Наследство Карны

Она достала портфель, разложила бумаги на потертой кушетке — чертежи, документы — и больше уже не делала попыток оправдать свои действия.

— Начнем с верфи.

Она объясняла, показывала, называла цифры, прочла договор о финансовой ответственности компаньонов. Не ожидая согласия или возражений, начала объяснять чертежи. Фундамент они заложат еще до снега. А весной уже смогут принять первые заказы. К лету, то есть в июне 1879 года, верфь будет готова!

Андерса захватил ее рассказ.

— Я только не понимаю, кто финансирует пятую часть расходов? — спросил он.

Дина показала на пункт в договоре, в котором говорилось, что Олаисен и она вносят по две пятых наличными. А одну пятую покроет Олаисен, заложив свой дом. С этим уже все в порядке. Каждый из компаньонов имеет преимущественное право выкупить долю партнера, если тот по какой-либо причине захочет выйти из дела, возможно, не справившись со своими обязательствами. Кроме того, у них есть письменный договор, предусматривающий, что в случае возникновения серьезных разногласий между партнерами каждый имеет право без предупреждения изъять из дела вложенные им средства.

— Предположим, вы поссоритесь и он изымет свою долю? — спросил Андерс.

— Я не пропаду, — улыбнулась Дина.

— А если это сделаешь ты? — спросила Анна.

Дина пожала плечами:

— Это уже забота Олаисена. Он взял заем под заклад своей недвижимости и вряд ли захочет ссориться со мной.

— Как бы там ни было, доля Олаисена на одну пятую больше твоей, значит, преимущество на его стороне, — заметил Андерс.

— Это справедливо. Идея принадлежит ему. Он провел предварительную работу и рискует, взяв заем. А я только вкладываю деньги, чтобы в будущем получать прибыль.

Дина по очереди оглядела всех. Они молчали, и она взяла последнюю стопку документов.

— А если ваше дело провалится? — мрачно спросил Вениамин.

— Ни одно прежнее дело Олаисена не провалилось, так же как и мое. Почему вы думаете, что теперь чутье нас обманет? Нашим судовладельцам приходится прибегать к услугам верфей на юге. Чтобы переделать шхуну в пароход, Олаисену пришлось отправиться в Трондхейм. Почему этим нельзя заняться у нас? Но мы начнем с небольших ботов, а там будет видно. Верфь для больших стальных судов? Что скажете?

— Ты сумасшедшая, — произнес Вениамин. — Что тебе известно о таких судах?

— Мне ничего, а другим известно. Хотя бы в Германии.

— Ты могла бы пустить эти деньги на Рейнснес, поставить его на ноги.

Они поняли, что терпению Дины есть предел. Она нахмурила брови, погасила сигару и наклонилась к Вениамину:

— И чем же мы в Рейнснесе станем заниматься? На что мы все вместе с ним будем существовать, когда деньги кончатся? На твое докторское жалованье?

Вениамин изменился в лице.

— Поступай как знаешь! — Он встал и хотел уйти. Уже стоя на пороге, он спросил, намерена ли она жить в Норвегии, пока строится верфь.

— Да! И в Рейнснесе, и в Страндстедете!

Он посмотрел на нее с безнадежным отчаянием:

— А Андерс? Поедет с тобой в Страндстедет? Или он годен только для разового употребления?

Анна вскочила и бросилась на Вениамина. Заколотила кулаками ему в грудь. Из горла у нее вырвался странный звук. Но это были не рыдания.

Дина громко задышала. Дыхание со свистом вырывалось у нее изо рта.

— Вениамин! — с грозным спокойствием одернула она его.

Он вышел в лавку и сел на стул перед прилавком. Долго переводил глаза с ящика на ящик. Некоторые были приоткрыты, и из них доносился древний, столетний запах. Столетний? А может, и старше. Ему вдруг захотелось узнать, сколько лет в Рейнснесе держали лавку. Историю Рейнснеса. Теперь эта история подошла к концу, а никто даже пальцем не шевельнул, чтобы помешать этому. Даже он.

Знакомое чувство бессилия овладело им. Маленький мальчик ждал, когда его всемогущая мать, Дина Грёнэльв, закончит обсуждать дела в конторе.

Видения вились у него в голове, как змеи. В нем вспыхнула ярость. Глаза застлал красный туман, и все потеряло значение. Он утратил власть над собой.

Не помня себя, Вениамин ворвался в контору. Он даже не взглянул на троицу, которая снова склонилась над бумагами Дины. Плевать ему на то, чем они заняты! Он должен сказать ей все, что думает!

Они подняли на него глаза.

— Можешь уезжать и возвращаться домой сколько тебе угодно, Дина, но предупреждаю тебя: не маши у нас перед носом деньгами, которые могли бы спасти Рейнснес и которые ты пустила на осуществление мечты Олаисена!

Дина первая оправилась от удивления.

— Сказано без обиняков! Но я не закладываю Рейнснес. Напротив, хочу привести его в порядок. И для этого не беру взаймы ни одного эре.

Ее тон еще больше разозлил Вениамина.

— Пусть ты бросила меня, Андерса, Рейнснес, но от покойников тебе не сбежать!

Дина положила обе ладони на стол и села в крутящееся кресло. Оно слегка скрипнуло.

— А вот об этом ты мог бы выразиться и яснее, — шепотом сказала она и с вызовом посмотрела на него.

— Помнишь русского? Он являлся тебе в эти годы? Выстрел грянул осенью пятьдесят шестого!

— Вениамин! — Андерс прибегнул к командирскому тону. Но Вениамин и не думал повиноваться:

— Помнишь, как он лежал? Помнишь кровь?

Теперь в голосе Андерса звучала мольба:

— Ради Бога, Вениамин… подумай о позоре, что ты можешь навлечь на нас…

Но Вениамин выплескивал Дине в лицо, которого уже не видел, один ушат за другим. Кричал о мальчике из Рейнснеса, который только в Копенгагене, уже став доктором медицины, узнал, кто его отец! Сопливый мальчишка год за годом копил свои обиды. Теперь они вырвались наружу. Он припомнил все разы, когда она переставала быть матерью и становилась только Диной Грёнэльв. Припомнил, что она заставила его жить с трупом. А потом взяла и уехала от них! Сбежала! Он был для нее все равно что картонка для шляп, которую необязательно брать с собой. И Андерс тоже. Теперь дошла очередь до Рейнснеса. Она сметает их всех со своего пути, как грязь!

Он был опьянен своими словами. Или они были его оружием? Наконец!

Помнит ли она, как однажды спросила у него, что такое любовь? Любовь? Черт ее видел, эту любовь! Стоило любви объявиться в Рейнснесе, как ее убивали. Благодаря ей! Ей!

Он погрозил Дине пальцем таким жестом, которому позавидовал бы любой проповедник. Невидимая ветряная мельница молола и молола слова, слетавшие с его губ. Накопившиеся с годами бессилие и ревность отталкивали друг друга и старались обратить на себя внимание.

Наконец Вениамин почувствовал себя опустошенным. Он съежился, как ссохшаяся шкурка. Его речь замедлилась, но он не замолчал, а снова потребовал, Дина вспомнила лежавшего в вереске русского.

— Он был убит! — крикнул вдруг Вениамин, будто только что нашел подходящее слово, и всхлипнул. После этого наступила тишина.

Анна не спускала с него глаз, этого человека она видела впервые. Потом, словно защищаясь, обхватила себя руками.

Дина все время следила за Вениамином. В лице у нее не было ни кровинки. Когда он наконец замолчал, она тяжело вздохнула. Казалось, этот взрыв принес ей облегчение.

— Это все, Вениамин? — прошептала она.

Почти неслышный звук заставил их обратить внимание на Андерса. Он странно сжался, пытаясь просунуть руку под жилетку. Потом словно опал. Его тело попыталось освободиться от кресла, но не смогло, потому что левая рука вцепилась в подлокотник.

И тут же раздался грохот, вызванный уже не телом Андерса, а креслом. Его углы со скрежетом процарапали пол. Сам же Андерс, не издав ни звука, полулежал в опрокинувшемся кресле.

Но благодаря ему к конторе вернулось ее былое достоинство.

Спустя мгновение — а может, целую жизнь? — доктор Грёнэльв стоял перед ним на дрожащих коленях и констатировал смерть.

У Андерса остановилось сердце.

Карна еще издали услыхала, что папа на что-то сердится. Но не остановилась. Она бежала, чтобы передать ему срочное сообщение!