Негасимое пламя
Негасимое пламя читать книгу онлайн
Последний роман австралийской писательницы-коммунистки Катарины Сусанны Причард (1884–1969) посвящён борьбе за мир, разоружение, против ядерной войны.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Слезы хлынули из глаз Миффанви. И она зарылась лицом в подушки.
— О Робби, дорогой, — прошептала она, — если бы я могла передавить всех их утят!
Глава III
Он уронил перо. Под письмом, отпечатанным на машинке, резко выделялась его подпись: Дэвид Дилейн Ивенс. Чернила казались темнее, чем обычно; каждая буква выступала с такой отчетливостью, словно ее вывели жирным шрифтом, как на плакате. Дэвида страшило принятое им решение.
Месяцы нерешительности, нервного напряжения, смутных раздумий и бессонных ночей — все отразилось в этом письме. И вот наконец мысли его прояснились. Решительный шаг сделан: он отказался от поста главного редактора и коммерческого директора газет «Дейли диспетч» и «Уикли баджет».
«А Роб все равно убит!» — прозвенело у него в мозгу.
Эти слова снова всплыли в его сознании, словно глумясь над ним. Так было с той самой минуты, как он впервые услышал их, и все те долгие недели, когда он тщетно пытался забыться в водовороте дел.
По вечерам он читал все, что могло пролить свет на события этой войны, и среди других материалов — книгу И.-Ф. Стоуна «Закулисная история войны в Корее».
Книга была написана на основе документов и официальных сообщений. Он впервые узнал оттуда, что Совет Безопасности Организации Объединенных Наций был вынужден поддержать акцию Соединенных Штатов в Корее; что телеграмма из ста семидесяти одного слова от посла Соединенных Штатов была перефразирована и сокращена до тридцати восьми слов и в этом варианте представлена на рассмотрение Трюгве Ли лишь спустя пять часов после получения ее Государственным департаментом.
В то время еще оставалось неясным, какая из сторон первой открыла военные действия. Северные корейцы утверждали, по словам Стоуна, что «они перешли в контрнаступление, отражая нападение врага, вторгшегося на их территорию в трех пунктах». Это, однако, могло и не соответствовать истине. С другой стороны, не исключено, что южные корейцы намеренно спровоцировали конфликт тремя атаками на границе.
Дэвид искал встреч с фронтовиками, вернувшимися в Австралию из-за ранения или по болезни, выслушивал их истории и рассказы о пережитом. Один парнишка, по имени Брайан Макнамара, служил в том же взводе, что и Роб. Это он рассказал Дэвиду о сражении при Чиппийонги, в котором сам был ранен, и о том, что тело Роба нашли в глубоком снегу несколько дней спустя. Дэвид старался отогнать от себя картину, нарисованную Макнамарой, хотя она навеки запечатлелась в его душе, терзая напоминанием об одинокой и мучительной смерти сына.
Глаза Дэвида обратились к мутному окну, возле которого стоял его письменный стол. Он видел отсюда бесчисленные сверкающие провода, скрещивающиеся над сортировочной станцией, и ветви оголенных деревьев, чернеющих в ранних сумерках под моросящим дождем.
Этот вид из окна и небольшой кабинет с книжными полками по стенам составляли неотъемлемую часть его жизни. До недавнего времени его письменный стол и кресло стояли в гораздо более просторном помещении, где собирался совет директоров, размещавшихся по обе стороны длинного полированного стола, с председателем во главе; он же занимал место в противоположном конце комнаты. Но теперь резная деревянная перегородка отделяла зал заседаний от его редакторского убежища.
В серых глазах Дэвида светилась улыбка, но ей противоречили горькие складки у рта, выдающие внутреннее страдание. Прядь блестящих черных волос упала на лоб — в ней уже стали заметны серебряные нити. Он сидел задумавшись, глубоко уйдя в свое кресло. Его изящно очерченное нервное лицо казалось болезненным и изможденным. И все же, несмотря на крайнюю усталость, в этом человеке угадывалась скрытая сила жизни. С горьким сарказмом перебирал он в памяти события прошлого.
За окном, сквозь сетку дождя, мерцали огни города. Они мерцали, дробились и вспыхивали, и так же мерцали, дробились и вспыхивали мысли Дэвида.
Что говорили ему люди? В клубах, в поездах?
— Вы сделали «Диспетч» солидной газетой, Ивенс.
— Прежде «Диспетч» была сомнительным листком, мистер Ивенс. Помнится, жена не разрешала мне приносить ее домой. Вы вытащили эту газету из сточной канавы!
Он любил по утрам ездить в город поездом и так же поездом возвращался домой, хотя в гараже у него в те дни уже стоял роскошный «хилман-минкс». Он говорил своим, что считает для себя полезным постоянно ощущать общественный пульс, быть в курсе того, о чем думают и что говорят читатели его газеты. По той же причине время от времени он бродил по улицам, вступая в разговоры с незнакомыми людьми.
Да, он действительно создал из «Диспетч» настоящую газету, — Дэвид знал это. Оп вымел с ее страниц порнографическую грязь: подробные судебные отчеты о скандальных процессах, сенсационные сообщения об убийствах и сексуальных извращениях. Он превратил «Диспетч» в газету, которую можно было принести домой, дать прочесть жене и детям, хотя и понимал, что без сдержанной критики нравов газете не обойтись.
Даже в самых добропорядочных людях живет скрытое любопытство, желание узнать подноготную своего ближнего, услышать историю преступления, связанного с тайным пороком или насилием. Ни одна газета не может позволить себе пренебречь этим фактом. Нужно было учитывать такого рода интерес читателей, не разжигая при этом нездоровых страстей отвратительными подробностями. Его помощники считали, что Дэвид избрал для газеты довольно опасное пуританское направление, тем не менее оно приносило газете постоянный доход.
Экономический кризис нанес акционерной компании «Диспетч лимитед» сокрушительный удар; терпя убытки на каждом экземпляре газеты, она неотвратимо шла навстречу катастрофе. Но, благодаря Ивенсу, за двадцать лет его работы в качестве главного редактора и коммерческого директора газеты, тираж ее возрос сначала вдвое, потом втрое и наконец вчетверо, и вот теперь «Диспетч» могла похвастаться самыми высокими тиражами по сравнению с любой ежедневной столичной газетой. Вся энергия и энтузиазм Дэвида были брошены на привлечение читателей и расширение рекламы. С раннего утра но всему городу расклеивались броские плакаты, обещавшие сенсационные сообщения в вечерних выпусках газеты. Специальные выпуски: городские, спортивные, местные, последних известий — были рассчитаны на то, чтобы удовлетворить самые разнообразные запросы и распространить «Диспетч» по всей стране.
«Мы печатаем всю информацию, заслуживающую опубликования». По настоянию Дэвида этот девиз стоял на первой полосе «Диспетч». Под таким же девизом выступали и другие газеты. Интересно, удается ли редакторам этих газет осуществлять свои принципы? Дэвид знал, что ему это не удается. Он располагал далеко не всей заслуживающей опубликования информацией, а только той, что допускалась правлением газеты. За этой информацией он гонялся и добросовестно ее обрабатывал, стремясь сделать свою газету не только «первой но выпуску последних известий», но еще и самой яркой, самой популярной и влиятельной газетой в городе.
Свою газету? Что за нелепость этот собственнический инстинкт, привязывающий его к «Диспетч»! Газета принадлежала ему не больше, чем огромное здание, вмещавшее в себя весь сложный издательский механизм, хотя в течение многих лет именно он отвечал за ее ежедневный выпуск. Словно какие-то невидимые нити протягивались от него к газете и поддерживали ее с той самой минуты, когда он утром входил в свой кабинет и вплоть до вечера, когда последний экземпляр ее выбрасывался машиной и поступал в газетный киоск.
Кто же теперь займет его кресло? Кто примет на себя обязанности главного редактора и коммерческого директора «Дейли диспетч» и «Уикли баджет»?
«А не все ли равно, меня это уже не касается», — утешал себя Дэвид. Впрочем, он отнюдь не хотел покинуть «Диспетч» на произвол судьбы, причинить ей ущерб. Ничто не должно помешать свершению ежедневного чуда — выходу газеты, которой он руководил в течение двадцати лет.
Впрочем, никакого чуда здесь не было, говорил себе Дэвид. Не было ничего, кроме тщательного планирования и четкой организации. Каждый шаг, каждое звено сложного производственного процесса надо было всесторонне продумать, чтобы весь механизм работал слаженно. Порою ворвавшиеся в последний момент новости порождали хаос и временное замешательство в делах. Приходилось срочно переверстывать целые полосы, менять заголовки, брать по телефону интервью и с молниеносной быстротой писать новые статьи. В спешке и возбуждении мысль и руки работали быстро и напряженно. Но что бы ни случалось, не было никакой поблажки: святая обязанность редактора выполнялась им с неукоснительной точностью — газета выходила в срок; выпуск за выпуском своевременно загружался в поезда и самолеты. Об усталости думать не приходилось, если удавалось «обскакать» утренние газеты, раньше всех опубликовав какое-нибудь сенсационное сообщение.