Хюльдра (СИ)

Перед началом посвящения«добровольцев» Совет Десяти произносит клятву соблюдать свои заповеди. Их всеготри. Первая – не болтай. Вторая – не лги. Третья – не навреди. Чтопримечательно, ни одна из них не касается здоровья и благополучия членовсообщества. У каждой заповеди один и тот же смысл: нужды большинства важнеенужд меньшинства или одного.

Совет Десяти восемь летобеспечивал жизнь своему организму, отсекая, как им казалось, ненужное ибольное и выбрасывали то, что сами называли «мед. отходами». Они надсекалиартерии», вместо того, чтобы ставить катетер, ампутировали конечности вместотого, чтобы подпилить вросший ноготь, снимали кожу вместо того, чтобы вскрытьнарыв – и в результате от их «человека» остался только скелет, не способныйдвигаться вперед, только крошиться и разрушаться. Хотя основатели «Нового века»все еще принимают этот скелет за прочный и надежный фундамент.

Анфиса Заваркина

Сан Саныч Барашкин, заместитель губернатора, заведующийинформационной политикой в регионе, двигал бегунок видеоплейера. На его вискеблестела капля пота: просмотр записи давался ему нелегко. Наконец, видеокончилось, и Барашкин с облегчением вытащил флешку и подал ее Анфисе, сидевшейнапротив.

Они объявили перемирие в своей войне, чтобы объединитьсяпротив общего врага.

- Как она? – спросил Сан Саныч, вытирая лоб платочком.

- Переживает, - коротко сказала Анфиса, - уже не так, какчетыре года назад, но все же...

- Зачем он это сделал? – спросил Барашкин, грохнув ладоньюпо столу.

- Я думала, может, вы мне расскажете, - нахмурилась Анфиса,закусив губу.

Барашкин покачал головой и запустил в волосы обе пятерни. Онпереживал увиденное.

- Этого же нет в интернете? – уточнил он.

- Нет, только церемония посвящения, причем смонтированнаятак, что нигде не видно ее лица.

- Я его уничтожу, - проревел он.

- Я с вами, - откликнулась Анфиса флегматично.

- А почему вы такая спокойная? – поинтересовался Барашкин раздраженно.

- Потому что нужно остыть, чтобы подавать то самое блюдо, -устало откликнулась Заваркина. Она выбила из пачки сигарету, пододвинула к себепепельницу, щелкнула зажигалкой. Ей впервые было позволено курить в кабинетезаместителя губернатора, заведующего информационной политикой в регионе.

Барашкин смотрел на нее и раздумывал о чем-то.

- Она поэтому со мной порвала? – спросил он нарочитонебрежно. Анфиса кивнула.

- Она полгода ни с кем не общалась, - сказала она, - хотите,расскажу, как это было?

- Зачем? – удивился Сан Саныч.

Анфиса посмотрела на него.

- Затем, что я никому об этом не рассказывала, - сказала оназлобно, - знаете, почему? Потому что никому дела до нее нет! Вы представляете?Она – само совершенство, но какое-то ненужное, забытое, заброшенное. Потому чтоона слишком хороша, и мы все комплексуем рядом с ней.

- И вы тоже? – с улыбкой спросил Барашкин. Когда он говорилоб Алисе, его лицо прояснялось, морщины, расположившиеся на лбу гармошкой,разглаживались. Заместитель губернатора будто выглядывал на секунду из своегококона пятидесятилетнего начальствующего мужика, на миг становясь озорныммальчишкой, влюбившимся в одноклассницу.

- И вы тоже.

- У меня брюшко и волосы выпадают, - вдруг признался он, - ау вас?

- Я – злая, - насупилась Анфиса, - она – добрая. Даже к тем,кто ее наизнанку вывернул. Она, когда видео посмотрела, первым делом попросиламеня не шлепать этого говнюка слишком сильно. Не шлепать! Я его хотела напродольные полоски зубами разодрать!

- Вы злитесь, - заметил Сан Саныч, - он, кстати, тожезлится.

Он ткнул пальцем вверх, что в его положении могло означатьодно из двух: либо Кравченко, либо Господь Бог.

- Я знаю, - откликнулась Заваркина, из двух зол выбравКравченко, - но я не расскажу ему про видео.

- Не надо, - кивнул Барашкин, - я все улажу.

«Я все улажу» - это та фраза, которую Анфиса впервые слышалав кабинете господина Барашкина, привыкшего в пыль растирать нашкодивших писак.

- Расскажи мне все, - попросил он, - сначала. Сподробностями. После мы подумаем, с чего бы нам начать.

Анфиса уже набросала в голове план. Марина. Ибатуллин.Лаврович. Совет Десяти. Сбор информации, ее анализ, подготовка, удар и всёсначала.

Выплеснуть злобу можно будет и после.

Глава десятая.2010 год. Новая госпожа.

Шаги Марины Проценко гулким эхомотдавались от стен и терялись где-то между балками на потолке. Теперь, когдаремонт был закончен, лофт совершенно не был похож на заброшенную фабрику попроизводству котлов, которой он принадлежал раньше. Теперь помещение было разделенона маленькие комнатки-закутки, между которыми извивался темный коридор. Недавнов каждую дверь был врезан замок футуристической конструкции, и всестены-перегородки обзавелись звукоизоляцией для удобства клиентов. Идеальноеукрытие на сегодняшний вечер. Единственный набор декораций, устоявший вразразившейся буре.

Ее брак рухнул окончательно:Павел, вернувшись из Осло, собрал чемодан, молча отвесил жене легкий, но оченьобидный подзатыльник и ушел. Ее временно отстранили от руководства «Новымвеком», а свекор, который, видимо, скоро станет бывшим, не отвечал на звонки.

Только в этом лофте она моглаукрыться от ставшей вдруг враждебной внешней среды: по какой-то неведомой ейпричине Заваркина не упомянула в своей статье ни его, ни проходящие здесь хм… мероприятия.

Секретарша встретила возле входав угловую комнату.

- Новенькая? - спросила Марина.

Секретарша коротко кивнула.Марина зашла в свою любимую Черную комнату.

В отличии от смежных – Красной иСиней – в Черной не было ничего деревянного. Вокруг была только сталь и кожа.Стальные бондажи и кандалы на длинной цепи, свисающей с потолка, кожаные стекии плетки-семихвостки – все это рождало в Маринином солнечном сплетениирадостное предвкушение, а внизу живота – тягучее томление.

Тот летний слет, когда Маринесобственноручно пришлось облить керосином и поджечь лодочный сарай, завершил ее«режиссерскую карьеру». Собрания Совета Десяти пришлось прекратить, как исъемки, и те крохотные разговорчики с демонстрацией отснятого, которые здороводисциплинировали, организовывали и мотивировали ее подопечных. Теперь ее птенцыподрастали без присмотра, капризничали, срывали сроки, пили и бездельничали.Движение становилось разболтанным, проекты срывались, страдала репутация – ивсе это сказывалось на финансировании.

Идея этого проекта пришла вголову Марине давно. Была какая-то афтепати после какого-то экономическогофорума. Грохотала музыка, извивались девичьи тела между потными мужиками вдорогих костюмах – высокопоставленными чиновниками города Б, расслабляющимися вузком кругу под крепкий алкоголь. Остро и непристойно пахло мускусом. Рядом сМариной, скучавшей в углу на диванчике, приземлилось рыхлое туловище, сунулослюнявые губы в ее ухо и жарко зашептало какие-то невнятные пьяные откровения.

- Барахло все это, - махнул мужикрукой на девиц на танцполе, - дырки на ножках. Ни личности, нииндивидуальности, одинаковые и скучные. Улыбаются, а стукнешь – обижаются ивизжат. Без понимания совсем…

Позже Марина узнала, что этопохотливое туловище – заместитель губернатора Колдырев, заведующийздравоохранением. Он-то и стал ее первым клиентом.

«Ишемическая болезнь. Никакогоэлектричества выше пояса», - была дана ему пометка, которая, впрочем, оказаласьбесполезной: замгубернатора был доминантом и испытывал удовольствие, унижаядругих людей. Марина подобрала ему идеальную «нижнюю», которая теперь купаласьв роскоши. Когда Марина купила и переделала этот лофт, они обосновались в Синейкомнате, где был бархат и полированные деревянные колодки.

Марина вложила в свой салон все,что у нее было. Чтобы получить это помещение, она использовала все доступныеисточники, вычерпав некоторые из них до капли. Она вложила в оборудование всесвои сбережения. Она воплощала свою мечту. Господи, она даже Смоленскую хотелапривлечь к обучению персонала!