибах, и детектив разворачивал его осторожно, чтобы не порвать. Потом достал фотографию, которую пытался продемонстрировать Тиму в больничной палате. Тим захлопал по карманам в поисках очков — так пока и не привык носить их с собой. Вынув очки из футляра, он уставился на лежащие бок о бок на столе фотографию и карандашный портрет.

— И что я должен увидеть?

— Это ваш набросок. Портрет того, кто якобы имел какое-то отношение к… Э-э… — Он замялся и посмотрел на Тима. — Извиняюсь, вы еще помните?.. Помните человека по имени Хоббс?

Тим тоже поднял взгляд. Кивнул.

— Простите, — смутился детектив. — Глупо спрашивать…

— Так что я должен увидеть?

Детектив постучал пальцем по фотографии.

— Это не тот же тип, что на портрете?

Тим взял карточку в руку и присмотрелся.

— Здесь человек уже довольно старый.

— Но сходство имеется? С учетом возраста.

Тим принялся сравнивать. Снимок с какой-то корпоративной вечеринки, план не самый крупный. Человек с красным пластиковым стаканчиком стоит в окружении шести-семи коллег в разделенном на кабинки офисе открытой планировки под лампами дневного света. Чем дольше и пристальнее Тим вглядывался, тем стремительнее растворялся в памяти тот незнакомец. Тогда он обращался к наброску.

— Может быть, — наконец проговорил он. — Нос явно тот же, с горбинкой. Но тут ракурс неудачный.

Детектив зашелся кашлем.

— Вы смотрите, смотрите, — выдавил он. — Сосредоточьтесь.

— А других фотографий нет?

— Только эта.

Тим взглянул еще раз.

— Не знаю… Столько времени прошло.

Детектив снова закашлялся. Глаза у него покраснели и заслезились, слова вылетали отрывистым лаем.

— Он в розыске по другому делу… убийство… в прошлом году… тот же почерк, что с Эвелин Хоббс.

— В смысле?

— Характер ранений, колотые… есть и другие жертвы.

— Сколько?

Женщина из соседнего закутка обернулась посмотреть, все ли с кашляющим детективом в порядке.