Кентавр в саду

Красивая история, Тита. Но есть ли в ней хоть капля правды? Неужели ты и вправду веришь, что бродячие лошади оставляют следы на клумбах нашего сада? А может, это следы кого-то другого, кто глубокой ночью носится не разбирая дороги?

Я говорю о существе с человеческим телом, о том, у кого и ноги, и ступни – вполне человеческие, но ступает он по земле так, что на ней вырисовывается четкий отпечаток копыта. Я говорю о кентавре или о том, что от него осталось. Я говорю о Гедали, Тита.

Но не о Гедали рассказывает теперь Тита. Подвиги наших сыновей – вот о чем речь. Один – чемпион по плаванию, плавает, как рыба, другой – лучший в школе, да еще учится играть на скрипке. Живем мы в достатке, в уюте, подводит она итог. Всего нам хватает, так что у истории счастливый конец.

Похоже на финал телесериала, говорит красавица. И она права: эта история выстроена так же искусно, как сюжет телесериала. А цель одна: убедить меня в том, что я никогда не был кентавром. И это удается. Отчасти, по крайней мере. Я еще вижу себя кентавром, но кентавром все меньших размеров, уменьшающимся кентавром, кентавром в миниатюре, микрокентавром. И даже это крошечное резвое создание норовит ускакать от меня в неизвестном направлении. Может, и следовало бы отпустить его с миром, признать ту реальность, которую мне желают навязать: поверить, что я – человек, что мифологических персонажей, наложивших печать на мою судьбу, никогда не было и нет, что нет ни кентавров, ни сфинксов, ни крылатого коня.

Я так люблю Риу-Гранди, говорит красавица. К тому же, у меня сестра там живет. Такая же отчаянная, как вы, Гедали. Отправилась туда как журналистка, решила написать репортаж о приграничных поместьях. Б конце концов прибилась к цирковой труппе. Кто знает, может, она и есть та укротительница, которой вы увлеклись?

Обе хохочут. Я тоже смеюсь. Почему бы не посмеяться?

– Мало этого, – добавляет она, – есть и еще одно совпадение. Какое-то время я жила у своего старого друга недалеко от вашего Терезополиса. Не меня ли вы разглядывали в телескоп, Гедали?

Она опять смеется. И подмигивает мне. Я уверен, что за стеклами темных очков она подмигивает мне.

Видел недавно нищего на улице. Он просил милостыню, демонстрируя обрубок ноги. Я дал ему денег, дал, устыдившись, слов, что едва не вырвались у меня: ах, тебе ампутировали ногу? Ничего, братец. Работать это не помешает. Знаешь, ведь перед тобой тот, у кого были копыта. И кто боролся и выстоял. Бери с меня пример, друг, не уклоняйся от битвы и знай, что копыта – это куда хуже, чем ампутированная нога.

И тут меня одолевают сомнения: чьи это босые ноги я глажу под столом своими, тоже разутыми?

То ли это ноги Титы, то ли медноволосой красавицы. По выражению их лиц я не в состоянии разгадать загадку: обе улыбаются с видом заговорщиков. Кожа такая нежная, что, похоже, это ноги Титы; но кто поручится, что новая знакомая не пользуется такими же увлажняющими кремами? Ясно одно: ее ноги ищут мои, отвечают на ласку, такие эрогенные ноги.

Красавица поднимает бокал и предлагает выпить, как и следовало ожидать, за свободу.

– За свободу! – подхватываю я, поднимая свой бокал, и в этот миг до меня доходит: одна нога – Титы, а вторая – красавицы. Конечно! Как я раньше не догадался? У кого-то – изящные ступни, у кого-то копыта, но такого, чтобы большой палец рос на месте мизинца, не бывает: одна нога – одной женщины, а другая – другой.

Открытие вызывает у меня приступ смеха. Обе удивленно смотрят на меня и тоже начинают смеяться. И тут уж закатываются все: и близнецы, и Паулу, и Фернанда, и Жулиу, и Бела – все. Смеются даже официанты-тунисцы. Хохочут от души, сами не зная, над чем. Один даже сгибается пополам от хохота.

Все еще смеясь, красавица наклоняется за сумочкой. Блузка ее полурасстегнута, и в этот момент становится видна идеально очерченная, плавная линия груди. И ожерелья со множеством подвесок: тут и звезда Давида, и фигурки индейцев, ниже, в ущелье меж двух холмов, крошечный бронзовый сфинкс, крылатый конь, распростерший крылья, и кентавр.

Она открывает сумочку. Еще до того, как она успевает слово сказать, еще до того, как говорит о документах, забытых в машине, еще до того, как просит проводить ее, я вскакиваю, я уже на ногах. Еще до того, как Тита, подмигнув мне с улыбкой, говорит, что пора нам в гостиницу, я вскакиваю, я уже на ногах.

Подобно крылатому коню, готовому пуститься в полет к вершине вечного смеха, к лону Авраамову. Подобно коню, готовому оторвать копыта от земли и поскакать по просторам пампасов. Подобно кентавру, готовому перемахнуть через стену сада и устремиться к свободе.