Звезда печали и любви

После уроков ее ждала тренировка. И новость, которую сообщил тренер Константин Петрович:

— Через месяц едем в Новосибирск на межзональные соревнования. Готовься! На этот раз ты обязана победить!

Ира ничего не ответила, направилась в раздевалку. Во время тренировки Константин Петрович заметил, что Ира, как никогда, рассеянна. Автоматически выполняет элементы на снарядах, думая о чем-то постороннем. Когда она в очередной раз упала с бревна, тренер не выдержал:

— Ира, что с тобой?

Та, опустив голову, смотрела себе под ноги.

— Ты что, заболела?

Она отрицательно покачала головой.

— Если не заболела, тогда почему ты так плохо сегодня работаешь?

Ира исподлобья смотрела на тренера.

— Константин Петрович, можно я домой пойду?

— А кто за тебя будет тренироваться. Может, я? — недовольно спросил тот.

Обухов ждал ответа, но она, словно провинившаяся ученица, молча смотрела себе под ноги.

— Может, у тебя проблемы в школе?

Ира отрицательно покачала головой. Константин Петрович впервые видел ее в таком состоянии. Всегда веселая, жизнерадостная, заводила в команде, сегодня Ира была совсем другой.

— Хорошо, можешь идти. Завтра утром, в шесть, тренировка.

Ира молча кивнула, направилась в раздевалку. Константин Петрович озабоченно посмотрел ей вслед. Он очень дорожил этой девочкой. За всю многолетнюю тренерскую работу ему впервые встретилась такая одаренная спортсменка. Он возлагал на нее большие надежды. Иру давно заметил и старший тренер сборной Советского Союза. По секрету Обухову поведали, что тот хочет привлечь Иру в команду «Олимпийские надежды». Было лестно, что его ученицу заметили в верхах, но в глубине души не хотелось, чтобы от него ускользнули лавры будущих ее побед. А в том, что у Иры будут большие победы, он не сомневался.

Ира вышла на улицу. Посмотрела на хмурое небо и медленно пошла домой.

Шла и ни о чем не хотела думать, но мысли возвращали ее в школу… Домой идти не хотелось и она до самого позднего вечера бесцельно бродила по улицам города.

Дарья Александровна, возвратившись с работы, переоделась и направилась в ванную. Проходя мимо комнаты дочери, увидела на столе разбросанные учебники. Зашла в комнату и стала складывать учебники. Ее взгляд остановился на раскрытом дневнике. Не веря своим глазам, взяла дневник в руки. Ошибки не было. По физкультуре стояла двойка. Перелистала страницы, увидела еще одну двойку по тому же предмету. Она растерянно окинула взглядом комнату, как будто разгадка таилась где-то здесь. Снова взяла дневник и лихорадочно стала перелистывать его. В дневнике стояли одни пятерки, кроме физкультуры.

Когда в прихожей раздался звонок, Дарья Александровна вздрогнула, вскочила с дивана и пошла открывать дверь. Перед ней, озябшая от холода, стояла дочь. Ира молча прошла мимо матери, направилась к себе. Дарья Александровна пошла за ней. Ира, словно не замечая ее, направилась в ванную. В таком поведении дочери было что-то новое. «Наверное, стыдно за двойки», — подумала Дарья Александровна. Прежнее решение учинить Ире разгон сменилось жалостью. Она видела, что дочь подавлена, и решила просто поговорить с ней, когда та выйдет из ванной. Но проходили минуты, а та и не думала выходить. Мать не выдержала.

— Ира, ужин стынет. Ты скоро выйдешь?

— Выхожу.

За столом Дарья Александровна несколько раз пыталась завести разговор про двойки, но каждый раз, глядя на печальное лицо дочери, откладывала его. Ира ела плохо. Мать не выдержала, спросила:

— Ты не заболела?

Ира отрицательно покачала головой.

— Как у тебя с учебой?

— Нормально, — вяло ответила Ира,

Дарья Александровна встала, вышла из кухни. Через минуту она вернулась и положила дневник перед дочерью.

— Объясни, что это значит? — она показала на двойку.

— Двойка, — беззвучным голосом ответила Ира.

— Я не слепая, вижу. Я спрашиваю, откуда и почему эта двойка?

Ира молчала. И сколько ни старалась Дарья Александровна выведать у дочери подробности, так и не смогла. Та, не реагируя на эмоциональный взрыв матери, как партизанка, упорно молчала.

Ночью, лежа в постели, Ира неподвижно смотрела в потолок. Сквозь хрустальные подвески люстры она неожиданно увидела лицо. Оно могло принадлежать только одному человеку. Ира вздохнула, улыбнулась и сладко уснула.

Утром Обухов не поверил своим глазам: перед ним стояла прежняя озорная Ира. Облегченно вздохнув, он начал тренировку.

А через два часа, подходя к школе, Ира еще издали увидела мать. Та стояла с Тамарой Михайловной, они о чем-то разговаривали.

— Мама, можно тебя на минуточку?

Дарья Александровна отошла в сторону.

— Ты зачем в школу пришла?

— Я пришла разобраться с твоими двойками.

— Иди домой, я сама разберусь.

— Надо было раньше разбираться. Тамара Михайловна уже рассказала, как учитель по физкультуре необоснованно поставил тебе двойки. Я это так не оставлю! Я хочу видеть директора и этого учителя.

— Мама, прошу тебя, иди домой. Не надо этого делать. Я сама виновата. Он ни при чем. Пожалуйста…

Она не договорила. К ним подошла директор школы. Ира уныло побрела в класс.

В кабинете у директора Дарья Александровна бросила дневник на стол.

— Объясните, что это за двойки?

Галина Анатольевна, стараясь не замечать раздраженного тона посетительницы, спокойно произнесла:

— Присаживайтесь. Сейчас мы разберемся, — директор взяла дневник, мельком взглянула на оценку, отложила в сторону. — Я уже в курсе. Вчера мне Тамара Михайловна об этом говорила, а сегодня по этому поводу мне предстоит разговор с учителем. Он у нас новый. В этом году закончил университет. Опыта не имеет, вот и допустил ошибку. Но это дело поправимое. Думаю, вам не стоит волноваться.

— Ваш ответ меня не удовлетворяет. Ире незаслуженно поставили двойки, и я хочу, чтобы этот учитель сейчас же, в моем присутствии, извинился перед дочерью и в журнале исправил двойки.

По-прежнему не обращая внимания на грубый тон, директор попыталась успокоить Наумову. Ей не хотелось идти на конфронтацию с этой родительницей. Перед ней сидела жена зампредседателя горисполкома, а всякая ссора с такими персонами чревата последствиями не только для нее, а в целом для школы. Поэтому, с трудом сдерживая свое возмущение, директор вновь попыталась ее успокоить:

— Дарья Александровна, то, что вы требуете, невозможно.

— Почему невозможно? — вскинув брови, спросила та. — Тамара Михайловна мне рассказала, что Ира плакала, и ей с большим трудом удалось ее успокоить.

— Дарья Александровна, вы в курсе, что Ира не ходит на уроки физкультуры?

— Да, в курсе. Если мне память не изменяет, она освобождена от урока физкультуры.

— Да, вы правы. Бывший учитель физкультуры действительно освободил Иру от своих уроков, на что он не имел права. А новый учитель потребовал, чтобы она посещала его уроки, но Ира категорически отказалась выполнять это требование.

— Я что-то вас не пойму… Вы что, оправдываете учителя?!

— Он прав, когда требует, чтобы Ира ходила на уроки, а вот необоснованные двойки я не оправдываю, и по этому поводу сегодня, после уроков, у меня с ним беседа.

— Я требую, чтобы беседа состоялась именно сейчас, в моем присутствии!

— Но у него сейчас уроки, и я не имею права срывать их! Приходите к двум часам и мы поговорим.

Наумова с негодованием отвергла это разумное предложение.

— Если вы сейчас же его не вызовете, то дальнейшая наша беседа состоится в кабинете у заведующего гороно!

Некоторое время Галина Анатольевна молча смотрела перед собой. Всегда корректная, вежливая в общении с учителями и посетителями, никогда и ни при каких обстоятельствах не позволяющая себе повысить голос, на этот раз она не выдержала. Надменный и приказной тон Дарьи Александровны задел за живое и она резко ответила:

— Нет, учителя с урока отзывать я не буду! А вы не позволяйте себе впредь разговаривать со мной таким неподобающим тоном!