Джоанна Аларика

Судорожно-торопливо, обдирая колени о какие-то металлические части, Джоанна выбралась из-под навалившейся на нее тяжести и выскочила на дорогу. Дрожа как в лихорадке и ловя ртом воздух, она молча смотрела на раскрошенное пулями, все в звездных лучистых трещинах ветровое стекло, на изодранный брезент сидений, на окровавленную защитную рубашку Мигеля, который слепыми движениями цеплялся за металлическую раму спинки, пытаясь встать и снова и снова роняя голову на залитое кровью сиденье. Гул самолета вывел ее из этого столбняка; вскрикнув, она обежала машину спереди и схватила Мигеля за плечи, пытаясь его поднять.

— Мигель, — кричала она, напрягая все силы, — Мигель, встань, ты должен, слышишь? Мигель, это ничего, я тебя перевяжу, у меня индивидуальный пакет… Только вставай, я должна отвести тебя от машины! Мигель, ты слышишь, встань, Мигелито, я тебе помогу…

Кое-как ей удалось приподнять тело мужа, привалив к спинке сиденья. Мигель поднял голову и взглянул на нее уже затуманенными смертью глазами. Из его рта, в углу, стекала тонкая струйка крови.

— Уходи… малыш… — еле слышным шепотом сказал он. — Иди… Все равно я уже… возьми пакет…

— Неправда! — крикнула Джоанна, обхватив его под мышками и пытаясь вытащить из машины. — Неправда, Мигелито, это пустяки, я тебя сейчас перевяжу, только уйдем отсюда, самолет сейчас вернется!..

Она быстро глянула на небо: самолет действительно разворачивался, но довольно далеко, как ей показалось.

— Постарайся встать, Мигелито, ну постарайся, милый! Я тебе клянусь, все будет хорошо, только отойдем немного от машины!..

— Иди! — прохрипел Мигель, снова роняя голову. — О ребенке подумай… иди в посольство… малыш… тебе помогут… адреса возьми…

— Но я не хочу без тебя, Мигель! — крикнула Джоанна, глянув на быстро приближающийся — с другой стороны — самолет. — Мигелито, мы уйдем вместе, понимаешь? Я одна боюсь! Не оставляй меня, Мигелито, ты ведь мне обещал…

Она не договорила, потому что у нее в легких вдруг не стало воздуха, а вокруг нее не стало света; чудовищная сила оторвала ее от Мигеля, смяла, оглушила и швырнула в черную грохочущую пустоту.

Очнулась она несколько часов спустя от страшной головной боли и лучей полуденного солнца, бьющих прямо в лицо. Еще ничего не вспомнив и не понимая, что с нею случилось и почему она лежит здесь, на обочине шоссе, Джоанна пошевелилась, инстинктивно стремясь спрятать голову в тень. Но тени не было, боль ломилась в виски, раскалывая череп.

Потом пришло воспоминание, и боль сразу потеряла всякое значение. Джоанна просто перестала ее замечать. Опираясь на руки, она встала на колени, потом поднялась и, шатаясь, сделала несколько шагов. И тогда она увидела все.

Каменистые холмы, шоссе; неглубокая, совсем маленькая воронка, камни и куски рваного железа; резкий запах бензиновой гари, горелых тряпок, горелой резины, горелой краски; изуродованный обугленный остов опрокинутого вверх колесами джипа и торчащая из-под него черная человеческая рука со сведенными в последней судороге пальцами. И в высоком, бездонно-синем небе — стая черных птиц, уже приведенных сюда своим страшным безошибочным чутьем…

Часть третья

Глава 1

Дорогой Педро узнал о смене правительства. Узнал от стрелочника, которому помог чинить сломанный насос для воды. Сначала он этому просто не поверил, но тогда стрелочник вытащил из ямы маленький батарейный приемник, и они вместе слушали обращение полковника Диаса к армии и народу Гватемалы.

Действительно, главой правительства был теперь он, вчерашний главнокомандующий. Диас сказал, что ГПТ запрещена и руководители ее взяты под стражу, но борьба с силами вторжения будет продолжаться до победы.

Педро ничего не понял. Если Диас думает продолжать войну, то зачем ему понадобилось свергать Арбенса и запрещать партию? Разгадка пришла на другой день, когда столичное радио сообщило состав новой хунты: полковник Хосе Луис Саласар, полковник Маурисио Дюбуа, полковник Луис Эльфего Монсон. Имя Диаса уже не упоминалось, как ничего не было сказано и о продолжении войны. Только теперь Педро понял, что произошло.

Их всех просто продали. Продали, как товар, из рук в руки! Педро готов был грызть землю от бессильной ярости. Главное — как пошел на такое дело Энрике Диас, любимец армии и лучший друг Арбенса!

— Ну, они там как хотят, — сказал Педро стрелочнику, — а для меня эта война еще не кончена. Для меня она только начинается, не будь я Педро Родригес. Они меня еще узнают!

— Много ты им сделаешь, — усмехнулся стрелочник. — Если бы у тебя хоть оружие было…

— Оружие у меня есть, — поколебавшись, сказал Педро. Стрелочник почему-то внушал ему доверие.

— Да? — спросил тот. — Что ж, это уже лучше. И какое же это оружие?

На секунду Педро почувствовал страх. Но кто сказал «а», должен сказать и «б»; к тому же стрелочник не побоялся показать ему спрятанный от «освободителей» приемник!

— Оружие самое настоящее, не думайте, — сказал он. — Гранаты, вот какое! Их у меня целых две штуки. Только они без запалов, — добавил он.

Стрелочник покачал головой.

— Это плохо. Без запалов какое же это оружие! Граната без капсюля — это все равно что булыжник. Разве что можно стукнуть кого-нибудь по башке, но для этого годится и камень. А ты умеешь вставлять запалы?

— Подумаешь, наука, — фыркнул Педро, — мне бы только их достать, а там уж я разберусь. Даром я, что ли, механик!

— Разобраться-то можно. Далеко твои гранаты?

— Спрятаны, — хмуро ответил Педро, уже раскаиваясь в своей откровенности.

— Ну, смотри. В общем, если хочешь, я тебе дам два капсюля и покажу, что и как.

— Правда? — обрадовался Педро. — А вы откуда знаете?

— Как откуда? Я ведь отбывал повинность, все полтора года отслужил. А в армии всему научат.

— Вот это да! А много у вас запалов?

— Как раз два.

— Нет, правда! А может, есть еще?

— Нету, я ж говорю. Ну ладно, давай тащи сюда свое оружие…

Педро, уже не раздумывая, побежал откапывать запрятанные накануне гранаты. Стрелочник зарядил их и объяснил, что нужно делать, когда бросаешь.

— Одним словом, теперь с этим осторожнее. Если зацепишься за что-нибудь этим кольцом, выдернешь — тогда ты пропал. Не успеешь и «Аве Мария» прочитать. Понял?

— Понял! — крикнул Педро, блестя глазами. — А когда нужно, то, значит, выдернуть и уже не разжимать руку, пока не кинешь?

— Правильно. Как разожмешь, тут она и бахнет. Ну, там через четыре секунды, что ли. Я уже сейчас не помню точно. Это чтобы успела долететь.

— Все ясно, — сказал Педро. Он взвесил на руке тяжелое ребристое яйцо, в котором теперь, затаившись, тихо сидела огненная гремучая смерть. — Все ясно! — повторил он в восторге. — Ну, шлюхины дети!..

Оружие, которым Педро теперь владел — а кто скажет, что это не настоящее оружие! — наполняло его совершенно новым и захватывающим чувством собственной силы. Он не был уже тем беззащитным мальчишкой, которому приходилось прятаться от каждого вооруженного. Силы их теперь уравнялись.

«Освободители» праздновали свою победу. Трезвых среди них не было, и любому солдату ничего не стоило всадить автоматную очередь в первого встречного. Получай свою порцию свободы, проклятый чапин, и землю тоже — в самое что ни на есть вечное пользование!

Педро, встречаясь с «освободителями», подвергался той же опасности, но теперь он о ней не думал. Его могли убить, это верно, но ведь и он сам мог убивать! Видя на улице человека в ненавистном мундире, он всякий раз думал: «Стоит мне захотеть, и ты превратишься в раскиданные куски падали…»

Нужно было только правильно выбрать цель. Пожертвовать одной из двух драгоценных гранат, чтобы отправить на тот свет парочку бандитов, которые завтра, может быть, сами прикончили бы друг друга из-за неподеленной добычи, — это уж слишком много для них чести. Вот если бы встретить какую-нибудь важную птицу из ихнего командования! Но важные птицы ему на глаза что-то не попадались.