Негасимое пламя

— Мы можем платить вам только одни фунт в неделю, — сказала Клер, подумав, что если Герти будет следить за домом в течение дня, Мифф, по крайней мере, снова станет посещать школу.

Герти пришла в восторг.

— Сроду не видала такой уймы денег! — воскликнула она.

— Мисс Миффанви объяснит вам что делать, — слабым голосом проговорила Клер и бессильно откинулась на подушки.

Миффанви взяла Герти под свое покровительство; она испытывала жалость к этой девушке, которую, как брошенного котенка, подобрал на улице ее отец и привел к ним в дом.

Герти сразу же весело и бурно принялась за работу, усердно орудуя метлой и грохоча посудой; правда, она не столько мыла ее, сколько била, но Миффанви все же научила Герти тому немногому, что знала сама по части стряпни и уборки. Первые шаги в домоводстве Мифф делала под руководством своей бабушки, матери Дэвида, в честь которой получила свое имя.

Иногда, во время каникул, бабушка приучала девочку к порядку и давала ей советы, как «не вываривать все полезное из овощей». Герти напомнила Миффанви, что она пришла к ним спасти душу мистера Ивенса, но все же обещала постараться как можно лучше выполнять и всю работу по хозяйству.

— А ты не заботься о его душе, — посоветовала Миффанви, — ты мой посуду, подметай и приглядывай за мамой, пока я в школе, и папа будет тебе благодарен. Только смотри не прибирай в его кабинете и не трогай там ни одной бумажки! Не вздумай этого делать — слышишь? Не то берегись! Он устроит тебе такое, что чертям тошно станет!

— Ух ты! — Герти вытаращила на нее из-под очков свои маленькие косые глазки. — Ну и чудная же у вас семейка! Но вы мне нравитесь, мисс Миффанви!

Мифф с неодобреньем отнеслась к словечку «мисс», которое Клер сочла нужным прибавлять к ее имени в разговорах с Герти.

— Не называй меня «мисс», — сказала девочка.

— Но так велела вас называть ваша мама, — запротестовала Герти, — и, по-моему, это правильно, ведь вы старшая дочка.

— Я скажу маме, что мне это неприятно. В конце концов ты немногим старше меня; и потом, ведь ты окажешь мне большую услугу, если станешь ухаживать за мамой и присматривать за Гвенни, пока мы с Нийлом будем в школе.

— Бог поможет мне, — заверила ее Герти.

Вскоре она уже вела все хозяйство, давая указания каждому, что ему надлежит делать, и, отчаянно фальшивя, распевала целыми днями церковные гимны, а по вечерам громко молилась в своей комнате за мистера и «миссус» Ивенс и за мисс Миффанви.

Она всем сердцем привязалась к Мифф, полная страстной благодарности за ее простое, дружеское отношение, но по-прежнему называла ее «мисс». «Мисс Мифф» превращалась в «мисс Ивенс» только в том случае, если Герти бывала обижена или же в минуту раздражения, когда она грозила «уведомить об уходе». Но она отнюдь не имела намерения привести свою угрозу в исполнение. И Миффанви это знала.

Герти было приятно, что ее приняли в семье как свою. Может быть по этой причине она никогда не называла Гвен «мисс», а Нийла «мистером», как, по мнению Клер, того требовал этикет. И Клер не настаивала. Ивенсы понемногу привыкли к Герти, и Герти привыкла к Ивенсам, довольная тем, что к ней здесь хорошо относятся и считают членом семьи, что после одиноких жизненных скитаний она нашла наконец пристанище и людей, которым нужна.

Вернувшись однажды с молитвенного собрания, на которое ее пригласил булочник, Герти объявила, что она теперь «новообращенная» — адвентистка Седьмого дня.

— До чего ж хорошая религия! — сказала она Миффанви. — Меня называют теперь «Сестра Герти»!

Спустя несколько месяцев после рождения Роба, Клер пришлось снова лечь в больницу на операцию. Расстроенная, вся в слезах, поведала она Миффанви, что больше никогда не сможет иметь детей. Прошло немало времени, прежде чем силы ее восстановились.

Герти и Миффанви взяли на себя заботу о малыше, ревниво и критически относясь к стараниям друг друга. Главная беда заключалась в том, что Герти полностью завладела Робом; Миффанви жаловалась, что ее лишили законного права кормить и купать маленького братца, или укачивать его перед сном даже в те часы, когда она бывала дома. Клер не вмешивалась в это соперничество. Шло время, и малыш привык признавать над собой власть Герти и Миффанви. Мать мерцала где-то на втором плане — нежное, любящее, снисходительное существо: она никогда не заставляла Роба делать то, чего ему не хотелось.

В памяти Миффанви всплыло одно воспоминание из его раннего детства: Роб, весело шлепая по лужам, преследует выводок утят. Герти, выходившая их, в неистовом волнении несется следом. Роб нечаянно наступает на утенка, и тут Герти с размаху дает ему затрещину.

С отчаянным воплем: «Я передавлю всех ее утят!» — Роб бросился к Миффанви. Эта фраза стала крылатой в их семье — ее вспоминали всякий раз, когда кто-нибудь искал возмездия за нанесенную ему обиду.

Когда Клер поправилась настолько, что снова могла взять в свои руки бразды правления, обнаружилось, что Герти во многих отношениях просто невыносима. Увлеченная веселой игрой с Робом и Гвен, она забывала после завтрака вымыть посуду, пропускала мимо ушей распоряжения Клер о том, что готовить на обед и как крахмалить скатерти. Не раз случалось, что в день, когда к обеду бывали приглашены гости, в доме не находилось чистой скатерти, а на второе подавалась вареная баранина вместо жаркого, заказанного Клер ради торжественного случая.

— Ты гадкая, своенравная, злая девчонка! — в отчаянье кричала Клер.

Герти же, привыкшая относиться к Клер, как к больной, нисколько этим не огорчалась; считая себя самым благочестивым членом семьи, она обычно не обращала никакого внимания на подобные возгласы и, чтобы заглушить их, принималась во весь голос распевать духовные гимны. Но порою Герти все-таки обижалась на Клер и тогда бросала все дела, не желая даже пальцем шевельнуть. Она дулась до тех пор, пока Мифф не успокаивала ее оскорбленные чувства и не принималась за дело сама, исправляя промахи Герти. И все же, несмотря на эти ссоры, Клер и Герти любили друг друга, и каждая относилась терпимо к слабостям другой.

В школьные годы Роб нередко дразнил Герти и приводил ее в ярость, таская у нее из-под носа сладкие пирожки и нарочно оставляя следы грязных башмаков на свежевымытом полу. Клер жаловалась, что из всех ее детей Роб причиняет ей больше всего беспокойства. Сладить с ним Клер было явно не под силу. Когда Роб убегал с уроков или приносил из школы табель с позорно низкими оценками, Клер поручала его заботам Миффанви.

На Дэвида рассчитывать не приходилось: он относился к подобным провинностям детей, как к чему-то забавному. Клер утверждала, что справиться с Робом может одна Миффанви. И Мифф было приятно думать, что она умеет обуздывать буйные порывы младшего брата. Опа помогала ему в уроках, ходила с ним на экскурсии и «болела» за пего, когда он играл в футбол.

Так продолжалось до тех пор, пока она не кончила курс машинописи и стенографии и не устроилась на работу в контору профсоюза. В этом был повинен Билл. Билл Берри. Студент Коммерческого колледжа, где он учился вместе с Мифф, хотя вообще-то работал в доках. В колледж он поступил, чтобы наверстать то, что было им упущено в школе в годы детства. Билл, кроме того, был футболистом. В ответственных матчах он играл за Ричмонд. Они с Робом сразу нашли общий язык и отлично ладили друг с другом, пока Роб, окончив школу, не стал работать в «Диспетч». И тогда Миффанви показалось, что она потеряла брата. Их пути разошлись, и они все больше и больше стали расходиться во взглядах.

В деревьях под окном защебетала птица. В слабом свете зари уже можно было различить их серебристо-серые стволы. Вдали закуковала кукушка, и ее жалоба отозвалась в печальном сердце Миффанви. Опа вздрогнула, внезапно ощутив холод, и очнулась от видений прошлого, которые унесли ее так далеко от событий минувшего дня.

Светало. Надо было постараться уснуть. Слишком усталая, не в силах раздеться, она бросилась на постель и натянула на себя стеганое пуховое одеяло. Воспоминания о Робе, о их жизни в семье вывели Мифф из оцепенения, охватившего ее после звонка Герти. Утром, прочтя телеграмму, она не ощущала ничего, кроме страшного, безмерного горя. А теперь словно чья-то огромная рука, весь день сжимавшая ее сердце, тихонько разжалась. Боль утраты стала утихать. Но она знала, что никогда не сможет примириться с гибелью этой сильной молодой жизни, с потерей дорогого ей существа. Никогда не сможет забыть, что Роб стал жертвой исступленного военного психоза и преступных махинаций, приведших к войне. Нет, людям, которые обманывали юношей, таких, как Роб, посылая их на смерть, — этим людям вовек не будет прощенья!