Целитель

– Да, ты провел его где-то не совсем здесь. Но пусть тебя это не волнует.

– Ничего себе! А как же…

– Твои родные уведомлены, что срочно пришлось выехать в служебную командировку. Все необходимые бумаги имеются, так что не волнуйся, тем более, что тебе сейчас волнение строго запрещено. Спокойствие, нормальное питание и полное одиночество – вот сейчас основные составляющие твоего выздоровления.

Заметив мой недоверчивый взгляд, она поспешила успокоить.

– Одиночества ровно столько, сколько необходимо. Я понимаю, тебе сейчас не терпится узнать некоторые подробности, но всё потом. Сейчас поднимайся, иди в душ. Завтрак и прогулка на свежем воздухе. Я не смогу тебя сопровождать, потому что срочные дела требуют меня к себе. Разрешаю задать всего один вопрос.

– Тина, вы учились на два курса старше меня, вместе с Александром Рыхлюком. Что с ним сталось? Где он теперь?

Она вздрогнула, будто уколотая в самое сердце.

– Он погиб, – ответила тихо. – Погиб именно в тот год и почти в том же месте, где тебе удалось выжить. Он погиб, в общепринятом смысле этого слова.

Саша! Высокий, красивый, с атлетической фигурой и чистейшими голубыми глазами. Настоящий славянин, умница и поэт.

– Он…

Тогда я не обратил внимание на этот «общепринятый смысл» и хотел спросить, как погиб и имел ли отношение к движению Света. Но Тина предугадала мой вопрос, а может быть умела читать мысли. Она просто ответила одним движением губ:

– Да…

Но легче мне почему-то не стало.

Впоследствии, прогуливаясь по солнечной местности Центральной Украины, любуюсь на шикарную буйную природу, вдыхая её чудесные запахи, я часто вспоминал первые наши сказанные слова, и всё более убеждался, что чувствую себя, как солдат после ранения, на лечении в госпитале. Но война где-то идет. И на неё придется возвращаться. И велика, ох, велика ещё вероятность погибнуть.

Об этом косвенно свидетельствовало несколько фраз, в задумчивости сказанных Тиной. …

«… война – это грязь, и обычно нападение планируют только полные отморозки, а вторжение осуществляют подонки. И они будут развивать свой успех до тех пор, пока перед ними не встанут точно такие же, отличающиеся лишь формой… Война – удел подонков. И весь огромный вопрос состоит исключительно в том, чего они хотят: взять чужое, или не отдать своё».

Но мне не хотелось портить впечатлений от одиночества, от непосредственного общения с природой, поэтому чаще всего такие слова я старался пропускать своим ходом, не зацикливаясь на них. Никак они не гармонировали со всем, что меня теперь окружало.

Картины, на которых располагались пышные белые липы, большие красивые дубы, – всё было пропитано целебным воздухом, громоздились в голове, теснясь и толкаясь.

И всё чаще возникало желание переносить их на бумагу, освобождая место для новых. Прекрасное ремесло: запечатлевать мелькающие мгновения, писать, придумывать ситуации, искать новые сравнения, словообороты. А главное, из всего вороха необъятного выловить хорошую мысль. Ведь, как правило, с хорошей мысли человека сбивает всё и всегда, словно не желая, чтобы мысль эта (впрочем, вовремя не занесённая на бумагу) была донесена до большинства…

Если бы Создатель подарил мне две жизни, или эту – одну – сделал более продолжительной, я бы больше времени искал, изобретал словесные конструкции, записывал…

Как-то обнаружил на столе гелевую ручку и чистые листы бумаги. Меня это обрадовало, как встреча с добрыми старыми знакомыми. В этот момент я физически ощутил шорох написания страниц… И подумал: хорошо, что не компьютер!

Нет, современную технику я уважал за её простоту и надежность, а главное – возможность маневра в виде исправлений. Но первоначально мне необходимо писать на бумаге. Сердце, голова, рука, кровь – и всё это сливается на листок, посредством которого и осуществляется связь с живой природой.

Компьютер хорош, но он мёртв, он для констатации фактов.

Стихи, проза… О возможности творить иногда уже забывается. А как я в детстве любил стихи! Я зачитывался Пушкиным, Лермонтовым, Буниным, Есениным… Но самому писать захотелось только после прочтения сборника стихов Николая Рубцова «Зелёные цветы». Я восхищался красотой и доступностью строк. И подумал, что сумею так, ведь нас волнует одно и то же.

Прекрасна судьба художника своим примером открывать пути для творчества других.

Тогда я ещё не мог знать и даже представить, что буду жить в том самом общежитие, в котором жил Николай Михайлович, и даже в той самой комнате на третьем этаже, с легендарной надписью на обоях: «Когда я буду умирать, а умирать я точно буду, Вы загляните под кровать, и сдайте винную посуду».

_________________________

Тина не «отягощала» своим присутствием, давая возможность побыть одному, привести мысли в порядок и осознать значение произошедшего.

Я прогуливался по окрестностям, иногда забираясь куда-то глубоко и далеко, но почему-то ни разу никого не встретил. Да мне и не хотелось. Одиночество вполне устраивало, в нём я обретал часть курса исцеления.

Через несколько дней Тина пришла, дабы проверить моё состояние.

Был разговор.

– Судя по характеру ранения, – сказала она, сразу переходя к делу, – тебя не хотели убивать.

– Вы хотите сказать…

– Да, удар был болючим и полностью выводящим из строя. Я имею в виду первый удар. Второй – фиксирующий, как контрольный выстрел, что ли… Но убивать тебя не хотели. Порез осуществлён с хирургической точностью. Расчёт сделан на полный паралич, который и должен был тебя настигнуть во время лечения в вашей больнице.

– Но ведь эти одичавшие быки были в таком состоянии…

– Не забывай, пожалуйста, – мягко перебила она, – что быков этих водят на веревочке, и они получают чёткие инструкции на всякий конкретный случай, прямо в свой бычиный мозг. А использование парализованных апологетов Света стало входить в обычную практику противоположной стороны. Когда мы не поспеваем, а такое бывает! – добавила она сердито. – Мы не можем поспеть везде и всюду. Нас слишком мало. А некоторые на лечении.

Она посмотрела на меня и улыбнулась, отходя от своих мыслей. Потом положила свою бархатную ладонь мне на руку.

– Прости, я имела в виду совсем другую ситуацию. Твои активные действия ещё впереди. Иначе не было бы смысла тебя спасать.

– Понимаю, что меня выхаживают не за красивые глаза, – буркнул я.

– Именно! – подтвердила она и вдруг жёстко добавила. – Как сказано в одной из самых умных книг человечества: «Погибели предшествует гордость, и падению надменность». И давай к этому вопросу больше не возвращаться. На земле несколько миллиардов людей, и половина активно поддерживает обратную сторону. Нас не так уж много, но мы стараемся ценить каждого. А вот что касательно тебя – произошло некое…

Она старалась подыскать слово.

– … чудо, что ли… Случайностей у нас не бывает. Я всё равно должна была прилететь в Казахстан и познакомиться с тобой… Но произошел странный выплеск чёрной энергии. И мы теперь соображаем, не к моему ли приезду он был приурочен?

И опять, предупреждая мой вопрос.

– Ещё раз говорю, и более повторять не буду. Ты здесь не случайно. Случайностей у нас вообще не бывает.

Она дирижерски взмахнула руками и попросила.

– Если желаешь, проведём небольшой эксперимент.

– Что вы имеете в виду?

– Сейчас увидишь. Дай-ка мне любой листок с твоего письменного стола, первый попавшийся.

Я подошёл к бумагам, закрыл глаза, пошарил рукой по черновикам и вытащил лист. Отдал Тине, не глядя.

Она стала читать вслух.

… В непроходимом сумрачном лесу, заплутавшая меж могучих елей и величественных кедров, оставленная всем суетным миром, одиноко покоилась Обитель.

Вести извне поступали сюда редко: либо с заплутавшими путниками, либо провидением Создателя.

Когда широким атласным покрывалом ложилась ночь, в единственном деревянном Храме Обители зажигали свечи, и вставали на молитву пятеро согбенных старцев.