Случай

— Да, это правда.

— Считается, что женщины в этом плане намного лучше.

— Но он просто хотел с кем-нибудь поговорить, — сказала она, расправляя юбку. — Он хотел поговорить с кем-то гораздо сильнее, чем я этого не хотела, теперь я это понимаю. Я не злая, не жестокая. Но в ту минуту я была такой.

Возникла пауза, во время которой она еще раз вздохнула, снова пытаясь сдержать слезы.

— А раньше вы когда-нибудь хотели поступить так же с кем-нибудь еще?

— Да. Но никогда не делала. Никогда не заходила так далеко. А в этот раз так получилось, потому что был такой жалкий. На нем была новая одежда, наверно, он специально ее купил для этой поездки. Наверно, у него была депрессия, и он решил попутешествовать, думал, что это поможет ему развеяться, завести друзей… Если б он сказал, что едет недалеко! Но он сказал, что в Ванкувер. И мне пришлось бы сидеть с ним несколько дней!

— Да.

— Но ведь так и могло быть.

— Да.

— Вот так.

— Сомнительная удача, — сказал он, чуть заметно улыбнувшись. — Впервые вы разнервничались и оттолкнули человека, а он бросился под поезд.

— Наверно, это была последняя капля, — сказала она, слегка защищаясь. — Так, наверно, и было.

— Теперь уж вы будете повнимательнее в этом смысле.

Джулиет подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза.

— Вы считаете, что я преувеличиваю?

— Немножко, — сказал он.

— Вы думаете, я драматизирую ситуацию?

— Это естественно.

— Но вы думаете, что это не так, — сказала она, сдерживая смех. — Думаете, что чувство вины — это всего лишь мой каприз?

— Что я думаю… — замялся он, — это неважно. В вашей жизни будут случаться разные события. Возможно, случатся и такие, в сравнении с которыми, этот случай будет совсем незначительным. И вы будете жалеть совсем о другом.

— Разве люди не всегда так говорят? Особенно тем, кто младше их? Они говорят, что когда-нибудь ты не будешь так думать. Погоди немного и поймешь! Как будто у тебя не права на чувства. Или ты не способен чувствовать.

— Чувства. — вздохнул он. — Я говорил об опыте.

— Но вы ведь сказали, что не надо ни о чем жалеть. Люди всегда так говорят. Это правда?

— Это вы мне скажите.

Они еще долго говорили на эту тему, тихо, но так увлеченно, что люди, иногда проходящие мимо, смотрели на них с удивлением, или даже слегка обиженно, как смотрят люди, которые услышали спор, на совершенно пустую, по их мнению, тему. Через какое-то время Джулиет осознала, что хотя она и спорила (очень успешно, по ее мнению) о необходимости проявления чувства вины и прилюдно и в душе, сама она в данный момент перестала его ощущать. Можно даже сказать, что она была довольна собой.

Она предложила перейти в бар, где они могли бы выпить кофе. Только там Джулиет вдруг почувствовала, что очень проголодалась, а время обеда давно прошло. Крендели и орешки — это все, что они смогли раздобыть. Она ела их с такой жадностью, что содержательную, слегка соревновательную беседу возобновить не удалось. Вместо этого они заговорили о себе. Его звали Эрик Портеус, он жил в местечке под названием Уэйл Бэй к северу от Ванкувера, на западном побережье. Но он не сразу ехал домой, собирался задержаться в Регине, где хотел повидать людей, которых давно не видел. Он был рыбаком, ловил креветок. Она спросил его о медицинском опыте, про который он говорил. Он ответил:

— Не очень большой. Я немного изучал медицину. Когда приходится бывать в глухих местах или в лодке, то всякое может случиться с людьми, с которыми ты работаешь, ну или с тобой самим.

Он был женат. Его жену звали Энн.

Восемь лет назад, рассказал он, Энн попала в автокатастрофу. Несколько недель она была в коме. Потом вышла из комы, но была почти парализована, не могла ходить и даже есть сама. Казалось, она понимала, кто он, и кто та женщина, которая ухаживала за ней (если бы не она, он не смог бы оставить Энн дома), но все ее попытки заговорить и понять, что происходит вокруг нее, были безуспешны.

Они были на вечеринке. Она не очень хотела туда идти, а он хотел. А потом она решила вернуться домой, потому что на вечеринке ей что-то там не понравилось.

Группа пьяных парней возвращалась с другой вечеринки, ехали по дороге и сбили ее. Подростки.

К счастью, у них с Энн не было детей. Да, к счастью.

Когда людям рассказываешь о таких вещах, им кажется, что они должны воскликнуть: какой ужас! Какая трагедия! И т. д.

— Разве можно их винить за это? — спросила Джулиет, которая сама собиралась сказать что-то похожее.

— Нет, — сказал он. — Но вся ситуация несколько сложнее, чем кажется. Понимает ли Энн, что это трагедия? Скорее всего, нет. А я? Я уже привык к новому укладу своей жизни. Вот и все.

Весь приятный опыт общения с мужчинами был плодом фантазий Джулиет. Две-три кинозвезды, красивый тенор (еще не вполне возмужавший покоритель сердец) со старой пластинки «Дон Джованни», Генри V, о котором она читала у Шекспира, а в кино его играл Лоуренс Оливье.

Это было смешно и трогательно, но кого это касается? Ее настоящая жизнь была полна унижений и разочарований, которые она пыталась забыть как можно скорее. На школьных танцах ее голова возвышалась над толпой других девочек, которых тоже не приглашали. Превозмогая скуку, она все же делала отчаянные попытки выглядеть более оживленно в колледже на свиданиях с мальчиками, которые ей совсем не нравились. В прошлом году к ее научному руководителю приехал племянник, и она гуляла с ним, а потом поздно ночью оказалась на земле Виллис парка. Изнасилованием это нельзя было назвать, она держалась весьма решительно. По дороге домой он сказал, что она не в его вкусе. А она чувствовала себя слишком униженно, чтобы ответить ему тем же или хотя бы понять в тот момент, что и он ей не пара.

Она никогда не мечтала о каком-то конкретном, настоящем мужчине, и менее всего о ком-то из своих учителей. Мужчины старше нее в жизни казались ей неприятными.

А сколько лет было этому мужчине? Он был женат уже как минимум восемь лет, а может на два, ну на два-три года дольше того. Получалось, что ему около тридцати пяти — тридцати шести лет. Его темные волнистые волосы по бокам тронула седина, лоб — широкий и обветренный, плечи сильные и немного сутулые. Он был не выше нее. Широко поставленные глаза, темные, жизнерадостные, но в то же время настороженные. Круглый капризный подбородок с ямочкой.

Она рассказала ему о своей работе, и даже назвала школу — Торренс Хаус. (Могу поспорить, она называется Тормент Хаус!) Она рассказала, что не была настоящей учительницей, но что им нужен был кто-то, кто в колледже специализировался на латыни и греческом. Вряд ли кто-то подошел бы больше, чем она.

— А почему вы этим занимаетесь?

— Чтобы отличаться от других, наверно.

А потом она сказала ему то, что никогда не говорила мужчинам или парням, чтобы они не потеряли интерес к ней сию же минуту.

— А еще потому, что мне это нравится. Мне все это нравится. На самом деле!

Они пообедали вместе, выпили по стакану вина, а потом пошли в смотровой вагон, где сидели в темноте только вдвоем. На этот раз Джулиет взяла с собой свитер.

— Наверно, люди думают, что ночью здесь не на что смотреть, — сказал он. — Но посмотрите как видны звезды в ясную ночь.

Ночь и в самом деле была безоблачной. Луны не было, по крайней мере, пока. И звезды появлялись в плотной темноте, и тусклые и яркие одновременно. Как все, кто живет или работает на судах, он был хорошо знаком с картой звездного неба. Джулиет удалось найти только Большую Медведицу.

— Отсюда и пойдем, — сказал он. — Найдите две звезды напротив ручки ковша. Нашли? Это указатели. Следуйте от них вверх. Ведите и найдете Полярную звезду.

И так далее. Он нашел для нее Орион, который назвал самым главным созвездием в Северном полушарии зимой. И Сириус, который в это время года был самой яркой звездой на всем северном небе.

Джулиет нравилось, что он ей все это рассказывал. Но еще больше ей понравилось, когда пришла ее очередь рассказывать ему. Он знал названия, но не легенды, с ними связанные.